Сборище у лестницы мало-помалу распыляется. Получившие от Мари указания на данный день исчезают со своими записными книжками. Мадам Кюри провожает кого-нибудь из них в "физическую" или в "химическую" и, наконец освободившись, идет в свою особую лабораторию, надевает рабочий черный халат и отдается собственным работам.
Ее сосредоточенность на себе самой длится недолго. Кто-то стучится в дверь. Появляется один из научных работников, держа в руках исписанные листы бумаги. За ним ждет очереди другой сотрудник... Сегодня понедельник обычный день заседаний Академии наук, и авторы сообщений, которые должны быть зачитаны сегодня во второй половине дня, приносят их мадам Кюри на просмотр.
Для чтения этих рукописей Мари уходит в очень светлую, небольшую комнату, которую посторонний человек вряд ли без колебаний признает кабинетом известной ученой. Большой дубовый письменный стол, стенная полка для бумаг, книжные шкафы, старенькая пишущая машинка, кожаное кресло, похожее на сотни других таких же кресел, придают комнате достойный вид. На столе мраморная чернильница, стопка брошюр, бокал, откуда щетиною торчат ручки и остро очиненные карандаши, какая-то хорошенькая художественная вещица - подарок студенческого общества... и - о чудо! - восхитительная матово-коричневая маленькая урна из раскопок Ишии.
Нередко случается, что руки, подающие мадам Кюри заметки для академии, дрожат от волнения. Авторы знают, что суд будет суровый! По мнению Мари, изложение их никогда не бывает достаточно ясным, достаточно изящным. Она устраняет не только технические погрешности, но переделывает фразы целиком, исправляет синтаксические ошибки. "Ну вот, теперь, я думаю, сойдет", говорит она, возвращая ни живому, ни мертвому юному ученому его "мазню".
Но когда Мари довольна работой своего ученика, то ее улыбка, выражение довольства: "Очень хорошо... Превосходно" - вознаграждают работника за его труд, и, окрыленный, тот летит в лабораторию профессора Перрена, так как обычно он докладывает академии сообщения сотрудников Института радия.
* * *
Тот же Жан Перрен говорит всем: "Мадам Кюри не только знаменитый физик, но и лучший руководитель лаборатории из всех мне известных".
В чем тайна этого превосходства Мари? Прежде всего необычный, вдохновляющий патриотизм по отношению к Институту радия. Она - пламенный служитель и защитник достоинства и интересов этой любимой ею обители.
Она сама терпеливо добывает радиоактивные вещества в количестве, необходимом для проведения исследований в широком масштабе. Обмены любезностями и кокетничанье мадам Кюри с директорами бельгийского завода "Рудное объединение Горной Катанги" заканчивается неизменно одним и тем же: "Рудное объединение" любезно посылает мадам Кюри тонны отработанной руды, а Мари с восторгом сейчас же принимается за извлечение желанных элементов.
Из года в год Мари обогащает свою лабораторию. Вместе с Жаном Перреном она бегает по министерствам, требует субсидий, ассигнований на научные работы. Таким путем она добивается в 1930 году особого кредита в пятьсот тысяч франков.
Временами она чувствует себя утомленной и несколько униженной этими хлопотами и тогда описывает Еве свои ожидания в приемных, свои страхи, а в заключение говорит с улыбкой:
- По-моему, в конце концов нас выставят за дверь, как нищих.
Научные работники лаборатории Кюри под руководством такого надежного рулевого вторгаются в еще не исследованные области учения о радиоактивности.
С 1919 по 1934 год физики и химики Института радия опубликовали четыреста восемьдесят три научные работы, из них тридцать четыре дипломные и диссертации. Из этих четырехсот восьмидесяти трех исследований лишь тридцать одно падает на долю мадам Кюри.
Здесь необходимо дать пояснения. В последний период своей жизни мадам Кюри думает больше о будущем, может быть чересчур жертвуя собой, и отдает лучшую часть своего времени обязанностям директора, руководителя. Сколько бы она создала сама, если бы могла, подобно окружающей ее молодежи, посвятить каждую минуту научной работе!
И кто может сказать, как велика роль Мари в работах, предложенных и руководимых ею шаг за шагом? Мари не задает себе таких вопросов. Она радуется победам, одержанным той коллективной личностью, которую она зовет даже не "моей лабораторией", но тоном затаенной гордости просто "лабораторией". Она произносит это слово так, как будто на земле не существует никакой другой лаборатории.
