При таких обстоятельствах, среди песчаной пустыни, в 6 милях к югу от Карр (Харан), где стоял римский гарнизон, а в северном направлении несколько ближе к Ихне, произошла первая битва между римлянами и парфянами. Римские стрелки были посланы вперед, но тотчас же отступили вследствие огромного превосходства сил и большей силе и дальности боя парфянских луков. Легионы, выстроенные по обе стороны густым каре из 12 когорт, несмотря на мнение более рассудительных офицеров, советовавших идти против врага по возможности развернутым строем, вскоре были опережены и осыпаны страшными стрелами, которыми парфянские воины, не целясь, попадали в римских солдат и на которые римляне не могли отвечать. Надежда, что неприятель растратит свои запасы стрел, исчезла при одном взгляде на бесконечный ряд нагруженных стрелами верблюдов. Все дальше распространялись парфяне. Для того чтобы натиск не превратился в окружение, Публий Красс с отборным корпусом, состоявшим из всадников, стрелков и линейной пехоты, двинулся для нападения. Неприятель действительно отказался от намерения замкнуть кольцо и отступил, преследуемый необузданным вождем римлян. Когда же увлеченный этой погоней корпус Публия окончательно потерял из виду главную армию, тяжелая конница сдержала его напор и налетевшие со всех сторон парфянские отряды опутали его точно сетью. Видя, в каком количестве и как бесполезно падали его солдаты, настигнутые стрелами конных стрелков, Публий в отчаянии бросился со своей незащищенной панцирями кельтской конницей на закованных в железо неприятельских всадников; напрасно совершало чудеса безграничное мужество его кельтов, хватавших копья руками или спрыгивавших с коней, чтобы закалывать врагов. Остатки корпуса, а с ними и раненый в правую руку вождь были оттеснены на небольшую возвышенность, где еще лучше могли служить мишенью неприятельским стрелкам. Месопотамские греки, хорошо знавшие местность, умоляли Публия уехать с ними и постараться таким образом спастись; но он не пожелал отделить свою судьбу от судьбы тех храбрецов, которых его безумная смелость обрекла на смерть, и приказал своему щитоносцу заколоть себя. Большинство офицеров, как и он, лишило себя жизни. Из всего отряда в 6 тыс. человек в плен было взято не больше 500; никому не удалось спастись. Тем временем атака главной армии была приостановлена, и все с большой охотой предались отдыху. Когда же отсутствие вестей о посланном вперед корпусе вывело войско из его обманчиво спокойного состояния и оно приблизилось к полю сражения, отцу поднесли на шесте голову сына, и опять начался страшный бой с главной армией, — с той же яростью, с тем же однообразием. Невозможно было ни рассеять конницу, ни настигнуть стрелков; лишь наступление ночи положило конец истреблению. Если бы парфяне расположились бивуаком на поле битвы, ни одному человеку из римского войска не удалось бы спастись. Умея сражаться только верхом и поэтому боясь нападения, парфяне имели обыкновение не разбивать лагеря поблизости от неприятеля; насмешливо кричали они римлянам, что дарят еще одну ночь их полководцу, чтобы он мог оплакивать сына, и умчались с тем, чтобы вернуться на следующее утро и изловить распростертую на земле окровавленную дичь.
Римляне, конечно, не стали ждать их возвращения. Подчиненные Крассу военачальники Кассий и Октавий, видя, что Красс совершенно потерял голову, отдали приказ выступить немедленно и по возможности бесшумно всем людям, еще способным передвигаться, оставив позади раненых и пропавших без вести — около 4 тыс. человек, — для того чтобы самим искать убежища за стенами Карр. Остатки римского войска спаслись от казавшегося неизбежным уничтожения благодаря тому, что парфяне, вернувшись на следующий день, прежде всего стали искать и убивать отдельных оставшихся людей, между тем как население и гарнизон Карр, заблаговременно уведомленные о катастрофе беглецами, быстро двинулись навстречу разбитому войску. Об осаде Карр парфянские всадники не могли и думать. Римляне, однако, вскоре добровольно удалились; неизвестно, вынуждены ли они были это сделать из-за недостатка съестных припасов или малодушной поспешности главнокомандующего, которого солдаты безуспешно пытались сместить и заменить Кассием. Войско двинулось по направлению к армянским горам. Двигаясь ночью и отдыхая днем, Октавий с отрядом в 5 тыс. человек добрался до крепости Синнаки, находящейся всего лишь на расстоянии одного дня пути от спасительных высот, и освободил с опасностью для собственной жизни главнокомандующего, которого проводник сбил с пути и выдал врагу. Тогда к римскому лагерю подъехал визирь и от имени своего царя предложил римлянам мир и дружбу, а также личное свидание двух полководцев.
