- А тогда, святой отец, я проснулся.
Иезуит трижды перекрестил квестаря, бормоча что-то по-латыни. Фыркал он при этом, как собака, которая невзначай сунулась носом в холодную воду.
- Молись, брат, - наконец сказал он, - ты погряз в мирском болоте, и лишь милосердие божие сможет извлечь тебя из нечисти.
- Так я и делаю, отец мой, но мне нужна твоя помощь, потому что ты свят и сердце твое наполнено милосердием.
- Плохо тебя в вашем монастыре воспитывают, тебе каяться надо больше, а не таскаться по свету.
- Отцы-кармелиты - простые люди, и им очень пригодилась хотя бы часть твоей рассудительности. Я исполню все, что прикажешь.
Лицо иезуита стало суровым. Тонкие губы сжались в злой гримасе. Брат Макарий склонил голову и доверчиво спросил:
- Ведь ты до утра, святой отец, не выгонишь меня из замка? Наступает ночь, а спокойным и добродетельным сном я засну лишь близ тебя.
Тут брат Макарий плотнее запахнул рясу, будто его уже колотил озноб, а стая бесов только ждала момента, чтобы вновь развернуть перед его взором омерзительные картины. Он съежился и состроил такую мину, что стал похож на нищего калеку, одного из тех, которые, стоя на паперти по праздникам, ухитрялись выжимать из глаз молящихся слезы, а из их кошельков - монеты.
Но иезуита не тронул несчастный вид квестаря. Монах стоял недвижим, как статуя, устремив взгляд в висевшее распятие.
- Отче преподобный, - не растерявшись молил брат Макарий, - я человек недостойный произнести имя божие, а ты живешь в богатстве...
Иезуит бросил на него испепеляющий взгляд.
- Брат мой, - сказал он, - я вижу, дьявол говорит твоими устами. Все мое богатство - плетки, которыми я умерщвляю плоть, славя дела всевышнего.
- Я окаянный грешник, - повторил квестарь, - а ты держишь душу в духовном богатстве.
Послышался колокольный звон, потом зазвонил колокольчик прислужника.
- Иди, - приказал иезуит, указывая на дверь.
- Неужели я должен уйти без твоего благословения?
- Иди к слугам, они устроят тебя где-нибудь на скамье. Наутро приготовься к исповеди. В этом замке тебе не грозит никакая опасность: здесь сонм дьяволов не имеет никакой силы.
Квестарь обнял ноги монаха.
- Ты, отец мой, вернул мне радость. Я так много надежд возлагаю на завтрашний день.
- Иди! - Иезуит снял со стены плетку и протянул ее брату Макарию. - Высеки перед сном свое грешное тело, и ты найдешь покой.
- Отче преподобный, - всхлипывая, проговорил квестарь, - скажи ангелам, с которыми ты, несомненно, беседуешь, что они могут записать за тобой еще одну душу, которую ты спас для хвалы небесной.
Иезуит положил руку на голову квестаря, вознес глаза кверху и с минуту бормотал какие-то непонятные стихи. Брат Макарий бил себя в грудь, так что келья гудела от его ударов.
- А теперь пора к вечерней молитве.
- О, вижу, опять вижу! - воскликнул брат Макарий, внезапно подняв руки.
Монах в испуге попятился назад. Он хотел что-то сказать, но лишь раскрыл рот и беззвучно шевелил губами, словно у него язык отнялся.
- О святой! - продолжал кричать брат Макарий. - Святой! - И он принялся усердно охаживать себя плетью по спине. - Святой! Святой!
Наконец монах кое-как справился со своим языком.
- Брат мой, что ты увидел?
Квестарь все сильнее хлестал себя плетью и кричал: - Вижу сияние над твоей головой, святой отец! Чудо, истинное чудо! О, какие золотистые лучи расходятся от твоей головы! - При этом он хлестал плеткой по грубому сукну рясы, не причиняя себе ни малейшего вреда.
Иезуит схватился за голову, но тут же, как ошпаренный, опустил руки.
Брат Макарий тем временем наклонился вперед и юркнул мимо остолбеневшего монаха в дверь. Проскочив темный коридор, он очутился на площадке. Тут брат Макарий запрятал плеть под рясу, расправил плечи как следует и, высоко подняв голову, с важным видом прошел через ворота на красивый дворик. Звон колокольчиков умолк.
Кто-то из слуг закричал:
- Эй, брат, куда это ты так спешишь? Квестарь подошел к нему. Это был молодец двухметрового роста, с огромным, выпиравшим из кафтана брюхом. Парень покатывался со смеху и ревел при этом, как буйвол; рот у молодца был огромен, словно пасть бегемота. Брат Макарий поклонился и сказал:
- Я ищу одного очень важного человека, который должен показать мне, где я смогу главу преклонить и кроме того набить брюхо подходящей едой. Не ты ли это, пан мой?
Здоровяк важно подбоченился.
- Каким это образом ты, птица перелетная, попал в замок, куда и мышь пролезает с трудом?
