христианскими государями, весьма сильно домогался того же; так что король приказал послам, чтобы вели переговоры, начав с того [157] . В то время как произошла остановка в этом деле, некто Богдан, знавший о всех тайных наказах послов, перебежал из посольства московского к Брацлавскому воеводе и тотчас был отправлен последним к Замойскому [158] , от
[240] него Замойский и узнал, что послы имеют следующие наказы: если они увидят, что король и войско отошли от Пскова, то пусть, выдумав какую нибудь причину, прервут переговоры; если же заметят, что осада упорно продолжается, то без обмана пусть ведут переговоры о мире и заключат его на том условии, что уступят всю Ливонию, если король возвратит им кроме Велижа и всего княжества Полоцкого, которая Московский царь уступает королю, Луки и другие крепости, взятые в предшествовавшие годы. Заметя, что, хотя король уехал, а осада продолжается, послы согласились на многие условия мира, но надеясь на какие либо неблагоприятные слухи о положении войска вследствие сильных морозов и недостатка провианта, так как вся область была опустошена, они в то же время стали делать разные проволочки и отправляли гонцов к своему государю по самым пустейшим делам. Поссевин написал с дороги Замойскому о том, что послы ему объявили, будто Московский царь питает сильное желание удержать хоть какую либо часть Ливонской земли, чтобы пользоваться титулом Ливонского государя. Замойский отвечал в письме, что он оставит опустошенные и не имеющие никакой пользы крепости Нейшлосс (Новый замок, Novacastrum), Серенск и Нейгаус (Новгородок Ливонский Novogrodcum) с тем уговором, что во власти короля останутся Луки, Заволочье, Невель. Когда послы объявили, что у них нет никаких полномочий относительно Лук, Замойский отвечал, что без Лук не уступит Московскому царю даже ни одной пяди Ливонской земли. В это время, когда до войска дошел слух о том, что некоторые части войск стягиваются в Новгород для того, чтобы отправиться на помощь жителям Пскова, Замойский послал туда, дав
[241] ему несколько конных эскадронов, Иордана Спытка (Spitko), совершившего уже раньше несколько славных дел, между прочим в сражении при Дершове. Последний нагнал сильный страх на передовые посты неприятелей, находившиеся недалеко от стен, на самый город и на всю соседнюю область. Ему же Замойский приказал потом расположиться в удобном по подожению селе между Порховым и Новгородом как для того, чтобы препятствовать подвозам и подкреплениям, если какие либо будут посылаться неприятелем на помощь Псковитянам, так и для того, чтобы производить более широкие фуражировки, но главным образом, чтобы устрашить неприятеля. Однако еще до него опустошили здесь все находившиеся, как выше указано было, при Опочке казаки, переведенные после того Замойским к Зайончковскому за Русу. И уже раньше по той же причине Замойский приказал Симону Карлинскому (Simon Charlenscius) прогнать гарнизон из крепости Кобылий город (Kobilogradum), так как, когда замерзло озеро Пелбское (l. Pelba), граничащее с Псковом, Дерптом, Кобыльим городом, то в этой крепости засело некоторое количество из прежнего Дерптского гарнизона, и затем поставил его при Пребуже выше реки Плюсы, по которой, по замерзании озера, открывается дорога из Дерпта и Гдова к Новгороду; отсюда затем опустошения пошли дальше. Вследствие этого, как и раньше он предполагал, недостаток в провианте не мог принудить его уйдти от Пскова, потому что наши почти по всем сторонам могли свободно собирать фураж; а с другой стороны, после опустошений на обширном пространстве с одной стороны выше Старой Русы и Новгорода по направлению к Твери, с другой до реки Вологды и Ладожского озера (lacus Lahoda), и по занятии нашими самых удобных дорог, страх неприятеля, теснимого со всех сторон, с каждым днем все более увеличивался. Иордан послал Замойскому двух
[242] знатных Москвитян, захваченных им при внезапном нападении. От них было узнано о смерти старшего сына государя, Ивана.
Когда отец его хвастался огромным количеством своих богатств и сокровищами, последний сказал, что предпочитает сокровищам царским доблесть, мужество, с которыми, хотя бы имел меньше того богатства, которое имеет царь в изобилии, он тем не менее мог бы опустошать мечом и огнем его владения и отнял бы большую часть царства. Другие передают, что царевич слишком настойчиво стал требовать от отца войска, чтобы сразиться с королевскими войсками. Так или иначе, но отец, разгневавшись на него, ударил его в голову жезлом и не много спустя, как рассказывают, тот или от удара, или от сильной душевной боли впал в падучую болезнь, потом в лихорадку, от которой и умер. Это происшествие сверх остальных невзгод причинило тем большую горесть Московскому царю, что сын хотя и развелся, по приказанию отца, с первой женой, с которой жил весьма согласно, и женился на другой, однако умер, не оставя детей; второй же сын Московского царя, Федор, был еще слишком молод и по мнению царя был неспособен, по несовершенству своего ума, для царствования и вообще для какой бы то ни было деятельности.
С другой стороны Шуйский, видя огромную силу морозов и получая от перебежчиков известия, что повсюду в лагере распространяются от того лихорадки (именно вследствие сильных морозов невозможно было, чтобы дело обошлось без перебежчиков), стал изыскивать способы, как бы к славе спасения города присоединить еще славу взятия польского лагеря и уничтожение неприятельского войска. Почти третья часть в лагере была поражена болезненностию, ибо всякий, раз подвергшись сильному ознобу, чего никто не мог избежать, тотчас заболевал лихорадкой; однако все таки [243] немного умирало от нее. Тем не менее и Замойский желал, чтобы представилась возможность вступить в битву, так как видел, что солдаты предпочитают бороться с неприятелями, чем с напастями сурового климата. Хотя и прибегал он к различным средствам, чтобы выманить неприятеля из-за стен и окопов, но всем его планам мешали, как мы выше сказали, жестокие морозы. Морозы были так сильны, что лишь только кто нибудь выходил из палатки, как отмораживал все члены, в особенности же те, которые преимущественно открыты для действия воздуха: нос, уши, лицо, и затем умирал. Что писалось удивительного об этом свойстве русского климата некоторыми, будто морозы в тех местностях бывают таковы, что и вода замерзает при своем падении, когда ее выливают, то теперь многие испытали на деле. Но всего более страдали от этих жестоких морозов, что по необходимости и должно было быть, наши караулы, и потому вообще их редко выставляли, а когда это делалось, то только немногие из караульных возвращались назад с неотмороженными членами. Особенно замечательный случай был с
