к ней, тем не менее по тем же указанным причинам принял на себя обязанность предложить об этом пункте сословиям. Сверх того, в случае, если бы оказалось что либо неудовлетворительным в судопроизводстве или, если они пожелали бы какого либо исправления в нем, то он и в этом также деле готов был оказать свое содействие государству. Все это он прибавил более для того, чтобы с одной стороны удовлетворить желанию сословий, с другой, чтобы выказать свое расположение к ним; главнейшее же внимание он обращал на те пункты, которые мы перечислили на первом месте.
[285]
После того, как об этом было предложено с начала сенаторам, потом собраниям шляхты, которые обыкновенно составляются до сейма по обычаю в каждом воеводстве, то не с одинаковым расположением принято это было всеми, и снова началось почти такое же волнение и стали раздаваться те же речи, какие были, как мы выше указывали, на некоторых прежних сеймах. Те, которые помнили, что король им обязан своим королевством, так как они своим голосом поддерживали его при выборе, теперь досадовали, что они или получили меньше того, на что надеялись или, что другие достигли того, чего они сами желали. В среде прежних противников не мало оставалось таких, которые не могли забыть о своем поражении в борьбе, сопровождавшей прежние безкоролевья. Те, которые раньше пользовались преобладающим голосом и влиянием на сходках и собраниях шляхты и приобрели себе вследствие того имя, народное расположение и достаток, теперь роптали на то, что все награды отданы войсковым, и досадовали, что теперь больше нет места и признания для тех мирных талантов, которыми они сами преимущественно отличались. Вообще умы были сильно возбуждены в ту или другую сторону, смотря потому, чем кто более был затронут. Иные громко кричали, что дело идет совсем не о том, чтобы рассуждать о каком либо новом способе королевских выборов на будущее: время, а напротив о том, чтобы заранее облечь королевскою властью наместника чужой власти и помощника, при чем разумели Замойского: сюда клонятся благодеяния, которыми он старался привязать к себе военных людей, с этою целию и по заключении мира многие из них удержаны при себе Замойским: поразив шляхту страхом, он хочет при помощи насилия и оружия захватить королевскую власть. Диссидентов пугали стеснением свободы вероисповедания и ограничением их прежних прав. Иные рассуждали, что [286] король ищет не какого либо исправления судопроизводства, но просто хочет, уничтожив существующие суды, забрать судебную власть в свои руки. Вообще все принималось ими и перетолковывалось на выворот; дошло до того, что вместо означенных королевских предложений в народе распространялись другие артикулы, в которых смысл проекта нарочно был извращен для возбуждения тревоги; при чем в известной степени опять проявлялась и ненависть к Замойскому. Много и открыто жаловались на почести, предоставляемые Венгерцам, указывали при том на Ландскорону, которою владела вместе с детьми сиротами вдова Гаспара Бекеша, после того как потеряла с начала своего мужа, получившего за свою храбрость право польского шляхетства, в лагере у Полоцка, а потом и брата его Габриэля, погибшего при осаде Пскова; она около этого времени вышла замуж за Франциска Весселина (Franciscus Vesselinius). Между тем были и такие, которые добровольно предлагали свою помощь королю, если он желает поднять вопрос о наследнике; но король, хотя и сознавал за собою большие заслуги пред государством, которые давали его фамилии не меньше прав на внимание, чем фамилиям других королей, однако полагал, что несообразно с настоящим положением хлопотать о достижении этого и что нужно лучше подождать добровольного желания сословий. Те с своей стороны полагали, что король ими пренебрегает, рассчитывая достигнуть цели с помощью других, и тем более поддавались раздражению. Шляхта, хотя и сознавала, чем она сама и республика обязаны величайшим благодеяниям короля, однако, вследствие возбужденных опасений относительно сохранения свободы и других самых дорогих благ, колебалась и действовала с некоторою медлительностию, наконец ко всему относилась с подозрением.
При таком то настроении умов открылся сейм. Замойский, как исполняющий должность канцлера, держал речь от [287] имени короля и начал ее напоминанием о пожеланиях и обете, которые всеми были сделаны при распущении прежнего сейма: как все тогда желали, чтобы король вернулся к ним невредим и цел из похода, и как давали обет с радостными чувствами броситься взаимно в объятия друг друга! И вот то, чего они просили у Бога, сказал он, теперь достигнуто с такою полнотою, что, как видим, король возвратился из неприятельской земли не только невредим и с сохранным войском, но и приобрел своими подвигами бессмертную славу; вполне было в их власти встретить теперь друг друга со взаимными поздравлениями и с братскими добрыми чувствами; но этому воспрепятствовало недоброжелательство некоторых личностей; он не думает, чтобы ему теперь следовало розыскивать, благодаря чьим стараниям это произошло, но он однако видит, что в государстве уже появляются какие то Петилии: нужно желать, чтобы не явились также Катилины. Сказав это в приступе, он далее объявил, что король не имеет намерения предлагать на этом сейме что-либо другое, касающееся внутренних дел, как только то, что постановили они ранее, еще при жизни Сигизмунда Августа и на предшествовавшем Ендржеевском съезде, и о чем потом сами часто просили, как при других случаях, так и на ближайшем сейме. Итак король, следуя их просьбам, предлагает на обсуждение вопрос об обеспечении свободного и благоустроенного избрания. Указывая, что они должны отыскать определенный способ избрания королей, король не хочет тем сказать, что им следует помышлять об отмене избирательного права, этого наследия свободы, драгоценнее которого ничего не могли оставить их предки, но позаботиться о том, каким образом сохранить ту свободу во всей ее неприкосновенности и навсегда ее укрепить. Что обсуждение этого вопроса составляет настоятельную необходимость, того, он думает, нет нужды подтверждать примерами других; [288] если они припомнят события во время предшествовавших безкоролевий и ту величайшую опасность, до которой в то время доведено было государство, то сами рассудят, что тут речь идет не о каком либо личном деле короля, но об их собственном; король желал, чтобы они не пропустили столь удобного случая, и в Божеской милости, оказанной им в прежние годы, когда, они знают, государство спасено было одним чудом, скорее нашли бы поощрение к принятию мудрых решений на будущее, а не злоупотребили бы ею для оправдания своей беспечности и нерадения. Если же происками некоторых людей удалось поселить в их умах подозрение, то, конечно, как больные не могут переварить здоровой пищи, так они сами не
