Михаил Гефтер - Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

И с тем, что в отношении к Советскому Союзу Россия единственная правопреемница. Еще один лгущий символ — РФ якобы правопреемница и всей бывшей Российской империи. Вот где место плотного вхождения патологий в пазы.

Формируется новый тип человека старой власти. Болезненный гибрид советскости, скрещиваемой с реставрацией мнимых «русских» родословных, — вот где социум власти уже ищет себе и найдет добычу!

— Надо смотреть вперед. Надо видеть, как национальные республики упорно поднимают планку суверенности, и путь компромисса, на который Ельцин встал по отношению к этому, — это единственный путь возможного решения проблемы. Но когда поднимается планка суверенности национальных республик, разве могут оставаться в неоформленном положении земли с русским населением? Это бессмыслица! Переструктурированной должна быть вся эта огромная территория, все историческое пространство России.

Еще недавно, до административных новаций Сталина, в тридцатые годы в составе России существовала и отдельная Сибирь, Западная и Восточная, был целостный Дальний Восток, был Большой Урал, был крупный предкавказский Юг, Центральный район России и так далее. Я не говорю о том, чтобы просто вернуться к этому, но ведь это же было!

Сейчас речь идет о большем. О том, что основная тяжесть забот о ведении текущих дел возлагается на сами территории. И процесс суверенизации этих земель, по истории, масштабу, характеру населения растущих в целые страны — русские страны! — этот процесс неустраним. По отношению к нему есть только двоякое решение. Либо сила запрета, и тогда превеликая кровь, либо настоящая реформа — доведенный до конституционного основания федеративный союз. Включающий и русские страны, как бы те ни звались: земли, края, республики и так далее. В качестве главы государства, но не главы исполнительной власти президент должен стать лидером союза стран, образующих Россию. Стражем новой Федерации.

— Русский вопрос даже в качестве неточного и неадекватного — главный государственный вопрос. Он не национален совершенно. В нем есть всемирное начало и есть начало рабское. Эти иррациональные переходы послушания в нигилизм, расчеловечивающий путь отбора кадров в верхах власти. Всему в России, взятому порознь, можно найти аналогии на Западе. А взятому в целом — не получается.

Когда я выстраиваю политическую версию альтернативы, я подразумеваю свою идею фикс русских стран. Все остальное подверстывается к этой идее. Я действительно в этом вижу единственный выход. Ответ на вопрос, кто мы — с множественным «мы», — не отклоняющий никого, никого не отвергающий, движет к интеграции «русскостей».

— Твоя мысль о русских странах и согласными с ней может быть по-всякому истолкована. Например, таким образом, что и русских нет. А есть формирование иногосударств на бывшей советской территории.

— Как ярлычок для регионализации, которая подготовит новую интеграцию.

— Ярлычок — или анестезия при удалении идеи единого народа? Новое государство будет уже не русское для себя. А русские в нем станут меньшинством вроде евреев.

— Мне кажется, они и в этом случае сохранятся в качестве русских. На чем настаивают не без основания, хотя основание «призрачное», то есть при участии великих призраков прошлого. Русская культура не пустой звук. Нужно ли русскоговорящей культуре консолидированное пространство? Или она получит новый шанс в энергетике интегрирующихся русских стран?

— В Москве верят, будто символом довольства для России стала колбаса. Но на первый план вышла проблема места России в Мире и престижа всего, связанного с российским, как тем, с чем должно считаться. Политики уже пристраиваются, чтоб не выпасть на повороте. Национальная Россия — это фиктивная цель, реальностью могут стать только страны-цивилизации.

Фикция российской нации — это реальность нерусской власти. Никак им, видите ли, не прожить без Грановитой палаты! Представь себе, что власть переселят из Кремля, превратив тот в музей? В обычном здании их сброд вообще не смотрится.

Ты прав, в слове «нация» есть понятийная шероховатость, оно из XIX века. И зачем? Просто чтобы так себя называть? Все-таки нация — это ощутимая близость. Начинать сейчас исправлять императора Петра не пройдет. Нельзя быть близкими друг другу от Смоленска до Тихого океана. Вне русскости мы не близки.

