Командующий силами области Ш а п о в а л о в.
Начальник штаба К о н д у р у ш к и н.
Но об этом приказе мы узнали лишь значительно позже, как и вообще с большим опозданьем узнавали о том, что творится по области: мы поглощены были Верным и поглощены едва ли не на 80 - 90%: и работа, и время, и техника связи не позволяли нам целую неделю быть воистину областным центром...
Итак, очищалась крепость, оттуда уходило большинство частей. Как будто жизнь входила в нормальное русло. Закрывалась целая полоса, события переваливали за четвертые сутки.
Как бы там ни было, а мятеж оконченным мы не считали. Мы не могли поверить, что движение, имеющее под собою столь глубокие социально-экономические корни, сможет закончиться на таких в сущности... пустяках. В самом деле, разве это не пустяки для восставших? Дали им возможность послать своих представителей в военсовет и облревком. А дальше что? А дальше - остается у кормила та же центральная власть, та же пролетарская диктатура. Словом, "все по-старому". Наиболее из них сообразительные, разумеется, понимали, что в военсовете, например, не Чеусов с Петровым будут руководить делом, а все мы же, которые им руководили и раньше. Так будет в военсовете, так будет и в облревкоме. Так будет и всегда и повсюду, где мы у власти. Следовательно, и требования все останутся прежние:
Из Семиречья войскам идти на Фергану, помогать там против басмачей.
Продразверстку выполнять так, как это указывает центр.
Киргизов больше не эксплуатировать.
Бригаду киргизскую продолжать формировать.
Трибунал и особотдел восстановить...
И так далее, и так далее...
Так зачем же было и огород городить, на что было подымать восстание? Весь мятежный сыр-бор из-за того лишь и загорелся, что эти к о р е н н ы е, глубокие требования семирекам показались осуществимыми: все долой и все по-своему! А теперь - ишь, чем подменили: вместо отмены продразверстки, и прочего и прочего - выбирайте своих представителей. Нет, брат, шалишь, на мякине воробья не проведешь!
Так думали те, что стояли во главе дела. Они теперь, после вчерашнего боя на крепостном митинге, чувствовали себя побежденными и будто в чаду каком, на похмелье: как это в самом деле могло получиться, что мятежная крепость уплыла у них из рук? И как это вдруг красноармейцы, кричавшие: "арестовать... уничтожить... расстрелять..." - как они вдруг стали покорными, будто овцы, согласились очистить крепость, разошлись по казармам? Вожди крепостные недоумевали. Стекались снова в крепость, там секретно совещались, шушукались по коридорам военсовета и облревкома, держались, как одичалые, укрывались, устраивали тайные заседания, обсуждали: "Как теперь быть?"
И порешили: хотя центровики и "втерли очки крепости", но еще не поздно, еще не все проиграно, надо торопиться все вернуть, наверстать потерянное, снова разжечь страсти гарнизона. А потом вот-вот должен прийти 26-й полк... О, тогда мы им покажем!
И мы, и они хорошо понимали, что дело не кончилось, что доброй волей красноармейцы-семиреки из Семиречья не пойдут, что впереди - кто еще знает, на чьей стороне окажется перевес? Иные из них, попроще, искренно верили, что "дело кончено", и горячо взялись с утра же за практическую работу в облревкоме.
Военсовет заседал с утра в новом составе. Было непривычно - и нам, и им - уже не спорить и опровергать друг друга, как это было доселе, а так вот мирно и покойно заняться повседневной работой. Удивительно. Даже стыдились чего-то, неловкость испытывали обе стороны. Сидеть мы с ними сидели, говорить - говорили, а важнейшие вопросы все-таки предпочитали разрешать одни, уединившись ли куда в штадиве, или собравшись на частную квартиру, - во многое посвящать мы их, конечно, не хотели и не могли.
На первом же заседании военсовета разрешили все нужные вопросы, правда, "разрешив" их предварительно на своем секретном совещании. Делегаты крепости в иных местах трепыхались, сопротивлялись, но мы им рекомендовали теперь равняться не столько на гарнизон, сколько на Ташкент, потому что они-де "законная власть". И они примолкали. Даже жалко было смотреть, в какое положение они себя посадили: ни взад, ни вперед. А нам как раз это на руку. На заседании военсовета решили прежде всего созвать весь командный состав и разъяснить ему, как держаться и что делать в новой обстановке. Комсостав потом созвали и так его проняли, что иные уж ни разу больше не показывались в крепость.
Затем на заседании постановили расформировать крепостные объединения и оставить те названия частей, что были раньше.
Тут поднялся было на дыбы Петров:
- Как расформировать! А зачем мы четыре дня формировали их?