* * *
Духовные, гуманные качества этой одинокой ученой помогают ей стать вдохновительницей других. Не очень общительная мадам Кюри умеет внушить преданность к себе своим товарищам по работе, продолжая и после многих лет ежедневного сотрудничества звать их "мадемуазель" или "месье".
Стоит Мари, увлекшись научным спором, задержаться где-нибудь в саду, на скамейке, как встревоженный, нежный голос одной из ассистенток возвращает Мари к действительности: "Мадам, вы простудитесь! Мадам, умоляю вас, идите в помещение!" Если Мари забывает пойти позавтракать, чьи-то руки тихо подкладывают ей ломтик хлеба и фрукты...
И служители, и рабочие лаборатории также испытывают на себе силу ее обаяния, единственного в своем роде. Когда Мари наняла себе отдельного шофера, то институтский "мастер на все руки" Жорж Буато - и чернорабочий, и механик, и шофер, и садовник - плакал горькими слезами от одной мысли, что теперь не он, а кто-то другой будет возить мадам Кюри с улицы Пьера Кюри на набережную Бетюн.
Чувство привязанности к своим соратникам, малозаметное внешне, помогает Мари выделять в этой большой семье самых больших энтузиастов своего дела, людей с наиболее возвышенной душой. Я редко видела свою мать такой подавленной, как при известии о неожиданной смерти одного из ее учеников в августе 1933 года:
Прибыв в Париж, я была крайне огорчена, - пишет она. - Молодой химик Реймонд, которого я так любила, утонул в Ардеше. Его мать пишет мне, что годы, проведенные им в лаборатории, были лучшими годами его жизни. А для чего, раз это имело такой конец?
Сколько в нем было прекрасной юности, прелести, благородства и обаяния - все исчезло из-за какого-то дрянного купания в холодной воде.
Своим ясным взглядом она видит изъяны и достоинства, неумолимо отмечает недостатки, которые будут всегда мешать научному исследователю стать большим ученым. Больше, чем тщеславных, она боится неудачников. Материальный ущерб, причиненный неловкою рукой при монтаже какой-нибудь установки, приводит ее в отчаяние. Об одном мало способном экспериментаторе она сказала своим близким: "Если бы все были такими, как он, мало веселого произошло бы в физике!"
* * *
Если кто-нибудь из сотрудников защищает диссертацию, получает диплом или удостаивается премии, то в честь его устраивается "лабораторный чай". Летом такие собрания организуются в саду, под липами. Зимою мир и тишина в библиотеке, самом большом помещении института, вдруг нарушаются звоном посуды. А какова посуда! Стеклянные химические стаканы служат и чашками для чая, и бокалами для шампанского, шпатели заменяют чайные ложки. Студенты обслуживают и угощают пирожными своих товарищей, руководителей, весь небольшой состав служащих. Среди присутствующих мы видим и Андре Дебьерна, руководителя конференций, и Фернанда Гольвека, ответственного за постановку исследовательской работы, и оживленную, разговорчивую Мари, которая защищает руками свой стакан чаю от окружающей толкотни.
Но вдруг наступает тишина. Мадам Кюри собирается поздравить сегодняшнего лауреата. Несколькими теплыми фразами она характеризует оригинальность его работы, раскрывает те трудности, какие он преодолел. Гром аплодисментов сопровождает ее заключительные слова: любезный комплимент в адрес родителей героя торжества или же, если это иностранец, в адрес далекого отечества. "Когда вернетесь вы на вашу прекрасную, знакомую мне родину, где меня принимали так хорошо, вы сохраните, я надеюсь, добрые воспоминания об Институте радия. Вы сможете там подтвердить, что работаем мы много, стараемся делать как можно лучше..."
Некоторые из таких "чаев" приносили Мари особое волнение. На одном из них праздновали защиту докторской диссертации ее дочерью Ирен, а на другом ее зятем Фредериком Жолио. Мадам Кюри видела, как под ее руководством расцветают дарования этих двух служителей науки. Изучив явления ядерного распада, Ирен и Фредерик Жолио открывают искусственную радиоактивность: определенные вещества, например алюминий, подвергнутые облучению, превращаются в новые, еще не известные в природе радиоактивные изотопы, которые сами становятся источником излучения. Нетрудно угадать последствия такого поразительного создания искусственных радиоактивных элементов для химии, биологии, медицины. Быть может, недалеко то время, когда для целей радиотерапии будут заводским способом получать вещества, имеющие радиоактивные свойства!
