чертами лица и тонкими поджатыми губами… При этом гандхарские Будды довольно плотны и коренасты, что не соответствует ни древнеиндийским канонам изображения мужского тела (порой довольно тщедушного), ни греческим (Поликлета и, в еще более облегченной форме, Праксителя и Лисиппа). Д. Косамби был не вполне прав, утверждая, что буддийское искусство не отображает страдания. В целом это так, однако есть известное исключение – аскеза Гаутамы, когда будущий Будда провел шесть лет, умерщвляя свою плоть. Гандхарские статуи из Сикри и особенно из Тахти-Бахи прекрасно иллюстрируют иссушившего себя бородатого аскета, от которого остался лишь скелет, обтянутый кожей, под которой столь отчетливо видны жилы и вены с артериями, что хоть анатомию по ним впору изучать. Этот тип и поныне широко встречается в буддийских странах, например на горе Будды в Паттайе и в храмах Бангкока. Интересен также тип гандхарских бодхисаттв – могучих, юных, усатых, пышнокудрых раджей, облаченных в роскошные одеяния и изобильно увешанных украшениями; даже всем известный нам по своему юмористическому облику веселого толстого монаха Будда будущего – Майтрейя – является здесь таким же. Особняком стоит голова бодхисаттвы Ваджрапани из Буткары – зрелого, бородатого, с пышными волосами и высоким лбом, напоминающего Зевса Олимпийского: Г.А. Пугаченкова приводит его фото в сравнении с бюстом императора Марка Аврелия, хранящимся в Венгрии. Действительно, порой он изображается с мечом или, что особенно важно, с громоносной ваджрой – «Зевесовым перуном»; поэтому совершенно объяснимо, что индо-греческий мастер придал ему черты эллинского громовержца; впрочем, встречаются и изображения юного Ваджрапани, безбородого. Но нам, в свете исследуемой проблемы, интересен именно этот, которого можно видеть и на рельефе из Мардана.
Цикл легенд о Будде ввел в наследие гандхарского искусства многих их персонажей – богов Брахму, Индру, Панчика-Куберу (интересный синтез двух богов в одном – военачальника якшей и заведовавшего богатством карлика), богиню Харити (бывшую людоедку), многочисленных божков и богинь более низкого ранга, демонов, гениев, небесных танцовщиц и т. п. Все они дают прекрасные образцы индо-греческого эклектизма, причем довольно занятно исследовать, где какая черта проступила сильнее: греческая или, скажем, центральноиндийская, маурийская – сравнение разных древнеиндийских художественных стилей весьма наглядно показывает еще одно сильное эллинистическое влияние именно на североиндийское искусство – стремление к показу индивидуальности изображенных людей, «портретизму». Отдельного упоминания заслуживают демоны из воинства Мары (выше мы имели случай привести фрагмент из поэмы Ашвагхоши с их описанием). Нельзя отбиться от назойливой мысли, что здесь индийские скульпторы дали себе возможность отвести душу и хотя бы таким образом поиздеваться над своими могучими захватчиками, будь то, в первую очередь, греки, а также саки, кушаны и т. п. На рельефах в музее Лахора, изображающих это искушение Будды, представлены разные типы воинов – Г.А. Пугаченкова различает и горца с высокогорьев Гиндукуша, и греко-македонского пехотинца, и тяжеловооруженного парфянского копейщика; Д. Косамби отмечает по поводу этих же произведений, изображающих демонов Мары: «Любопытно, что два воина в нижнем ряду облачены в доспехи греко-римского образца; однако, судя по тому, что чешуя кирас обращена в неправильную сторону (что особенно заметно на фигуре левого воина), такой вид брони не употреблялся широко индийскими солдатами и, очевидно, был плохо знаком художникам».
Разумеется, вместе с Буддой весьма часто изображались буддийские монахи, а также аскеты, чьи изображения, как правило, более личностны и напоминают древнегреческих философов киническо-диогенского типа. По изображению адорантов – поклоняющихся Будде мирян – можно фактически изучать гандхарскую этнографию, ибо они дают превосходные данные по населявшим ее народам, особенностям их облика, одежд, причесок и т. п. Сюжеты гандхарских буддийских барельефов многообразны, иллюстрируя как историю самого Будды, так и его предыдущих воплощений – джатаки. Здесь и благородный шестибивневый слон, простивший своего убийцу-охотника, которого он некогда спас, и Амара – словно гоголевская Солоха, попрятавшая ухажеров по мешкам, и еще много чего. Разумеется, многие из них эллинизированно оформлены листьями аканта или лавра, коринфскими колоннами и т. п.; также греческое влияние безусловно видно в одеяниях персонажей, трактовке поз и прочем; особо примечателен в этом отношении рельеф из Тахти-Бахи (ныне в Британском музее), на котором изображено представление Яшодхары жениху – будущему Будде: наряды женщин – типично греческие (длинная туника с наброшенным поверх нее гиматием и даже лавровый венок), мужские – частью греческие (хитоны), частью варварские (препоясанная кожаная туника) – как варваров изображали опять же греки. Позы людей – античные, равно как и образы. Глядя на него и не зная о его индийском происхождении, о котором не свидетельствует практически ничего, исключая среднеазиатские лица и прически женщин, легко ошибиться и предположить, например, что это – стенка типичного греко-римского саркофага из, скажем, Анталийского музея.
Не менее интересен находящийся в Пешаваре рельеф с изображением сна Майи – матери Будды; на нем среди служанок царицы – две вооруженных копьями «явани» – оказывается, гречанок часто нанимали стражницами в индийские гаремы! Они же присутствуют в гареме принца Сиддхартхи в сцене, на которой будущий Будда принимает решение уйти из дворца (рельеф из Джемруда в Национальном музее Пакистана в Карачи). На рельефе из Мекхасанды (в пешаварском музее) женщина-явана с копьем сидя охраняет алтарь. Из разнообразных буддийских сюжетов Гандхаре принадлежит приоритет разработки «иконографии» погружения Будды в нирвану, то есть его физический уход из жизни, успение. Будда возлежит на ложе на правом боку с правой ладонью под щекой, вытянув левую руку вдоль туловища; его окружают от трех до двадцати персонажей (охранявший его все время Ваджарапани, ближайший ученик Ананда и др.). Нельзя не вспомнить воплощение этого сюжета в статуе гигантского лежачего Будды в бангкокском храме Ват По, который фактически выстроен вокруг этого изваяния, достигающего 46 м в длину и 13–15 м в высоту; его ступни изукрашены затейливой многосюжетной перламутровой инкрустацией. Пожалуй, мало кому придет в голову при его созерцании, что это – эволюция античного искусства древних эллинов… И вместо рассуждения о важности греко-индийского вклада в мировое искусство и культуру только сухо повторим одно, но самое главное: без него мир не увидел бы Будду. И этим все сказано.
Кстати, уничтоженные талибами в 2001 г. две гигантские, высеченные в скалах бамианские статуи Будды в Афганистане тоже принадлежали искусству Гандхары, хотя и более позднему, нежели рассмотренное нами, – VI в. н. э. Сначала Будд расстреливали из зенитных и более крупных артиллерийских орудий, когда же это не дало желаемого эффекта, они были подорваны закладкой противотанковых мин и взрывчатки; в голову Будды была даже выпущена ракета. Министерство иностранных дел Индии недаром назвало это актом, направленным против культурного наследия не только афганцев, но и всего человечества. Когда только еще было объявлено
