Церковью являлось
все христианское общество, а в латинской интерпретации, согласно которой понятие «Церковь» отождествилось с клиром и им же ограничилось. А потому статус «защитника Церкви», охотно принятый великим франком, на Западе привел не к появлению правовых полномочий для короля руководить ею, а, наоборот, к отнесению Западного императора к
органам церковного управления; одного из самых высоких, но не главного. Ведь на верхушке церковной пирамиды находился сам Римский папа, и более никто.
Безусловно, Западный император должен был охранять Церковь от внешних врагов, но Церковь-клир не принимала на себя никаких обязательств по отношению к собственному защитнику. Более того, она приобрела только права, а император — исключительно обязанности в этой системе отношений. Это вполне понятно, поскольку в «Божественном государстве», о котором грезил Карл Великий под влиянием блаженного Августина, Церковь была всем, а государство — ее слугой.
Конечно, ни о каком господстве Западного императора над папой не могло идти и речи. То, что разрешалось Карлу Великому в силу неординарности его натуры и особых заслуг перед Римом, не передавалось по наследству. И если за его потомками признавали права поставления епископов, то не в силу наличия у тех церковных полномочий, а по традиции, которая очень скоро подверглась жесткой ревизии со стороны Римской курии [431].
Намечающийся дисбаланс власти был тем более вреден для западного общества, что церковная политика Карла Великого принесла чудесные плоды. Дикие, еще вчера почти варвары, франки в течение нескольких десятилетий чудесным образом преобразились и явили пример редкого благочестия. Монашество стало всеобщим увлечением, и самые знатные особы считали за честь принять постриг. Многие богатые аристократы передавали в дар местным епископиям все свое имущество, обрекая наследников на полуголодное существование. Карлу Великому пришлось даже давать специальное разъяснение о порочности данной практики. С его смертью, как легко понять, перекос в отношениях между Римской курией и Франкской державой стал тем более очевиден и ощутим.
В целом подытожим, что разложение некогда единой Римской империи на две части носило очень болезненный характер и для Италии, где на десятилетия возникли настоящие гражданские войны, и для Востока: там бушевал жесточайший кризис, выразившийся в реставрации иконоборчества и политической нестабильности власти Византийского императора.
II
Окидывая взором плоды своих многолетних трудов, Франкский император не подозревал, что его детище, Западная Римская империя, уже прожила лучшие годы, и вскоре ее ждет распад. В 806 г. он торжественно объявил о разделе своей империи на три равных доли, а также о выделении дочерям отдельных поместий, обеспечивать порядок в которых обязывались сыновья. В 813 г., как полновластный владыка Франконии и глава Западной церкви, Карл, чувствуя приближение смерти, на ассамблее в Ахене предложил объявить своего сына Людовика I Благочестивого (814–840) королем франков и императором Западной Римской империи.
Это было торжественное и запоминающееся зрелище. 71-летний император в короне на голове и с массивной золотой цепью на груди, опираясь на плечо сына, в мантии античных царей, вошел в неф своей любимой церкви. Он обратился к сыну Людовику с вопросом, согласен ли тот возложить на свою голову королевскую корону? После положительного ответа Карл потребовал от него принести клятву о защите всех бедных и несчастных, о помощи Церкви, а также сестер, племянников, племянниц и всех единокровных родственников. Толпа громко кричала: «Да здравствует Людовик, император Август!», а хор пел: «Приди Дух Святой...» [432]
Уже этот акт откровенно свидетельствовал о том, что желание Карла скопировать старую Римскую империю наталкивалось на индивидуализм германского сознания и взращенные им политические реалии. При всем могуществе Западный император не решился объявить сына своим преемником и спросил для этого согласия всех представителей Западной Римской империи, то есть собственных вассалов. На этой же ассамблее королем Италии был избран Бернгард (812–818), незаконнорожденный сын покойного Пипина, отпрыска Карла. Желая хоть как-то подчеркнуть самодержавие власти Людовика, Карл Великий проигнорировал Римского папу и собственноручно возложил императорскую корону на голову принца. Через несколько месяцев после этого, 28 января 814 г., Карл Великий скончался [433].
Воспитанный в духе «Града Божьего» св. Августина, новый император франков стремился обеспечить единство своего. И как только тело его отца было предано земле, Людовик начал исправлять франкский мир по-своему. В первую очередь Западный император произвел чистку своих многочисленных родственников и королевского двора. Сестры императора были удалены в монастырь, дабы там поднакопить целомудрия, столь не достававшего им в юности, за ними последовали придворные дамы с сомнительным прошлым. После всего этого императорский двор стал напоминать монастырь, в котором император бдительно следил за поддержанием чистоты нравов и благочестия. Отныне самыми близкими товарищами Людовика стали епископы и монахи, во множестве проживавшие в его дворце. Лучшие из обителей перешли под королевскую опеку, а по всем владениям Людовика рассылались вероучительные грамоты [434].
Эмоциональный и неуравновешенный, легко впадающий в гнев и подверженный приступам страсти в той же степени, что и смирения, Людовик обзаводился врагами быстрее, чем друзьями. Получивший прекрасное образование и окруженный, что еще более важно, мудрыми советниками, король франков дышал имперским духом. Уже в 817 г. он издал документ, известный как «Ordinatio Imperii» («Устройство империи»), а себя велел именовать гордым титулом «Divina Ordinante Providential Imperator Augustus» («Император август, правящий по Божественному провидению»). Озабоченный целостностью державы, Людовик не собирался разделять франкскую землю на различные части между своими сыновьями, но предусмотрел иную конструкцию.
Согласно его плану, старший сын Лотарь должен был получить императорский титул и наибольшую часть Западной империи. Пипину доставалась королевство Аквитания, Тулузская марка и часть Бургундии, а Людовику — Бавария. Все они были обязаны ежегодно присягать Лотарю и подносить ему подарки, как своему сюзерену, и не вести войн без его согласия. Более того, их королевства отходили бы в непосредственное владение Западного императора в случае их преждевременной смерти, останься они без наследников. Но все же младших сыновей нельзя было назвать простыми наместниками и вассалами, поскольку они сохраняли свою независимость от Лотаря. Это был смелый план и гораздо более «имперский», чем административно-политическое устройство Франконии времен Карла Великого, хотя и обремененный налетом германского индивидуализма. К несчастью для Людовика Благочестивого, его мечтам не суждено будет сбыться [435].
При всех неоспоримых достоинствах, новый Западный император являл слабую тень своего грозного и могущественного отца. Он был благочестив, но, к сожалению, далеко не всегда последователен в собственных решениях и мужественен. Первым, кто поставил под сомнение его универсальную компетенцию, стал Римский епископ [436]. Понтифик, а им в то время являлся Лев
