Жмудского, Михаила Гарабурду. Им был дан наказ, по произнесении Московским царем присяги о соблюдении мира, завести речь кроме того о включении в тот же мир и Шведского короля. Относительно же Нарвы и других Ливонских крепостей, находящихся во власти Шведов, объявить, что в случае, если Московский царь изъявит на них притязания, то король, как уже раньше объявил в письме, не отступится от них и даже не будет считать мир действительным, если это произойдет. Что же касается до пленных, то, так как Московский царь раньше требовал, чтобы они возвращены были одинаковым образом с обеих сторон, пусть объявят, что не одинаков счет пленных у того и у другого, ибо во власти короля находятся отличные полководцы Московского царя, а у последнего из королевских подданных нет ни одного довольно знатного; из дворян очень мало, а остальные из смешанного класса. На основании этого пусть они требуют, чтобы он или уступил за пленных королю Заволочье и Невль, или, по крайней мере, тот, либо другой из них, потому что уже и раньше, когда его дела были еще в хорошем положении, он предлагал за более малое число
[278] пленных Усвят и Озерище, такие города, которые еще тогда не были во власти короля; иначе, пусть бы и теперь выкупал своих подобным же образом, как раньше во времена Сигизмунда Августа, когда обыкновенно выплачивал известную сумму денег за каждую голову. Около того же времени возвратился в Ригу к королю от Московского царя Поссевин, испытавши много тягостей и бед во время этого путешествия. Поссевин всего более старался перед Московским царем об уничтожении церковного разногласия, которое разделяет как большую часть восточных племен, так и Московского царя с Римскою церковью, и о приведении его к церковному единению; затем из усердия своего к пользам христианства, он по собственной воле завел речь о заключении союза с королем против Татар и старался разузнать, как расположен был бы Московский царь относительно совокупных военных действий против варваров. Московский царь относительно последнего пункта указывал на то, что он уже заключил мир с Татарами. Вместе с Поссевиным пришли также послы, отправленные Московским царем к папе и к императору Римскому Рудольфу; один из них послан был также в Константинополь к патриарху Константинопольскому с некоторыми дарами, чтобы искупить ими убийство сына. Тем и другим были даны грамоты о свободном проезде. Почти в то же самое время он отпустил к королю Матвея Превосту (Matthias Prevosta), посланного к нему из Заволочья с указанным выше письмом, в котором король отвечал на его послание, и купцов, которых удерживал при себе во время военных действий.
На письмо Иоанн отвечал в коротких словах; он понимает, что оно, будучи послано среди разгара военных действий, написано несколько резко, но теперь, когда уже с обеих сторон восстановлены мир и дружба, он считает лишним во время мира отвечать на такое письмо, которое [279] несколько грубым в то время сделала война; что же касается до того, что так долго задержал принесшего ему письмо, то не мог иначе поступить, потому что все дороги вследствие войны были заняты войсками. Отпустив комиссаров, которые, как выше мы указали, были назначены для описания провинции, король отправился в Вильну. Там он дал аудиенцию посольству татарскому, прибывшему туда несколько раньше от Магомета — Гирея, хана Крымских Татар. Последний просил обещанных даров, жаловался на при-теснения и обиды со стороны казаков; хотя последние и в самом деле бывали нередки, однако, Татарский хан еще нарочно преувеличивал их, чтобы, притворно указывая на домашние страхи и близкие опасности, избегнуть персидского похода, на который в то же время его вызывал Турецкий султан. Ответ от короля сказан был Татарам такой: что дары даны будут по обыкновению предков и что с их ханом будет мир на тех же условиях, на каких был раньше. Относительно же казаков было сказано то же, что несколько раз и раньше выставлялось на вид: эта толпа людей, составившаяся из разноплеменного сброда, бродячая и не имеющая прочной оседлости, не признает ничьей власти, но тем не менее, на сколько возможно ему будет, король постарается о том, чтобы удержать их от неприязненных действий и враждебных набегов. Этот ответ короля был принят варварами с некоторою надменностию, и главный посол, выслушав его, при самом как бы отъезде публично засвидетельствовал, что как бы там ни было, но если казаки не будут обузданы, они тоже не будут хранить мира. Раньше того шляхта Малой Польши и Руси через послов уведомила короля, что новый налог утвержден ими на их сеймиках. В то же время, прежде чем король уехал из Вильны, к нему явились послы от шляхты Великой Польши, а также Мазовии и Подляшья, от них он [280] узнал об утверждении такого же налога и на их сеймиках.
Тем и другим послам объявлена была благодарность и дан был совет во всем положиться на желание и старание короля о пользе государства, и в ответе, данном последним послам, было прибавлено, что король созовет в настоящем же году сейм для устройства государства и вместе с тем для приведения в порядок Ливонии, ибо, приобретя оную общим всех советом и помощию, король предоставлял общему решению всех чинов ее участь. Мы уже выше сказали, по какому поводу и с какими поручениями в то время был послан королем к Московскому царю Висгерд Литвин, а к Шведскому королю Аламанний. Московский царь, получив письмо короля, в котором последний уговаривал его не трогать Нарвы и прочих Ливонских крепостей, тотчас согласился на это. Посольство же к Шведскому королю было принято неблагосклонно, и даже помощь королевы оказалась мало действительною к смягчению короля, ибо, кроме того, что его раздражительность преграждала всем все возможные способы для умиротворения его, и она со своей стороны жаловалась на несправедливые действия и обиды, которым; по ее мнению, она подвергалась в том, что не было выдано мужу ее приданое и наследство от брата, и в том, что муж ее не был включен в мирный договор. По этому, когда Аламанний оттуда стал давать известия, ясно указывающие на то, что помимо прежних неудовольствий отношения сделались еще более натянутыми, то король прибывший уже из Вильны в Гродно, вызвав туда большую часть сенаторов, решил, по желанию всех, тем скорее назначить сейм для того, чтобы доложить сословиям о несправедливых действиях также и со стороны Шведского короля.
В это время обстоятельно было написано в Ливонию и городским властям и начальникам о том, в каком [281] положении находятся дела, и им
