церкви этого монастыря сохранилась голова Филиппа Апостола и в 1245 году была принесена в дар деканом Софии и канцлером империи и деканом этой церкви некоему Готфриду де Мери коннетаблю Латинской Империи, которые и послал эту святыню, обложенную золотом, к себе на родину. Затем, из Пахимера и Никифора Григории узнаем также, что в монастырь Панахранты удалился Иоанн Векк в правление Михаила Палеолога, по сложении с себя патриаршества. Паломник Антоний (1. с. р. 132) видел еще главу апостола Филиппа в церкви Всех Святых, но так как, вскоре после этого, вследствие землетрясений, постигших столицу в 1206 г., этот храм разрушился и был, как сказано, разобран впоследствии на постройку башен и золотых ворот, то естественно, что мощи могли быть перенесены в Панахрант. Между тем, хотя монастырь этот был во времена Антония, имя Панахрант в его списке не значится и встречается только у Стефана, который вслед за церковью Спаса Милостивого перечисляет разом четыре церкви во имя Богородицы и из них три монастырские: «И оттоле идохом в монастырь св. Богородицы: ту лежит глава Ивана Златоустого и мы грешнии поклонихомся и целовахом. И оттоле вдохом в монастырь Панагран: ту лежит глава св. Василия. И оттоле недалече монастырь Панданасый (Владычицы – Пантанассы): ту бо лежат замчены Страсти Господни на двое разделены. И оттоле идохом во вторник к Святой Богородице (Одигитрии) поклонитися выходней иконе» и пр. В этом отрывке имеем перечень церквей Богородицы, видимо находившихся около Большого Дворца, и святыня в них, упоминаемая, описана у Антония «в златых палатах». Действительно, Стефан рассказывает далее о церкви Еннея Клисия. Но еще яснее о церкви Богородицы Панахранты сказано у Зосимы (стр. 61): «Тамо же, близ св. Софии, есть монастырь женский Панахран, иде же есть ту глава Василья Кесарийского и стопы святого апостола Павла на камени воображени добре». Равно и прочие два монастыря Богородицы Зосима помещает поблизости церкви Одигитрии и Лазаря (см. план). Итак, мечеть Фенари – Иеса вряд ли может быть принимаема за древнюю церковь Панахранты.
Не доказывает этого и надпись позднейшего времени, свинцовая, снятая у патриарха Константия; en péojou ãbruse tèon neèwn perikalléea Kwnstant... $on £olbion $emplewn ouramòwn faéeon oikéhtora kaì polio%ucon te anéadeixwn Panéacrante proaòresin antimetro%usa... naèov tèo d%wron m.... Имя «Панахранта», обращенное к Богородице, представленное здесь лишь обычным эпитетом. Наконец, в данной местности мы, скорее, ожидали бы встретить монастырь Богородицы Благовещения – Кехаритомены, или так наз. Кехаритомонит, бывший в то же время посвященным Иоанну Дамаскину.
Церковь достаточно удовлетворительно снята в плане Пюльгером [394]: она оказывается такою же двойною церковью, как и Пантократор, при чем с Южной стороны имеется еще особый придел в виде узкого коробового коридора, обходящего церковь и связанного с нартэксом, как и в монастыре Спаса Хора. Обе церкви имеют, кроме того, каждая внутренний нартэкс и один центральный купол; этот нартэкс введен уже в состав квадрата церкви. Вся архитектура церкви отличается особенною стройностью пропорций, живописностью узких боковых нефов (в одну сажень шириною), высотою сводов и арок. Еще более обращает на себя внимание выступающая местами декорация: арки абсид опущены на консолях, украшенных крестами; алтарные окна поделены колонками, орнаментированными во вкусе XI – XII в. из пальметт; на самых базарах прежний византийский листок превратился в крест, из основания которого (опрокинуты) выходят свешивающиеся листья аканта. Наконец церковь, на которую мы считаем нужным обратить особое внимание, в виду ее замечательной близости с русскою каменною архитектурою в XV и XVI веках, по своему внутреннему украшению, обещает со временем открыть целую серию византийских мозаик, или же фресок, скрытых под штукатуркой.
Заканчивая свое описание сохранившихся памятников византийской столицы, мы должны упомянуть также и о тех сравнительно мелких произведениях византийского искусства, которые можно изучать еще на месте в Константинополе. Какими бы недостатками ни отличались в разных отношениях собрания новоучрежденного (в 1882 г.) Оттоманского Музея, все же его устройство в Константинополе, в Чинили – Киоске (фаянсовый) в Серале полагает в известной степени предел тому хищению и, главное, той страсти к разрушению, на которое обречены предметы древности в Турции [395]. Правда, управление этого Музея занято не столько самым Константинополем, сколько различными провинциями и по преимуществу теми, в которых теперь сосредоточилась археологическая деятельность ученых и научных экспедиций, совершивших такие замечательные открытия в последнее время. Это управление задалось уже слишком ревниво мнимыми научными интересами Турции и, очевидно, забывает то простое соображение, что меркантильные прения о дележе еще не составляют главной цели, для которой музей основан, а строгие законы по воспрещению всякого вывоза памятников уместны лишь там, где они, действительно, охраняются, и никак не в Турции, где не только не начиналось еще их собирание, но продолжается разрушение. Великолепные капители лучшей эпохи Константинополя – IV и V столетий по – прежнему валяются десятками в мусоре по берегам моря, в разных захолустьях Стамбула. Но и те капители и барельефы, которые собраны уже для музея и расставлены в его саду, еще не составляют истинной заслуги, потому что большинство их не помечено даже, и нам навсегда, по – видимому, останется неизвестно их происхождение. Нельзя не быть, поэтому, признательным известному археологу С. Рейнаху за его, хотя краткие, сведения о предметах византийской древности, которые он дает в изданном им общем каталоге музея [396], хотя автора лично отдел христианских древностей не интересовал как специалиста. Автор делает в самом начале даже примечание, что все памятники христианского отдела лишены всякого художественного достоинства, т. е. представляют лишь ремесленные, часто грубые изделия. И, между тем, эти мелкие фрагменты разоренных зданий имеют свое историческое значение: между ними находим несколько барельефов с изображением Одигитрии, святых, архангелов, плит с орнаментами, капителей, украшенных фигурами, эмблемами, орлами, голубками и пр. и пр. Между капителями выдается особенно одна из св. Софии, с горельефными фигурами в листве, и другая с изображением гениев, несущих корзину с двумя голубями, и подобные им с гениями среди лиственных разводов. Особенно заслуживает внимания порфировый барельеф от крышки саркофага, стоящего и теперь у храма Ирины и почитаемого за саркофаг Константина, с изображением гениев, занятых сбором винограда: барельеф по стилю тождествен со скульптурами саркофагов, извлеченных из ц. св. Констанции в Риме и стоящих ныне в Ватиканском музее. Капитальною вещью в собрании музея, помещенного в главной зале, представляется мраморная статуэтка Доброго Пастыря [397], замечательная уже потому, что, как известно, наиболее значительный сюжет древнего христианского искусства воспроизведен на Востоке еще только в двух статуэтках