Не вдаваясь в пространные прения, мы ему дали понять, что и сами не знаем, зачем их "четыре дня формировали", что так "удобнее", что их крепостная система имела в виду один только верненский гарнизон, а наша рассчитана на всю Семиреченскую армию. Убедили ли эти доводы - неизвестно, но больше он не протестовал.
Третий вопрос - о переброске из Семиречья воинских частей в положенный заранее срок. Вопрос большой, вопрос скандальный, а "разрешили" его в момент, но, конечно, понимали, что фактическое "разрешение" еще впереди, а это лишь так себе, бумажная одна наметка.
Затем решено было созвать экстренное общегарнизонное партийное собрание. Хоть Петров был и непартийный, зато Чеусов настоящий "партиец": им обоим очень польстило, что в их присутствии решаются и т а к и е дела. На этом собрании потом без пощады громили мы своих "партийных товарищей" и многим из них отшибли окончательно охоту шататься в крепость. На этом же собрании намечались кандидатуры новых временных работников в особый отдел и в трибунал, ввиду того что старый состав весь был разогнан - и скрылся.
Дальше, пятым вопросом, стояло избрание комиссии по учету пропавшего оружия и его собиранию. Комиссию создали под председательством Никитича...
Шестой вопрос - об исчезнувших, разбежавшихся из-под ареста особотдела, трибунала или "работного дома". Это дело постановили передать для разрешения вновь формировавшимся особотделу и ревтрибуналу.
Седьмой вопрос: Щукина Александра оставили и утвердили комендантом крепости. Так, мы считали, будет тактичнее. То-то получилось "тактично": в тот же день, 16-го, он, Александр Щукин, затеял переписку с Авдеевым, председателем областной ЧК (или его заместителем). Щукин писал ему распоряжение: непременно разыскать и доставить в крепость укрывшихся работников особотдела - Масарского и Аксмана. Авдеев ему ответил:
Коменданту крепости т. Щукину.
Областная ЧК просит сделать распоряжение о высылке в распоряжение ЧК пяти человек конного конвоя для производства ареста граждан Аксмана и Масарского, так как дневным обыском никаких результатов не добыто. Конвой выслать часам к 10 вечера, и если возможно, то пропуск на право хождения по городу.
Врид предобчека А в д е е в.
16 июня 1920 г.
Вот какая шпана сидела в Верном даже на таком посту, как... предобчека!
Этого молодца, разумеется, потом расстреляли. Но теперь он очень рьяно помогал крепости.
Это лишь к слову. Седьмым и последним вопросом на заседании было утверждение проекта приказа - первого приказа нового военсовета. Проект утвердили полностью. Вот содержание:
ПРИКАЗ No 1
Военного совета 3-й Туркестанской стрелковой дивизии
16 июня 1920 г., гор. Верный
На общем собрании гарнизона гор. Верного, состоявшемся 15 июня в крепости, было постановлено, во исполнение приказа Реввоенсовета Туркфронта, выбрать двух представителей в Военный совет дивизии и трех представителей в Обревком. Каждая рота выбрала по 5 делегатов на общее гарнизонное делегатское собрание, и там были выбраны следующие представители:
1) в Военсовет дивизии П е т р о в и Ч е у с о в.
2) в Облревком Б е л е ц к и й Алексей, П е т р е н к о Александр и Щ у к и н Александр.
Кроме того, во все отделы Облревкома было выбрано для работ еще двенадцать человек.
В данное время достигнуто полное объединение. Военсовет дивизии и Облревком приступили к выполнению своих функций. В области объявляется военная диктатура Военного совета дивизии.
Всем органам военным и гражданским приказывается немедленно приступить к работе.
Объявляется самая беспощадная и суровая борьба с провокацией.
Подлинный подписали:
Председатель Военсовета дивизии Ф у р м а н о в.
Тов. председателя П е т р о в.
Секретарь Ч е у с о в.
С подлинным верно:
Исп. об. начальника штаба дивизии Б р о в к и н.
С этого же дня мы отобрали из гарнизонных "партийцев" хоть сколько-нибудь понадежнее и наладили их вести среди частей настойчивую агитацию в нашу пользу. Во главе этого дела встала группа наших товарищей: Альвин, Верничев, Алеша Колосов, Кравчук, Шегабутдинов. Дело шло - и неплохо шло. Иных они уговаривали, убеждали, иных припугивали "ответом", который надо будет нести перед Ташкентом; гарнизон понемногу "разлагался", часть публики перетягивалась к нам. Непокорны только по-прежнему были части 25-го и 27-го полков. Эти держались крепко и ни в какие "миролюбивые" разговоры с нами не вступали.
