Идея «синтеза» встретила противодействие сторонников П. Аршинова, который считал невозможным объединить в одну организацию представителей большинства направлений. Аршинов считал, что в анархизме фактически господствует одна идеология — анархо–коммунизм, признающий синдикализм в качестве метода борьбы. Все остальные направления являются второстепенными и могут быть вынесены за рамки единой организации. Эти две позиции обсуждались в журнале «Дело труда», который ГРАЗ издавала с 1925 г[706].
Для того, чтобы отобрать в ряды Всеобщего анархического союза (так предполагалось назвать новую организацию) действительных единомышленников, сторонники Аршинова составили текст проекта платформы Союза, который вошел в историю как «Платформа», а его сторонники — как «платформисты». «Платформа» составлялась без участия сторонников Волина, считавшего этот документ преждевременным. Когда «Платформа» вышла в свет, Волин был возмущен. И не он один. Выступление «махновцев» вызвало полярные оценки анархистов Европы. Все это предопределило раскол не только ГРАЗ, но и всего анархистского сообщества.
«Платформа»
«Платформа», текст которой был опубликован в «Деле труда» в июне–октябре 1926 г., предлагала радикально–коммунистическую программу и жесткие организационные формы анархистского движения.
Она провозглашала: «Одно из двух — или социальная революция закончится поражением трудящихся — и в этом случае надо будет снова готовиться к борьбе, к новому наступлению на капиталистическую систему; или она приведет к победе трудящихся — тогда последние, овладев позициями самоуправления — землей, производством, общественными функциями — приступят к построению свободного общества. Это будет началом построения анархического общества, которое, раз начавшись, пойдет затем беспрерывно дальше, укрепляясь и совершенствуясь»[707]. Но опыт гражданской войны заставляет Махно и Аршинова рисовать общество, организованное хоть и снизу, но довольно жестко: «Организаторские функции в новом производстве перейдут к специально созданным рабочими массами органам управления — рабочим советам, фабрично–заводским комитетам или рабочим фабрично–заводским управлениям»[708].
«Платформа» отмежевывалась от теории «переходного периода», но сама предлагала проект не чисто анархического и коммунистического, а переходного общества, где альтруизм и братская солидарность соседствует с принуждением меньшинства большинством и органами демократической власти. Такой была «Махновия», такими будут и вольные Арагон и Каталония во врем Гражданской войны в Испании.
Эту систему Махно и Аршинов уже не считают государством, как Ленин не считал «вполне» государством власть советов. «Государство должно отмереть не когда–то, в обществе будущего. Оно должно быть разрушено трудящимися в первый же день их победы и ни в какой иной форме не должно быть восстановлено. Место его займет система федеративно объединенных самоуправляющихся производственно–потребительских организаций»[709]. «Органы эти, связанные между собою в пределах города, области и затем всей страны, образуют городские, областные и наконец всеобщие (федеральные) органы руководства и управления производством»[710]. Предполагается и единая система планирования: «Но в единой мастерской может быть только единое планированное производство, т.е. производство, построенное по единому плану, построенному производственными организациями рабочих и крестьян на учете потребностей всего общества, и продукты этой мастерской принадлежат всему обществу»[711]. Кто будет вырабатывать этот план? Чем это отличается от марксистской идеи управления обществом как единой фабрикой?
Эта система экономического регулирования имеет много общего с коммунистическими и социал–демократическими концепциями государственного регулирования экономики — в условиях отсутствия рынка именно центральные органы получают решающие права в принятии общих экономических решений. Однако от государственных концепций проект «платформистов» отличает приверженность принципу формирования регулирующих органов как территориальной федерации самоуправляющихся предприятий. Это внушает авторам «Платформы» надежду на то, что «будучи избираемы массой и находясь под ее постоянным контролем и воздействием, они постоянно будут обновляться, осуществляя идею подлинного самоуправления масс»[712].
