депутатов.
В качестве партии сионизм среднего класса и среднего, центристского направления в политике на протяжении десятилетий не выступал на Сионистских конгрессах и не имел собственной четко выраженной позиции. В это течение, не имевшее специфических черт, кроме преданности идеям сионизма как такового, входили те члены организации, которые не принадлежали к какой-либо определенной идеологической группировке, будь то Мизрахи, Поалей Цион или ревизионисты. Вне всякого сомнения, к сионистам центристского толка принадлежали Вейцман, Соколов, Брандайз и другие лидеры — люди, одержавшие в военный и послевоенный периоды великие политические победы, включая Декларацию Бальфура и решение относительно еврейского национального очага. На Двенадцатом Сионистском конгрессе в 1921 г. сионисты центристского направления составляли 73 % делегатов, в то время как социалисты — 8 %, а Мизрахи — 19 %. Однако дальнейшие события показали, что на Двенадцатом конгрессе влияние общих сионистов достигло своего апогея. В последующие годы идеологический и численный перевес принадлежал уже не им, а социалистам, ревизионистам и религиозным сионистам. Общие сионисты пренебрегли возможностью сплотиться в активно действующую партию с четко сформулированной программой, вследствие чего на более поздних конгрессах это движение переживало явный упадок. Так, в 1923–1925 гг. число его представителей среди делегатов снизилось до 60 %, а в 1931 г. — до 36 %. Еще важнее то, что у общих сионистов не оказалось достаточной опоры в ишуве. Они ограничивались тем, что поддерживали Керен га-Иесод и Еврейский национальный фонд, сионистскую школьную сеть и культурные учреждения диаспоры. Достижения общих сионистов в Палестине в сравнении с успехами социалистов выглядели не блестяще, особенно потому, что это направление не пыталось создать собственную идеологическую доктрину.
Поражение 1931 г. показало центристам, что пора укреплять свои позиции. В том же году они включились в политическую борьбу и основали в Базеле Всемирный союз общих сионистов. Это дало лишь отрицательный эффект: участники учредительного съезда не сумели прийти к согласию относительно идеологических установок. Вскоре после того, как Второй конгресс Всемирного союза общих сионистов в 1935 г. поддержал программу, направленную против социалистического сионизма, организация распалась, и вместо нее возникли две новые: консервативное крыло сохранило прежнее название, а либералы назвали свою ассоциацию Конфедерацией общих сионистов; однако в Палестине она получила название “общие сионисты “А””. Общие сионисты “А” привлекли к себе недавних иммигрантов из Центральной Европы, которых устраивала возможность отмежеваться от социалистов, не примыкая к чрезмерно радикальным ревизионистам. Однако в 1936 г. группировка “А” в Палестине едва насчитывала 6 тыс. членов. Правда, она пользовалась признанием как партия Вейцмана, и три ее члена заседали в “правительстве” ишува — исполнительном комитете Еврейского агентства. Вторая, консервативная фракция, с 1935 г. была известна в Палестине как “общие сионисты “Б””. Отвергая экстремизм и правый уклон экономической доктрины ревизионизма, группировка “Б” сосредоточилась на защите частного предпринимательства. С нею были связаны Федерация фермеров (капиталистической направленности) и Палестинская ассоциация промышленников. Однако фракция “Б” была еще меньше, чем либеральная фракция “А”, и в исполнительном комитете Еврейского агентства ее представлял один человек. Общие сионисты “Б” не проявили особой активности в политической сфере ни в Палестине, ни на Сионистских конгрессах.
У не принадлежащей к религиозным кругам буржуазии ишува почти не оставалось выбора. Религиозный сионизм, представленный Мизрахи, казался наименее привлекательным. Это движение, несомненно, приобрело влияние с начала XX в., когда первые раввины Мизрахи решили примкнуть к сионизму. В 1920-х и 1930-х гг. многие иммигранты-традиционалисты стали убежденными последователями почитаемого главного раввина Палестины Аврагама Кука [243]. Однако, если сам Кук был человеком подлинной святости и колоссального ума, его сторонники отнюдь не проявляли свойственной ему терпимости по отношению к неверующим. Кроме того, они использовали сионистские учреждения для того, чтобы навязывать свои взгляды другим. В результате как в Палестине, так и на Сионистских конгрессах от Мизрахи отвернулись все, кроме самых фанатично верующих.
Политические интриги были свойственны и другой партии — Агудат Исраэль [244]. В ее состав входили самые крайние религиозные ортодоксы, в том числе и хасиды, проживавшие в Иерусалиме в Старом городе и в районе Меа Шеарим., а также в Тель-Авиве, Бней-Браке и Петах-Тикве. В XIX-м и начале XX в. они существовали за счет халуки и с презрением отвергали участие в сионистском движении. В 1927 г. они добились от мандатной администрации признания их особого статуса вне организованной тогда кнесет Исраэль (еврейской общины Эрец-Исраэль). Очевидно, жизнь, выходившая за пределы семьи и синагоги, их не интересовала.
Расколы партий были обусловлены не только идеологическими разногласиями и многовековой склонностью евреев к раздорам из-за мельчайших расхождений в доктринах, но и внутренним устройством Сионистской организации. На протяжении многих лет складывались традиции проведения конгрессов. Система выборов становилась все сложнее: сохранялся отживший метод голосования не за отдельных кандидатов, а по спискам, представленным международными сионистскими партиями, с последующим пропорциональным представительством. Метод этот не допускал выражения индивидуальных предпочтений, связанных с конкретными кандидатами. Центральные комитеты партий бдительно контролировали и выдвижение своих представителей в списки, и чистоту идеологических догм. Политическая жизнь усложнялась также и тем, что сионисты Палестины, участвуя в выборах, имели по два голоса. С течением времени это обстоятельство дало лидерам партий ишува возможность занять доминирующие позиции на конгрессах.
Еще важнее было то, что партийные интересы самым пагубным образом влияли на политическую жизнь ишува. Особенно страсти накалялись в связи с проблемой иммиграции. Напомним, что мандатные власти определяли количество иммигрантов различных “категорий” (капиталисты, земледельцы, наемные рабочие и т. п.), а Еврейское агентство должно было распределять сертификаты на въезд в Палестину в Европе и за ее пределами. Это распределение и вызывало жесточайшую борьбу между партиями, каждая из которых имела квоту в соответствии с ее влиянием в Сионистской организации и особенно — в Палестине. Фракционная борьба за иммиграцию определяла все аспекты жизни потенциального переселенца. От нее зависело не только то, как и когда он приедет в Палестину, но и какова будет его дальнейшая судьба в ишуве. Ибо и на Святой земле от партий зависела почти вся жизнь общества. Они контролировали кибуцы, мошавы, рабочие места в городах, в Гистадруте и даже в аппарате мандатной администрации. Под их контролем находились три основные системы школ и банки. В сущности, партии представляли замкнутые и соперничающие друг с другом сообщества, во власти которых была вся жизнь палестинского еврея — от колыбели до могилы.
Национальный очаг с трудом выдерживал этот накал политических страстей. В 1933 г., когда наступила кульминация мирового экономического кризиса, а в Германии пришел к власти Гитлер, Сионистская организация осознала, какие возможности она упустила. Сионизм по-прежнему оставался движением меньшинства в диаспоре. Денег, поступавших от Керен га-Иесод и Еврейского национального фонда, явно не хватало. Палестинский бюджет, принятый конгрессом, — 175 тыс. палестинских
