Энгельгардт подчеркивал, что, уплатив все сборы, бывший помещичий крестьянин не мог прокормить свою семью, не идя вновь в кабалу к помещику, так как должен был отдать государству почти в 2 раза больше того, что он мог собрать со своего надела. Крепостнические пережитки мешали развитию производительности труда в сельском хозяйстве. И это в стране, где крестьяне составляли не менее 80 % населения, на котором держалась финансовая, военная и политическая мощь государства. В одном из писем Энгельгардта Войноральский прочитал: "...существующая система хозяйства держится только потому, что труд неимоверно дешев, что крестьянин обрабатывает помещичьи поля по крайне низким ценам только по необходимости, по причине своего бедственного положения ... такой порядок вещей не может долго держаться".
На одном из вечеров во время встречи с "чайковцами" на квартире у Анны Тушинской Войноральский познакомился с Сергеем Кравчинским и Дмитрием Рогачевым. Войноральский невольно любовался ими, богатырским видом Рогачева и одухотворенным волевым лицом Кравчинского. Они были друзьями детства, вместе учились в Орловской военной гимназии. Оба закончили военные училища в Петербурге: Рогачев -- Павловское, а Кравчинский -- Михайловское артиллерийское, потом поступили в институты. Вместе собирались первыми из "чайковцев" вести пропаганду среди крестьян Тверской губернии. Под видом пильщиков было решено идти в Новоторжский уезд, где, по их мнению, были наиболее распространены среди населения вольнолюбивые идеи.
Кравчинский заговорил о положении крестьян. А Войноральскому казалось, что Сергей высказывает его собственные мысли: горьки страдания и муки, причиняемые самодержавием русскому народу, произвол незаконных арестов, заточение в казематы, ссылки без суда и следствия, попрание священных человеческих прав...
-- Я смог в вашем кружке познакомиться с первым номером журнале "Вперед", где Лавров выдвигает программу действий, мне кажется, хорошо обоснованную, -- оживленно заговорил Войноральский. -- Как правильно, убедительно говорит Лавров о средствах борьбы.
-- Наш кружок в своем большинстве считает, что надо тщательно готовить революцию, но горячие головы в других петербургских кружках, да и в других городах, например в Киеве, думают иначе. Вы здесь еще познакомитесь с такими кружками, как, например, Сергея Ковалика, Феофана Лермонтова, -- вступил в разговор Рогачев.
-- Да, это было бы интересно.
Войноральский не любил ничего откладывать в долгий ящик и на следующий день уже был на квартире Сергея Ковалика. Ковалик жил и Петербурге с 1871 г. В его кружок входили студенты Института путей сообщения, Технологического, Медицинского и других институтов.
Войноральский сразу нашел с Коваликом общий язык, разговорившись о работе мирового судьи. Ковалик так же, как и Войноральский, в свое время служил мировым судьей, воевал с помещиками, защищая интересы крестьян. Постепенно разговор перешел к взглядам Лаврова и Бакунина.
-- Скажите, Сергей, как Вы относитесь к положению Лаврова о том, что народ еще не готов к революции?
-- Я верю в народную революцию и считаю, что народ к ней готов,--твердо заявил Ковалик. -- В этом Бакунин прав. Стремление пропагандистов только распространить в народе понятия о справедливости, свободе ни к чему не приведут, результаты будут ничтожны. Есть другой путь -- боевой, бунтарский. Бакунин провозглашает: мы враги государства. Взамен государства утвердится анархия, т. е. самостоятельная свободная организация общин, их вольный союз.
-- А как, например, может существовать такой союз общин без центральной власти, если какая-нибудь община начнет действовать так, что это станет неудобно и невыгодно другим общинам? Как и кто тогда будет на нее воздействовать? -- спросил, улыбаясь, Войноральский. -- Например, через территорию этой общины в интересах других надо будет провести железную дорогу, а эта община не согласна?
Ковалик кивнул головой:
-- Ну что тут можно сказать? Если отдельные общины не идут ни на какие соглашения с союзом остальных общин, то, следовательно, общество еще не дозрело до утверждения анархического устройства и оно должно еще иметь центральную власть.
-- А мне кажется, -- вновь включился в разговор Войноральский, --Лавров прав, когда признает возможность уничтожения государства, но не сразу, как Бакунин, а как отдаленную конечную цель. А до наступления этого идеального строя считает возможным сохранение отдельных форм государственности.
Долго еще беседовали молодые люди. Войноральский узнал о существовании бакунинских кружков в Петербурге и других городах.