— Понятно. Зато непонятно, как стать близким хотя бы в пределах Северо-Запада или Нечерноземья.

— Дав свободу и поощрив протоцивилизационные различия русских. Только так, если свести к самому ключевому моменту. Не исчерпываясь им, но обязательно вводя его. Да, таков ключевой момент. Хватит держаться за сталинскую систему областей.

— Ну, это какие-то призывы… Проще укрупнить регионы.

— Из деления на 25 краев тоже цивилизации не выстроишь. Страна не выстроится так, различия идут в более крупных пропорциях. Не могут быть калужская нация, владимирская нация, рязанская нация, смоленская… Это просто глупость.

Поэтому есть резон и право говорить о русских странах. Есть Центральная Россия, у которой свое лицо. Европейская Россия, по отношению к которой Сибирь была пристяжной, но соотношение меняется. Почему? Понятно — нефть, газ, золото, алмазы и так далее. Но ведь Европейская Россия может заново стать собой за счет интеллекта Питера и Москвы. За счет современных наукоемких отраслей и просто за счет развития культуры и интеллекта, который сконцентрирован здесь в больших масштабах, чем на Востоке. И пойдет не усреднение, а выравнивание. Но для этого нужен новый масштаб.

— Так ведь масштаб и есть исходный пункт. Почему бы не назвать его национальным?

— Весь вопрос о «российской нации» вбит в административно-бюрократическую теснину. Понятие «нация» до известной степени условное. Освободим его от восторженного оттенка: сказал «нация» и встал на цыпочки, руку на сердце и поешь гимн.

Нация — историческая случайность, ограниченная временем и пространством европейского региона. Мир не состоит из наций. Китай не нация, Индия не нация тем более. Украина и Казахстан не станут нациями никогда. Наполнение сакральным смыслом простого политического термина вообще путает карты. Что в ней священного, в нации? Да, так сложилось в Европе и США. Есть в этом свои преимущества, есть минусы. Минусы самодовольства, прежде всего… Но вижу, в тебе есть законный червячок сомнения.

— Сомнения оттого, что точка политической возможности для этого пройдена.

— Потому что регионализация пошла неверно. В рамках административной структуры она не реализует русский протоцивилизационный потенциал. России нет места в суверенных нерусских анклавах среди студня неопределившейся русскости. Протоцивилизационные различия существенней. И разговоры о сеператизме и федерализме неверны вообще. Вот, мол, как придет к власти прежняя номенклатура… А в Кремле какая сидит? Так лучше пусть будет власть на местах, где рядом с ней местный житель, который может сказать свое «фэ».

Но есть иное русло. Укрупнение до земель-стран, делающее возможным принципиально другую реинтеграцию. Беря за основу формы, типы, уклады человеческой жизнедеятельности русских, я вижу огромные различия. Дать культурную программу.

Политическим фактом является тупиковость этой России. И опасность рецидива «единой и неделимой» в рамках ядерного мира. Отталкиваясь от зачатков русской суверенности и отвечая существующей угрозе, мы ищем альтернативу. Альтернатива срабатывает через невозможность. Единая неделимая не несет будущего для России, она его лишает и она невозможна. Здесь — есть ресурс.

Мы формулируем некоторую не исключенность, с опережающей альтернативой. Как таковой ее еще нет. Но мы знаем, что регионы сами не выплывут к русскому цивилизационному уровню, пока мираж «Москва-Кремль» не растает. Тогда нас снова ждет булгаковский финал в гибнущей Москве. Либо мы успеваем предложить опережающую альтернативу русской суверенизации.

— У политических промежутков есть свои обязательные повестки. Характер промежутка диктует нам промежуточную идеологию. Шокирую я тебя или нет, но России нужно что-то вроде русского сионизма. У евреев сионизм — это ведь идеология промежутка, кому религиозная, кому светская, а главное — предельно практичная.