Совершенно деморализованное римское войско умоляло и, наконец, даже заставило своего полководца согласиться на это предложение. Визирь принял консуляра и его штаб с обычными почестями и опять предложил дружественный союз. Со справедливой горечью напомнив о судьбе договоров, заключенных с Помпеем и Лукуллом относительно границы по Евфрату, он требовал только, чтобы условия союза были немедленно изложены письменно. Подвели богато убранного иноходца, это был подарок царя римскому военачальнику; слуги визиря теснились вокруг Красса, торопясь посадить его на лошадь. Римским офицерам показалось, что они хотят овладеть особой главнокомандующего; Октавий, не имея при себе оружия, выхватил меч из ножен одного парфянина и заколол конюха. В поднявшейся после этого свалке были убиты все римские офицеры; престарелый главнокомандующий, не желая, подобно своему предку, попасть в руки врага в качестве живого трофея, искал смерти и нашел ее. Оставшиеся в лагере римляне, лишенные своего вождя, частью были взяты в плен, частью рассеялись. То, что было начато при Каррах, закончилось при Синнаке (9 июля 701 г. [53 г.]); обе эти даты заняли место наряду с годовщинами Аллии, Канн и Араусиона. Евфратская армия больше не существовала. Одному только конному отряду Гая Кассия, оттесненному от главной армии при выступлении из Карр, некоторым другим разрозненным группам и отдельным беглецам удалось спастись от парфян и бедуинов и поодиночке найти обратный путь в Сирию. Из 40 тыс. римских легионеров, перешедших Евфрат, не вернулась и четверть; половина из них погибла, около 10 тыс. римских пленных, по парфянскому обычаю, были поселены победителями на крайнем северо-востоке их владений, в Мервском оазисе, в качестве обязанных воинской повинностью крепостных. Впервые с тех пор, как орлы стали водить легионы в бой, они сделались в этом году символом победы в руках иноплеменников, почти одновременно у одного из германских племен на Западе и у парфян на Востоке. К сожалению, до нас не дошли точные сведения о впечатлении, произведенном поражением римлян на Востоке; оно должно было быть длительным и сильным. Царь Ород как раз праздновал свадьбу своего сына Пакора с сестрой своего нового союзника, армянского царя Артавазда, когда прибыла от его визиря весть о победе и одновременно, по восточному обычаю, отрубленная голова Красса. Трапеза уже была окончена, труппа странствующих малоазийских актеров, очень многочисленных в то время и распространявших эллинскую поэзию и сценическое искусство далеко на Восток, как раз исполняла перед собравшимся двором «Вакханок» Еврипида. Актер, игравший роль Агавы, которая, в припадке безумного, чисто дионисовского восторга, разрывает на части своего собственного сына и возвращается с берегов Киферона, неся на жезле его голову, заменил ее окровавленной головой Красса и запел, к великой радости публики, состоявшей из полуэллинизированных варваров, известный напев:
Мы несем домой
Из далеких гор
Славную добычу,
Кровавую дичь.
Со времен Ахеменидов это была первая победа, одержанная Востоком над Западом; глубокий смысл заключался в том, что для празднования этой победы лучшее произведение западного мира, греческая трагедия, в этом страшном фарсе сама над собой издевалась устами своих павших представителей. Римское гражданство и гений Эллады одновременно начинали подпадать под власть султанизма.
Эта катастрофа, страшная сама по себе, казалось, должна была стать страшной и по своим последствиям и потрясти основы римского могущества на Востоке. Мало того, что парфяне неограниченно господствовали теперь по ту сторону Евфрата, что Армения, еще до катастрофы с Крассом отпавшая от союза с Римом, вступила благодаря ей в клиентелу парфян, что верным гражданам Карр жестоко отомстил за их преданность римлянам поставленный над ними парфянами новый властелин, — один из вероломных путеводителей римлян, по имени Андромах, — парфяне серьезно готовились в свою очередь перейти границу Евфрата и с помощью армян и арабов изгнать римлян из Сирии. Иудеи и другие восточные народы не менее нетерпеливо ждали освобождения от римского владычества, чем эллины по ту сторону Евфрата ждали освобождения от парфян. Рим был накануне гражданской войны, нападение, предпринятое именно здесь, да еще в такую минуту, было бы очень опасно. Но, к счастью для Рима, у обеих воюющих сторон переменились вожди. Султан Ород был слишком обязан великодушному человеку, который надел на него царский венец и затем очистил страну от неприятеля, чтобы не пожелать избавиться от него при помощи палача. Его место, как главнокомандующего войском в Сирии, занял принц Пакор, сын царя, к которому ввиду его юности и неопытности был приставлен в качестве советника по военным делам князь Осак. С другой стороны, командование в Сирии вместо Красса перешло в руки рассудительного и энергичного квестора Гая Кассия.