- Меня пригласил видный отец-иезуит, чтобы экзорцировать вместе с ним бесов самыми новейшими заклинаниями, они только-только доставлены из святой земли. С помощью этих заклинаний можно легко послать чертей ко всем чертям.
- Если тебе отец Игнатий разрешил остаться в замке хоть на минуту, то ты, видно, здорово орудуешь этими заклинаниями и человек, наверное, не простой, засмеялся слуга. - Я не помню случая, чтобы кому-нибудь разрешили перешагнуть наш порог.
- Я пользуюсь известностью на белом свете, и даже отец Игнатий призвал меня научить его этим штукам. А теперь я разыскиваю благородного пана, который направил бы стопы мои туда, где человеку после трудов праведных жизнь становится еще краше.
- Не понимаю, кого ты имеешь в виду? - заржал молодец.
- Кажется, тебя самого, а я редко ошибаюсь в своих суждениях, брат мой. Тот, кого я ищу, должен быть человеком во всех отношениях достойным и незаурядным...
Здоровяк разразился хохотом, причем брюхо у него так и подпрыгивало вверх, как бы намереваясь оторваться от тела, к которому было прикреплено, и улететь в горние рейоны.
Квестарь сделал шаг назад и принялся рассматривать молодца, удивленно покачивая головой.
- Кроме того, это должен быть человек приятной наружности, лицом словно свежевыпеченная булочка.
А характер у него такой, что сразу виден мужчина прелестный и обходительный. Словом, как две капли, твой портрет.
Слуга покатывался со смеху. Потом хлопнул квестаря по спине и закричал:
- Угадал! Ни дать ни взять - вылитый мой портрет! Но если ты скажешь хоть одно слово, я от смеха лопну.
Брат Макарий ответил ему таким же мощным ударом - у богатыря даже колени подогнулись, и он посмотрел на квестаря уже более внимательно, но брат Макарий так нежно улыбнулся ему, что оба они тут же дружно рассмеялись.
- Так отведи же меня, благородный пан, в какую-нибудь комнатку и позволь продолжить наше приятное знакомство и интересную беседу.
Слуга низко поклонился и повел гостя, пропуская его перед каждой дверью вперед в знак особого уважения. Так они миновали несколько крытых галерей и очутились в большой комнате, уставленной длинными скамьями и столами из грубо отесанных досок. За столами сидели слуги, уплетая из огромных мисок похлебку так, что за ушами трещало. Они приветствовали здоровяка радостными криками.
- Вот вам гость, - сказал толстяк, - да такой разговорчивый, просто на удивление.
Слуги перестали есть и недоверчиво поглядывали на брата Макария.
- Что, Ясько, - спросил один из них, - разве наш замок стал постоялым двором?
Тот, кого звали Ясько, улыбнулся во весь рот.
- Наверное, так, если сам отец Игнатий разрешил.
Из угла поднялся заросший до глаз великан в грязной одежде из холстины. Тяжело дыша, он подошел к квестарю и посмотрел ему в глаза. Брат Макарий глянул на детину, и тут же молитвенное выражение появилось у него на физиономии, это очень понравилось великану. Он взвыл от радости, повернулся к остальным и закричал:
- Это тот самый, что пробрался через толпу и отца Игнатия опутал.
Замковые слуги оживились. Один за другим подходили они к квестарю и тут же, не выдержав, покатывались со смеху: брат Макарий строил уморительные рожи и сразу же лицо его принимало невинно-ангельское выражение. Даже самые усталые и мрачные смеялись до коликов в животе.
- Садись, брат. - Слуги очистили ему место за столом и подвинули блюдо с похлебкой.
Брат Макарий зачерпнул раз-другой жидкую бурду и огляделся вокруг.
- Потерял что-нибудь? - спросил Ясько, весело подмигивая.
- Терять не терял, - ответил квестарь, - зато с удовольствием что-нибудь нашел бы.
- Видно, брат, тебе наша похлебка не по вкусу! - пробормотал кто-то из слуг.
- Никак я в толк не возьму, откуда у вас еще сила берется мост поднимать, если вас так плохо кормят? - ответил квестарь.
Ясько захохотал, за ним рассмеялись и остальные.
- У нас, брат, чудеса творятся. Преподобных отцов - хоть пруд пруди, да еще сама наша пани со святыми дружбу водит.
- Странные святые, что изысканные блюда превращают в постную похлебку.
- Как это? - удивился Ясько.
Квестарь расположился поудобнее, с отвращением отодвинул миску и вытер бороду.
- Повсюду говорят - и я не от одного слышал, - будто вы тут, милые мои, такие лакомства кушаете, такие вам деликатесы отцы-иезуиты под нос подсовывают, что видеть никто не видел и слышать никто не слышал. Вот я и спросил, нет ли у вас сегодня какого-нибудь особого поста, а может быть, вы плоть свою умерщвляете для душевного совершенствования и получения вечного блаженства?
