К середине 1963-го в Южном Вьетнаме вновь возник серьезный кризис. Опять стала падать эффективность военных мер, а казавшаяся такой перспективной еще в 1962-м стратегическая программа по умиротворению деревни рушилась на глазах. Кроме всего прочего, на Дьема и его правительство свалилась “буддистская проблема”. Корни ее уходили в глубь вьетнамской истории. Между буддистами и католиками в этой стране существовали трения, чем пользовались агитаторы Вьетконга, подзуживая мечтавших о большей власти представителей буддистской верхушки против “оккупировавших” властные кабинеты католиков. Все эти силы объединились в 1963-м, чтобы потрясти до основания давший уже не одну трещину фундамент режима. Дьем слишком бурно отреагировал на “буддисткий кризис”, что привело к практически полной потере популярности правительства. Армия занялась буддистами, что позволило Вьетконгу начать активную “реконкисту” в сельских районах.
Мятеж буддистов добил Дьема, поскольку осенью 1963-го правительство Соединенных Штатов приняло тайное решение отказаться от его поддержки и начать поиск более подходящей кандидатуры. 1 ноября, с молчаливого согласия посла США в Южном Вьетнаме Генри Кэ-бота Лоджа, группа генералов АРВ низложила властителя, а на следующий день двое младших офицеров убили Дьема и его брата. Вскоре в Техасе погиб и президент Кеннеди. Так, в конце 1963 года Линдон Бэйнс Джонсон унаследовал Белый дом, а заодно и проблему полной хитросплетений политики Соединенных Штатов во Вьетнаме.
После убийства Дьема в результате разгоревшейся борьбы за власть, правительство Южного Вьетнама практически перестало существовать. Вдохновленные разбродом в стане противника, руководители Вьетконга бросили все силы на активизацию политической и вооруженной борьбы, что привело к полному провалу программы умиротворения деревни. В меморандуме от 21 декабря 1963-го министр обороны{102} Макнамара откровенно предостерег президента Джонсона: “Обстановка тревожная. Если все останется по-прежнему, при существующих тенденциях через два-три месяца контроль над ситуацией будет утрачен. И это в самом лучшем случае, вероятнее же всего власть в стране возьмут коммунисты”‹20›. Предчувствие не обманывало Макнамару. Никто в США и в Южном Вьетнаме не знал, насколько тревожно складывавшееся положение, поскольку и правительство Дьема, и правительство Кеннеди получало с мест массу чрезмерно оптимистических отчетов. Макнамара завершил обращение россыпью канцелярских банальностей: “Нам должно внимательно отслеживать ситуацию, надеясь на лучшее, но оставаясь начеку и готовясь к принятию силовых мер…”‹21›
Через два дня после убийства президента Кеннеди Джонсон имел длительную беседу о событиях во Вьетнаме с находившимся в Вашингтоне послом Лоджем, который вовсе не был склонен приукрашивать действительность. “Картина отвратительная, господин президент, – сказал посол. – Кроме вас, Вьетнам спасать некому”. Джонсон ответил без тени сомнений: “Я не собираюсь терять Вьетнам. Я не буду президентом, который позволит всей Юго-Восточ ной Азии пойти по пути Китая”‹22›. “Принципы действия в Азии” работали, по крайней мере один из них.
Итак, 1963 год, казавшийся таким многообещающим для Америки, закончился на очень тревожной ноте.
А каким стал 1963-й для коммунистов? Пересмотр стратегии, на необходимость чего указывал в 1963-м Фам Ван Донг, проходил но тому же сценарию, по которому развивались события, сотрясавшие Политбюро ЦК ПТВ в пятидесятых. Труонг Чинь и Зиап продолжали настаивать на том, что война в Южном Вьетнаме будет длительной и напряженной, поскольку революция на Юге еще не обрела необходимой поддержки в народе, а вооруженная дay трань в этом регионе осуществлялась слишком быстрыми темпами. Ле Зуан и Нгуен Ши Тань отвечали, что возможность одержать быструю победу по-прежнему существует, поскольку боевой дух частей АРВ низок, а правительство страны на грани коллапса.
Идеологические расхождения между СССР и Китаем, выбранный Хрущевым курс на “мирное сосуществование” с США расстраивали планы Ле Зуана и Нгуен Ши Таня по одержанию быстрой победы на Юге, поскольку наносили удар по “революционному рвению” профессиональных революционеров, сражавшихся на Юге. Как можно требовать самопожертвования от Вьетконга, когда лидер мирового коммунизма обсуждает с лидером мирового империализма проблемы процесса разрядки? Ле Зуан и его команда солидаризировались с Китаем, особенно после речи, сказанной Лью Шаоки в мае 1963-го в Ханое, где “председатель” указал на то, что борьба марксистов-ленинцев (китайцев) против ревизионистов (русских) “не мешает людям во всем мире сражаться за дело революции”.