Идея планирования, высказанная Аршиновым и Махно, получила «достойный отпор» со стороны Волина: «Основным вопросом организации нового производства является вопрос о том, будет ли оно централизовано и планировано, как это представляют себе, например, большевики, или же, наоборот, децентрализовано и построено на строго федеративных началах»[713].
Жизнь оказалась мудрее спорщиков. Во время Испанской революции анархисты будут налаживать производство, используя и планирование, и бартерный товарообмен, и ненавистные анархо–коммунистам рыночные отношения.
Как показал опыт России, сколь бы успешными ни были первые шаги трудящихся в начале революции, «имущие господствующие классы на долгое время сохранят огромную силу сопротивления и в течение ряда лет будут переходить в наступление на революцию, стремясь отвоевать отобранные у них власть и привилегии»[714].
Этот прогноз (вполне реалистичный, как покажет не только российский, но и испанский опыт 30–х гг.) не оставляет сомнений — стратегия чисто оборонительной самозащиты трудящихся обречена. Объединенная армия государственников по очереди раздавит восставшие профсоюзы и фабзавкомы. Если ориентироваться на вооруженное сопротивление в гражданской войне, то неизбежно формирование революционной армии.
Труженики, «чтобы удержать завоевания революции, должны будут создать органы защиты революции, чтобы всему этому противопоставить соответствующую боевую силу. В первые дни революции такой боевой силой явятся все вооруженные рабочие и крестьяне. Однако лишь в первые дни, когда гражданская война еще не достигнет своего кульминационного пункта и когда борющиеся стороны не выдвинут еще правильно построенных военных организаций»[715].
В 1936 г. в Испании события развивались по подобному сценарию. Несмотря на первоначальные успехи, республиканцы и анархисты опаздывали со строительством «правильно построенной военной организации», что стало одной из причин потери ими инициативы в войне. Об этом предупреждали «платформисты»: «В социальной революции наиболее критическим моментом является не момент низвержения власти, а момент, который наступит после этого низвержения, момент всеобщего наступления низвергнутого строя на трудящихся, когда надо будет удерживать достигнутые завоевания»[716].
В этот момент, по мнению «платформистов», революционные силы должны создать свою армию. Но как совместить идею армии с анархизмом? «Отрицая государственнические властнические принципы управления массами, мы тем самым отрицаем государственнический способ организации военной силы трудящихся, т.е. отрицаем принцип принудительной государственной армии. Согласно основным положениям анархизма в основу военных формирований трудящихся должен лечь принцип добровольного комплектования. Как на пример таких формирований, можно указать на партизанские военно–революционные формирования рабочих и крестьян, действовавшие в русской революции»[717].
Однако добровольческая (наемная, поскольку солдат кто–то должен кормить) армия никак не гарантирует от диктатуры. Она вполне может превратиться в самостоятельную касту, противопоставившую себя обществу. Возможной гарантией от возникновения такой касты может быть децентрализация армии при партизанской войне. Но десятки исторических примеров показывают, что по мере успехов партизанского движения самостоятельные отряды под воздействием военной необходимости сливаются в единую армию, руководимую политически авторитарным вождем. И до, и после 1926 г. партизанские войны часто приводили, таким образом, к формированию диктаторских режимов.
«Платформисты» — не сторонники «партизанщины»: «революционное добровольчество и партизанство не следует понимать в узком смысле этих слов, т.е. как борьбу с врагом местных рабоче–крестьянских отрядов, не связанных между собою оперативным планом и действующих каждый на свою ответственность… Гражданская война, подобно всякой войне, может быть успешно проведена трудящимися лишь при соблюдении двух основных принципов военного дела — единства оперативного плана и единства общего командования… Таким образом, вооруженные силы революции в силу требований военной стратегии и стратегии контр–революции неминуемо должны будут слиться в общую революционную армию, имеющую общее командование и общий оперативный план»[718].
