Даже тогда, когда заговорщики убедились, что Павел мёртв, многие всё ещё продолжали стягивать петлю, а другие, обезумев, принялись пинать труп. В это время Беннигсен, слышавший шум и вопли, раздававшиеся из спальни царя, спокойно разгуливал по галерее со свечой в руках, рассматривая висевшие на стенах картины.
История эта стара, как мир: Минотаврам вовеки суждено погибать в воздвигнутых для них Лабиринтах.
Наутро подданные империи узнали, что император Павел Петрович внезапно скончался накануне от апоплексического удара.
Павел Петрович был прежде всего человеком очень трагической судьбы. Ещё в 1776 году он писал в частном письме: «Для меня не существует ни партий, ни интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое».
Мне хотелось бы закончить цитатой из размышлений поэта Владислава Ходасевича: «Когда русское общество говорит‚ что смерть Павла была расплатой за его притеснения‚ оно забывает‚ что он теснил тех‚ кто раскинулся слишком широко‚ тех сильных и многоправных‚ кто должен быть стеснён и обуздан ради бесправных и слабых. Может быть‚ это и была историческая ошибка его. Но какая в ней моральная высота! Он любил справедливость — мы к нему несправедливы. Он был рыцарем — убит из-за угла. Ругаем из-за угла…».
Державный сфинкс
Русский сфинкс, коронованный Гамлет, двуликий Янус — как только не называли императора Александра I, одну из самых загадочных фигур русской истории. Он удивлял современников и позднейших историков. Любимый внук Екатерины II — и страстный её порицатель; ученик либерала Лагарпа — и друг Аракчеева, консерватора из консерваторов; сторонник конституции — и учредитель военных поселений; самолюбивый самодержец, тоскующий по частной жизни и республиканскому устройству; большой политик, принёсший так мало пользы России, — вот основные противоречия этой личности, в загадочной психологии которой мы попытается разобраться.
Судьба с детства определила ему неблагодарную роль человека, на которого другие возлагают свои надежды. Он вырос заложником открытой вражды между его бабкой — Екатериной II и отцом — цесаревичем Павлом Петровичем, которому императрица отказывала в праве наследовать престол. Сразу после рождения Александр был изъят из родительских покоев и помещён в одной из комнат на половине императрицы, чтобы воспитать из него настоящего наследника просвещённой Фелицы [48]. «Я оставлю России дар бесценный — Россия будет счастлива под Александром», — мечтала Екатерина.
Она приступила к делу воспитания внука во всеоружии просветительной философии и передовых педагогических теорий того времени с целью взрастить его в принципах естественной добродетели. «У меня, — писала она одному из своих заграничных корреспондентов, — только две цели в виду: одна — раскрыть ум (Александра) для внешних впечатлений, другая — возвысить душу, образуя сердце».
Но поначалу Екатерина основное внимание сосредоточила на укреплении здоровья внука и приучении его с малолетства к перенесению всяческих физических невзгод, как того требовали Локк и Руссо. Сразу после крестин Александра поместили в большой прохладной комнате, где температура не превышала 15 градусов; помещение ежедневно проветривали. Ребёнок лежал на кожаном матрасе в железной кроватке на ножках, во избежание поползновений нянек покачать его. Взрослые не должны были понижать голоса, находясь в комнате, которая к тому же была обращена окнами к Адмиралтейству, чтобы заранее приучить ухо младенца к пушечным выстрелам. Императрица заставляла Александра спать не в определённые часы, а по обстоятельствам. Купали его ежедневно — сначала в тепловатой, потом и в холодной воде. Строго-настрого было запрещено пеленать ребёнка и надевать на него чулки; одежду Александра составляли рубашечка и жилетка, не стеснявшие движений.
Когда внук подрос, Екатерина собственноручно составила для него «Азбуку изречений», где Александр мог прочитать, что «по рождению все люди равны, и только познания производят между ними бесконечное различие» и что «римский император Тит плакал, в который день не учинил какого ни на есть добра». К этим изречениям были добавлены «Выборные российские пословицы»: «Всуе законы писать, когда их не исполнять»; «милость хранитель государства» и т. п. Одна из них позднее особенно пригодится Александру: «На зачинающего Бог!»
«Бабушкина азбука» стала настольной книгой не только Александра, но и множества других русских детей. В 1781 году она была издана в Петербурге: тираж в 20 тысяч экземпляров разошёлся за две недели!
Результаты бабушкиного воспитания сказались очень скоро. «У него слезы на глазах, — умилялась императрица, — когда он думает или видит, что у него ближний в беде».
Этим Екатерина занялась сама, написав на досуге «Записки касательно Российской истории» (популярных исторических книг тогда ещё не было). Из-под её пера вышел вполне добросовестное сочинение. Императрица ко всякому делу подходила серьёзно. Она изучила летописи, составила их свод, старалась отыскать в исторических событиях нравственный смысл, в котором многие тогдашние западноевропейские историки и философы отказывали России, внушить внукам любовь к родной истории. Даже тёмным явлениям русской жизни она умела придать какой-то светлый, отрадный колорит — свойство порочное в историке, но полезное и, более того, необходимое в педагоге.
В целом получился весьма замечательный документ, Екатерина по праву гордилась им. В её кабинете всегда лежало несколько экземпляров этого сочинения, которые государыня охотно дарила своим приближенным и иностранным послам.
Продолжить образование великого князя был приглашён известный в то время писатель и «философ», швейцарец Фредерик-Сезар Лагарп — ходячая либеральная книжка, по язвительной характеристике В. О. Ключевского. Республиканские взгляды наставника Александра нимало не смутили императрицу, которая заверила его: «Будьте якобинцем, республиканцем, чем вам угодно. Я вижу, что вы честный человек, и этого мне довольно». Личная порядочность и благородный образ мыслей Лагарпа и в самом деле были вне сомнений.
Лагарп, по его собственному признанию, был преисполнен ответственности перед великим народом, которому готовил властителя. Сохранилось двенадцать томов его лекций по всемирной истории — обширнейший курс во славу разума, блага человечества и природного равенства людей и в посрамление деспотизма и рабства во всех их видах. Он стремился внушить великому князю мысль, что и самодержавный правитель может использовать свою неограниченную власть во благо подданных, если будет прислушиваться к голосу разума и гражданского чувства.
Молодость никогда не забывает того, кто даёт ей первые уроки любви и ненависти. «Я всем ему обязан», — всякий раз повторял
