Как и в иудаизме, безбрачие считалось грехом, а брак — обязательным и угодным Богу (xxiv, 32). Мухаммед допускал многоженство, чтобы уравновесить высокую смертность обоих полов, длительность материнского ухода и раннее угасание репродуктивной силы в жарком климате; но он ограничил число разрешенных жен четырьмя, позволив себе особое послабление. Он запретил наложничество (lxx, 29–31), но считал его более предпочтительным, чем брак с идолопоклонницей (ii, 221).
Предоставив мужчине столько возможностей для удовлетворения желаний, Коран наказывает прелюбодеяние сотней ударов по каждому грешнику (xxiv, 2). Но когда по ничтожным основаниям любимую жену Мухаммеда Айшу заподозрили в прелюбодеянии, а сплетни упорно порочили ее имя, он впал в транс и издал откровение, требующее четырех свидетелей для доказательства прелюбодеяния; более того, «те, кто обвиняет почтенных женщин, но не приводит четырех свидетелей, должны быть бичеваны восемьюдесятью полосами, и их свидетельство никогда больше не будет принято» (xxiv, 4). После этого обвинения в прелюбодеянии стали редкостью.
Коран, как и Талмуд, разрешал развод мужчине почти на любом основании; жена могла развестись с мужем, вернув ему свое приданое (ii, 229). Признавая доисламскую свободу развода для мужчин, Мухаммед, тем не менее, препятствовал ей, говоря, что ничто не может быть так неугодно Богу; арбитры должны быть назначены «один из его народа и один из ее», и должны быть предприняты все усилия для примирения (iv, 35). Для признания развода законным требовалось три последовательных заявления с интервалом в месяц; а чтобы заставить мужа хорошенько подумать, ему не разрешалось снова жениться на разведенной жене до тех пор, пока она не выйдет замуж и не разведется с другим мужчиной.20 Муж не должен был входить к жене во время месячных; в это время она не должна была считаться «нечистой», но должна была ритуально очиститься, прежде чем возобновить сожительство. Женщина для мужчины — «земля», поле, которое нужно возделывать; мужчина обязан рожать детей. Жена должна признавать высший интеллект и, следовательно, высшую власть мужчины; она должна подчиняться мужу; если она бунтует, он должен «изгнать ее на ложе отдельное и бичевать ее» (iv, 34). «Всякая женщина, которая умрет, и муж ее будет доволен ею, войдет в рай» (iv, 35).
Как здесь, так и в других местах правовые ограничения женщин едва ли соответствовали силе их красноречия, нежности и очарования. Омар, будущий халиф, упрекнул свою жену за то, что она разговаривала с ним в тоне, который он счел неуважительным. Она заверила его, что именно в таком тоне его дочь Хафса и другие жены Мухаммеда разговаривали с Пророком Аллаха. Омар тотчас же отправился к Хафсе и другой жене Мухаммеда; ему сказали, чтобы он занимался своими делами, и он в ужасе удалился. Услышав все это, Мухаммед от души рассмеялся.21 Как и другие мусульмане, он время от времени ссорился со своими женами, но не переставал любить их и говорить о женщинах с искренним чувством. «Самая ценная вещь в мире, — как сообщается, сказал он, — это добродетельная женщина».22 Дважды в Коране он напоминал мусульманам, что их матери вынашивали их с болью, рожали их с болью, кормили их двадцать четыре или тридцать месяцев.23 «Рай, — сказал он, — находится у ног матери».24
IV. РЕЛИГИЯ И ГОСУДАРСТВО
Величайшие проблемы моралиста заключаются в том, чтобы сначала сделать сотрудничество привлекательным, а затем определить размер целого или группы, с которой он будет советовать сотрудничать в первую очередь. Идеальная этика требовала бы первостепенного сотрудничества каждой части с величайшим целым — с самой Вселенной, ее сущностной жизнью и порядком, или с Богом; в этом случае религия и мораль были бы едины. Но мораль — дитя обычая и внук принуждения; она развивает сотрудничество только в рамках агрегатов, оснащенных силой. Поэтому вся реальная мораль была групповой.
Этика Мухаммеда вышла за пределы племени, в котором он родился, но была заключена в вероисповедальной группе, которую он сформировал. После победы в Мекке он ограничил, но не смог полностью отменить грабительские набеги племени на племя и дал всей Аравии, а в неявном виде и всему исламу, новое чувство единства, более широкую орбиту сотрудничества и верности. «Верующие — не кто иные, как братья» (xlix, 10). Различия по рангу или расе, столь сильные среди племен, были сведены на нет сходством убеждений. «Если раб-негр назначен управлять вами, слушайте и повинуйтесь ему, хотя бы голова его была подобна сушеной виноградине».25 Это был благородный замысел, сделавший из разных народов, разбросанных по континентам, единый народ; в этом слава и христианства, и ислама.
Но этой трансцендентной любви в обеих религиях соответствовал жесткий антагонизм ко всем, кто не желает верить. «Не принимайте иудеев и христиан за друзей….. Не выбирайте себе в друзья ни отцов ваших, ни братьев ваших, если они получают удовольствие от неверия, а не от веры» (v, 51, 55; ix, 23). Мухаммед трактовал эти принципы с некоторой умеренностью. «Пусть не будет насилия в религии. Если они примут ислам, то, несомненно, будут направлены; если же они отвернутся, то, поистине, тебе принадлежит только проповедь».26 «Дайте передышку неверующим. Поступи с ними мягко на некоторое время» (xxxvi, 17). Но против неверующих арабов, которые не покорились мирно, Мухаммед проповедовал джихад или священную войну, крестовый поход во имя Аллаха. После начала войны с курайшитами и по истечении «священных месяцев» перемирия вражеские неверующие должны были быть убиты везде, где их найдут (ix, 5). «Если же кто из идолопоклонников ищет у тебя защиты, то защити его, чтобы он услышал слово Аллаха…Если же они раскаются и установят поклонение» (примут ислам), «то оставь им путь свободным» (ix, 5–6). «Не убивайте ни старика, который не может сражаться, ни малолетних детей, ни женщин».27 Каждый трудоспособный мужчина в исламе должен принять участие в священной войне. «О, Аллах любит тех, кто сражается за Его дело….. Клянусь Аллахом… что сражаться за религию утром и вечером лучше, чем весь мир и все, что в нем есть; и, поистине, пребывание одного из вас в строю лучше, чем сверхдолжные молитвы, совершаемые в вашем доме в течение шестидесяти лет».28 Однако эта воинская этика не является общим призывом к войне. «Сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается против вас, но не начинайте военных действий.