Всю первую половину 1963 года “дядюшка” Хо держался дистанцированно от своих фракций и от трений России с Китаем. Ему, убежденному коммунисту, не могла не причинять боли идеологическая война, разгоревшаяся между двумя красными сверхдержавами, Вражда играла на руку врагам дела коммунизма во всем мире и неминуемо отражалась на размерах помощи, поступавших в Северный Вьетнам от главных доноров. Так или иначе, где-то в июле 1963-го Хо сделал выбор и вновь принял сторону Ле Зуана и Нгуен Ши Таня. Хо был прагматиком и, несмотря на все трения в советско-китайских отношениях, не хотел упустить шанс добить врага, предоставленный ситуацией в Южном Вьетнаме, где ширились выступления буддистов, а правительство Дьема утрачивало завоеванные позиции.
Кроме вышесказанного, Тань, Ле Зуан и Хо в значительной мере полагались на “неиссякаемый революционный дух” коммунистических войск в Южном Вьетнаме‹23›. Несмотря на угрозу вторжения Соединенных Штатов, члены “фракции южан” пребывали в убеждении, что с преданными делу солдатами они могут и должны выиграть на Юге. Здесь их мысли перекликались с сентенциями Мао Цзэдуна, любившего повторять, что “оружие является безусловно значимым, но не решающим фактором в войне, исход которой зависит не от техники, а от солдат”. Зиап думал иначе, но его снова обскакали.
Начиная с середины 1963-го, когда Хо поддержал Ле Зуана и Таня, в ханойской прессе развернулась кампания “антиревизионистской” пропаганды. Под “ревизионистами” понимались представители “северной фракции”, термин приобретал остро негативный оттенок, а борьба за власть в Лаодонг приняла ожесточенный характер. При поддержке Хо когорта Зуана и Таня развернула политическую риторику против “северян” и друзей советских “ревизионистов”. К концу 1963-го Зуан с компанией угрожали вычисткой из партии всем не желавшим поддержать войну с Югом‹24›. Зиапу и Труонг Чиню пришлось уйти в глухую оборону.
Нгуен Ши Тань заклеймил клеймом “ревизиониста” не только самого Зиапа, но и его жену. Спустя несколько лет один северовьет-йамский перебежчик на допросе показал американцам, что Тань обвинял жену Зиапа, уехавшую в начале шестидесятых в Москву на учебу, в том, что она, будучи лично знакома с Хрущевым, сослужила мужу скверную службу. Через нее, как следовало из обвинений Таня, Зиап сблизился с Хрущевым, и они “очень часто” сносились между собой. Тань уверял, что Хрущев оказывал “особенно сильное влияние на Зиапа”. Тот, разумеется, отрицал эти губительные для него “заведомо ложные и клеветнические измышления”.
Неприятности Зиапа только усугублялись из-за его собственной заносчивости и необдуманных поступков. Согласно сведениям разведки, в июне или в июле 1963-го Зиап с женой на вертолете вылетели из Ханоя в курортное место Ха-Лонг. По соображениям безопасности, охрана Зиапа очистила пляж от отдыхающих, чтобы хозяин с супругой могли плавать вдвоем. Соответствующая информация немедленно была направлена в Ханой. Люди выражали возмущением тем, что в то время как многие из них не могут позволить себе купить велосипед для езды на работу, Зиап с женой летают на вертолете купаться.
По данным разведки, Нгуен Ши Тань получил от Хо “милый сердцу” приказ навестить Зиапа и наставить его на путь истинный. В разговоре с женой генерала Тань пожаловался: “Из-за тебя Зиап все никак не избавится от буржуазных замашек. У него нет достоинств, присущих профессиональному революционеру”. О том, как Зиап отреагировал на “товарищескую критику”, в донесении ничего не говорится. Поскольку “достоинствами, присущими профессиональному революционеру” мог обладать только “антиревизионист”, обвинение было очень серьезным, практически оно являлось обвинением в “ревизионизме”. Для борьбы между своими становились хороши любые средства.
В конце 1963 года, когда погиб Дьем, подвергся критике Зиап, а над представителями “фракции северян” нависла угроза “вычистки” из рядов Лаодонг (ПТВ – Партии трудящихся Вьетнама), ЦК партии собрался на свой Девятый пленум. Собрание подтвердило, что целью революции являлась подготовка к всенародному восстанию и переходу во всеобщее наступление, которое представляло собой кульминационный момент вооруженной и политической day трапь и должно было завершиться полной победой. Для ее достижения, как говорил Труонг Чинь (именно он, как ни странно, зачитывал постановление пленума), требовалось следующее: “Главное в данный момент предпринять все усилия для быстрого усиления наших войск в Южном Вьетнаме, чтобы сместить баланс сил в нашу пользу. Пора Северу оказать более значительную помощь Югу и начать играть более важную роль в качестве базы революции в масштабах всей нации”‹25›.