Войноральский планировал еще несколько дней побыть в Петербурге, но пришло известие о смерти отца -- дворянина Ларионова. Отец оставил ему значительное наследство -- около 35 тыс. руб. серебром. Войноральский срочно отбывает в Пензенскую губернию для устройства дел по наследству.
В конце 1873 г. он вновь выехал в Петербург с заездом в Москву, решив повидать Ивана Селиванова и установить связи с революционными кружками в Москве. Официальной причиной поездки были хлопоты об оформлении наследства.
В это время Кравчинского и Рогачева в Петербурге не было. Они путешествовали по Новоторжскому уезду Тверской губернии под видом пильщиков. У них был план устроить в одном из сел уезда тайную подпольную типографию. Рогачев и Кравчинский встречались с крестьянами, беседовали с ними. Крестьяне охотно слушали пропагандистов, не выказывая никакого недоверия, иногда поддакивая и соглашаясь. Слух о пильщиках, которые рассказывают крестьянам, как надо добыть землю, быстро распространился по деревням, дошел до станового пристава, и он потребовал от крестьян привезти пильщиков к нему. Крестьяне подчинились и повезли пропагандистов в участок. По дороге заночевали в пустой избе. Крестьяне заснули у дверей на полу. Кравчинский и Рогачев легли на лавки. Когда послышался равномерный храп крестьян, друзья быстро вылезли через окно. Верст 40 пришлось им шагом пройти за эту ночь. Кравчинский сильно сбил ноги, но все же, добравшись до железной дороги, они сели в поезд и прибыли в Москву, в дом Кропоткина. Они появились там как раз в то время, когда московские "чайковцы" обсуждали программу действий в народе.
"Восстание народное может быть успешным, -- говорилось в документе, --если оно будет проведено самими крестьянами и рабочими при руководстве партии -- дружно действующей группы людей, осуществляющих связь между отдельными местностями, четко определившей требования народа и разработавшей тактику, как избегнуть провалов, как закрепить победу. Будет применяться определенная форма пропаганды в зависимости от того, подготовлен ли народ к восстанию. Если нет, то пропаганда должна ориентироваться не на всю массу крестьян, а на некоторых наиболее сознательных. Революционеры же должны селиться в деревнях и создавать сельскую организацию, хотя бы из трех человек. Готовить в данной деревне агитаторов, а самим переселяться на новое место. Таким образом, будет устроена целая сеть кружков, связанных между собой. Поскольку народ в массе своей неграмотный, пропаганда должна быть устной. Однако необходимо подготовить специальные книги, доступные для крестьян". Пропаганда предусматривалась и среди рабочих.
-- Первый опыт Кравчинского и Рогачева показал, что можно и без посредников, т. е. без рабочих, самим идти в народ под видом рабочего, --заключил Кропоткин.
-- Вы слышали из нашего рассказа, как нас принимали крестьяне, у меня лично сомнений нет, -- уверенно заявил Кравчинский.
Раздались голоса:
-- Необходимо немедленно начать готовиться к походу в народ. Оставить занятия в университетах, институтах, академиях! Надо призвать народ к революции!
Эти идеи быстро распространились среди молодежи. Главными очагами революционной пропаганды в Москве стали Петровская земледельческая академия и университет. Как и в Петербурге, передовое студенчество разделилось здесь на три группы: сторонников Лаврова, последователей Бакунина и молодежь, не стремившуюся к революции, но сочувствующую народу.
Петровская земледельческая академия в 70-х гг. имела репутацию самого оппозиционного из всех высших учебных заведений со времени нечаевского движения. В общежитии при академии свободно собирались студенты. Здесь они и организуют первую в Москве народническую столярную мастерскую для подготовки кадров пропагандистов.
Войноральский познакомился с Фроленко еще во время своей ноябрьской поездки в Петербург через Москву, когда встречался со своим пензенским другом, студентом Петровской земледельческой академии Иваном Селивановым. Тогда Селиванов и Фроленко агитировали Войноральского не сдавать экзаменов, а присоединиться к молодежи, готовящейся к походу в народ. Фроленко снабдил Войноральского адресами "чайковцев". В январе 1874 г., направляясь в Петербург, Войноральский заехал в Москву. Здесь и стало известно о том, что сенат не утвердил его в должности мирового судьи. Повидавшись со своими московскими друзьями, Войноралъский стал задумываться, не отложить ли и ему свои учебные планы. Фроленко, провожая Войноральского, делился впечатлениями о своей поездке в Петербург:
