пример. В этой комнате собралось сообщество, решается вопрос о каком-нибудь революционном предприятии. Сидит в этой комнате десять человек. Одиннадцатый вносит чай. Он не принадлежит к этому кружку, но он знает тех, кто здесь сидит, и служит в качестве осведомителя» [53]. Но на прямое замечание Комиссии о том, что основные сведения царская полиция получала, все-таки, не от тех, кто «разносит чай», Спиридович не нашелся, что ответить.
Фото 5. Сергей Зубатов – крупнейший деятель политического сыска, начальник Московского охранного отделения и Особого отдела Департамента полиции министерства внутренних дел Российской империи
Можно ли говорить о неких «нравственных устоях» такого человека как Зинаида Гернгросс? Она пыталась убедить Бурцева, что «служила идее», была «честным сотрудником», а эсеры, «преступная шайка», причиняющая народу вред. Так верить ей или нет, верить в ее идейность и бескорыстность – задается вопросом Бурцев?
Скорее всего, это не так уж важно. Порочность крылась в самой системе, а человек всегда найдет, чем оправдать свою причастность. Совершенно справедливо писал В.Б. Жилинский по горячим результатам исследования архивов Московского охранного отделения: «Задача охранки была трудна, ибо она стремилась не только к подавлению революционного движения и изъятию из обращения неблагонадежных лиц, но, …, и к постоянным заботам о том, чтобы движение, избави Бог, не заглохло, к поддержанию того напряженного состояния перед грозой, которое так способствует ловлению рыбы в мутной воде, получению всякого рода чинов и отличий» [54].
Кроме этого, здесь важен и психологический момент – «товарищи», которых Гернгросс знала лично, открывались для нее с двух сторон. Она видела их поведение среди товарищей и знала другую сторону, из допросов, отчетов слежки, перлюстрированных писем. Такое знание развращает, дарит ощущение вседозволенности и власти над людьми.
В последующей переписке с «любезным другом» Зубатовым Зиночка негодует по поводу публикаций Бурцева: «Обещал, прохвост, только правду и правду говорить, т. е. печатать. И сорвался. Сегодня появилась из Парижа, конечно, с его слов корреспонденция в Berliner Tageblatt о «женском Азефе» M-me З. Гернгросс (оказывается, я жила с мужем в Лейпциге, а потом мы были разведены), чего, чего только не наврано. … А как хотелось использовать свой провал для морального щелчка всем нашим «Бледным коням» [55], поднять престиж агентуры, показать, что есть в ней честные слуги.» [56].
За свои услуги она получала 500 рублей ежемесячно. Это совсем немало. Но, все-таки, не деньги являлись для нее основным мотивом. Заварзин был убежден, что Зинаидой двигала «любовь к таинственности, риску, отчасти авантюризму», но, кроме этого «убежденность в разлагающем влиянии революционеров на русский народ» [57]. Вопрос – не действовали ли на народ разлагающе монархическая система и способы ее охранения, как говорится, риторический.
В данном контексте справедливым кажется вывод все того же Бурцева: «Во всяком случае, это – незаурядная жизнь, и все человеческие ценности в ней перевернуты вверх дном. Она «служила идее»? Да, может быть. Но она лгала, притворялась, играла роль, была искусной лицедейкой. Она «не боялась смерти»? Несомненно. Но скольких людей, отправив в тюрьму и на каторгу, она приблизила к смерти на многие годы!» [58].
По личному докладу П.А. Столыпина осенью 1909 г. царь назначил Гернгросс пожизненную пенсию. «Признавая … участь Зинаиды Жученко заслуживающей исключительного внимания и озабочиваясь ограждением ее личной безопасности и обеспечением ей возможности дать должное воспитание сыну, всеподданнейшим долгом поставлю себе повергнуть на монаршее вашего императорского величества благовоззрение ходатайство мое о всемилостивейшем пожаловании Зинаиде Жученко из секретных сумм департамента полиции пожизненной пенсии, в размере трех тысяч шестисот (3600) рублей в год, применительно к размеру получавшегося ею за последние годы жалования», – говорилось в заключительном абзаце доклада, подводящем итог перечисленным заслугам Гернгросс [59]. На полях Николай написал «согласен». В случае ее смерти, сын получал 900 рублей в год вплоть до совершеннолетия, либо обучение за казенный счет.
В первые дни войны, в 1914 г., она была арестована по обвинению в шпионаже, где просидела до 1917 г. Дальнейшая судьба «Азефа в юбке» на сегодняшний день неизвестна. Есть версия, что уехала в Бельгию к одному из своих бывших руководителей Гартингу-Геккельману, который обосновался там в 1920 г.
Сибирские страницы политбиографии М. Н. Рютина
Штырбул Анатолий Алексеевич,
доктор исторических наук, профессор Кафедры всеобщей истории, социологии и политологии Омского государственного педагогического университета
Надолго вычеркнутый из истории
Мартемьян Никитич Рютин – один из тех, кто ценой своей жизни спас честь большевистской партии в то время, когда на неё пала черная тень беззакония, политического насилия, диктата и культа личности. Объявленный «врагом народа» в начале 1930-х гг., он был реабилитирован только в августе 1988 г. [1, с. 177]. И в течение этих почти 60-ти лет его имя было фактически вычеркнуто из истории. В «лучшем случае» оно просто не упоминалось в исторических работах, в том числе и в работах сибирских историков о революции и гражданской войне в крае, а ведь тогда он был одним из известнейших революционных военно-политических деятелей Сибири. Даже в работах 1970-х гг. такого серьезного и скрупулёзного исследователя событий Гражданской войны на территории Сибири, как В. С. Познанский, мы не найдём даже упоминания о Рютине. Нет его в посвященном данному периоду 4-м томе истории Сибири (Л., 1968), и в насыщенной событиями и именами хронике событий «Октябрь в Сибири» (Томск, 1987).
В худшем же случае отдельные партийные историки задним числом обосновывали «вредительскую» деятельность Рютина вообще, и в сибирский период его биографии в частности. В этой связи приведём красноречивую цитату из работы иркутского партийного историка конца 40-х гг. М. Ф. Потапова, у которого применительно к одному из трёх иркутских периодов политбиографии Рютина (март 1920 май 1921 гг.) не только не нашлось ни одного доброго слова о нём, но и представлен ряд совершенно потрясающих инсинуаций:
«Борьба с оппозицией усложнялась вследствие того, что в [Иркутском] губкоме были люди, клеветавшие на нашу партию, сеявшие семена сомнения в правильности избранного пути, срывавшие борьбу с троцкистской оппозицией, вроде Рютина, бывшего секретаря губкома.
Кулацкий выродок Рютин не видел и не хотел видеть огромной роли партии в деле создания советского общества, не видел тех героических усилий, которые проявили коммунисты в борьбе за победу идей Маркса – Ленина – Сталина. Не хотел он видеть и того, что вся деятельность партии сообразовывалась с законами прогрессивного общественного развития. Глядя глазами кулака на нашу большевистскую партию, он хотел видеть в ней случайное скопление людей,
