Впрочем, в летописях изредка мелькают варяги в Литве и даже «дунайские варяги» в некоторых летописях. Никаких дунайских шведов, конечно, никогда не было. Зато на Дунае, по соседству с сербами и болгарами, согласно франкским грамотам IX века, жил славянский народ, называвшийся точно так же, как жители юго-западного «угла» Балтийского моря – ободриты. Жители же некоторых новгородских деревень называли себя варягами до времен Екатерины Великой.
Не получается скандинавского происхождения летописных варягов. Может, с верингами саг – лучше? Веринги в сагах прежде всего связываются с Византийской армией. Вот что говорит «Сага о людях из Лососьей долины» о Болле Боллесоне: «Он провел там короткое время, как вступил в общество верингов. У нас нет предания, чтобы кто-нибудь из норманнов служил у Константинопольского императора прежде, чем Болле, сын Болле». Дело было в начале XI века. Сказано, согласитесь, очень ясно. Веринги уже есть, но Болле – первый норманн среди них. Тот самый Харальд Суровый, впоследствии – зять Ярослава Мудрого, которого наши щелкоперы походя записывают в «варяги», прославляется скальдом: «Ты так повернул дело, что менее стало верингов». По правилам северной поэзии это значит «истребил почти всех верингов». Видимо, после учиненной Харальдом резни дворцовую гвардию Константинополя называли «варангами» сугубо по традиции. Что-то вроде «швейцарцев» Ватикана или британской «Шотландской гвардии». Скальд славит Харальда за истребление верингов – ясно, что сам Харальд не веринг!
Есть еще одно упоминание о верингах, правда, вне традиции саг. В титулатуре маркграфов Саксонских упоминается некая «марка Верингов», входившая в их владения в конце Х века и начале следующего. Никакими шведами они, конечно, не владели. Их удел лежал все в том же, указанном Погодиным, «углу», а в указанное время в него входили земли…
Ободритов. В ободритский союз входило и на первых порах доминировало в нем племя вагров («Вагирская марка»), они же варги, они же варны, они же варины, они же…
Сколько еще нужно доказательств, чтоб признать очевидное?
Вот еще, напоследок – два свидетельства арабов, лиц, в варяжском вопросе предельно незаинтересованных. Масуди упоминает среди славянских народов Средней Европы «аль-варангабин». Димешки, говоря о «варанк» – варягах, называет их не просто славянами, а «саклаб ас-сакалиба» – наиславяннейшие славяне, самые расславянистые славяне, славяне из славян. Словно для нас писал, для слепцов, упорно не узнающих собственных предков.
Я прошу прощения, читатель, за столь длинную главу. Но, согласитесь, происхождение героя многое значит. Это немаловажно, кем он был – родственником, пусть дальним, приезжим или чужаком-оккупантом. А во-вторых, очень уж хотелось показать, на каком ошеломительно наглом пренебрежении к ясным данным огромного количества источников держится претендующий на звание теории норманнизм. И насколько небезопасно слепо доверять мнению иных «ученых».
Итак, Святослав, точнее, конечно, Свентослав, но мы для удобства сохраним привычное произношение, как и произношение имени его отца, был варягом. То есть балтийским славянином из племенного союза ободритов, из племени русь.
И внезапно, где играют
Всплески белые прибоя,
Из-за мыса выбегают
Волнорезы Боривоя,
Расписными парусами
Море синее покрыто.
Развилось по ветру знамя
Из божницы Святовита.
Плещут весла, блещут брони,
Топоры звенят стальные,
И, как бешеные кони,
Ржут волынки боевые.
А. К. Толстой, «Боривой»
Варяги – славяне? Славяне – мореходы, пираты и воители? Возможно ли это? С легкой руки славянофилов мы привыкли видеть в балтийских славянах-вендах несчастные, безответные жертвы агрессии злобных тевтонов, а никак не полноправных участников кипучей и зачастую кровавой жизни европейского Севера. На этой привычке, кроме прочего, держится Магометов гроб норманнизма. Варяги не норманны? А кто же? Про балтийских славян читатель, как правило, знает только то, что они жили на землях сегодняшней Восточной Германии, что их истребили или покорили немцы, что у них был храм Святовита в Арконе на острове Рюген и Сварожича в Радигоще… и то не всегда.
В 1913 году Велимир Хлебников писал в статье «О расширении пределов Российской словесности»: «Рюген, с его грозными Божествами, и загадочные поморяне, и полабские славяне… лишь отчасти затронуты в песнях Алексея Толстого». Что ж, Алексея Толстого я благодарю – эпиграфами в этой главе. Но дело не в нем, а в том, что и сейчас положение ничуть не изменилось по сравнению с пресловутым 1913 годом! Венды так и остались для читателя «белым пятном». Чуть ли не единственное серьезное исследование про них – «История балтийских славян» Гильфердинга – увидело свет в 1855 году и с тех пор было переиздано единственный раз, в 1994-м, микроскопическим тиражом, в мягкой обложке. Труды по истории России, где подробно рассказывалось про вендов – «Варяги и Русь» С. А. Гедеонова, «История русской жизни с древнейших времен» И. Е. Забелина, – не переиздавались вообще. Больше того, на спецхрановских экземплярах Забелина, на титульном листе, синел советский штамп «Запрещено».
Что скажешь, славно советская наука «боролась с норманнизмом». «Реакционер» Погодин – пожалуйста, «монархист» Карамзин – в каждой библиотеке. А Гедеонов с Гильфердингом – под спудом. А Забелин – запрещен. Как тут дивиться живучести норманнизма! Дело, конечно, исключительно в его научных достоинствах…
Что ж, начнем, пожалуй, с торговли. Славянин в роли купца нам все же привычнее, чем в роли морехода-воителя. Кто не помнит Садко (не по былине, так по опере, не по опере, так по фильму) или Мизгиря из «Снегурочки»? Так вот, славянские купцы на Балтике отнюдь не плелись в хвосте у норманнов. Наоборот, клады серебряных арабских монет в славянской Прибалтике, по исследованиям В. Янина и Й. Херрмана, появляются с конца VIII века, а первые скандинавские клады датируются концом IX! То есть на сто лет позже. Уже из этого ясно, кто ворочал балтийской торговлей. А также и то, кто первым освоил путь из Балтики на Восток через Восточную Европу. И не зря Русь называлась Гарды, Гардарики – по-вендски-то, в отличие от скандинавского, «гард» значило вовсе не «хутор» и не «ограда», а именно «город»! На северо-западе Польши, на остатке вендского Поморья, до сих пор существуют Старгард, Новогард и Бялогард. А значит, и название Новгорода, и имя Киева, и название Константинополя – как вы помните, читатель, они все заканчиваются на «гард» – норманны впервые услышали от вендов. Средневековый торговый союз Ганза известен многим. Немногие обращают внимание, что состояли в нем бывшие вендские города, с названиями, не требующими перевода для славян, – Бремен, Любек, Росток. И… Новгород. Да, Новгород тоже входил в Ганзу. Чем объяснить это странное объединение, если не вендскими корнями балтийской торговли, не связями, сложившимися еще до эпохи викингов? Один из торговых городов вендов, Волын в устье Одера-Одры монах Адам Бременский назвал «самым большим городом Европы»! Это писал монах Римской церкви, европеец, не питавший никакого пристрастия к закоренелым славянским язычникам. Что ж, не один век строился фундамент торгового благополучия вендов. И сохранился надолго, после гибели вендской цивилизации в пламени Drang nach Osten послужив фундаментом для здания Ганзы.
Господство славян-вендов в балтийской торговле оставило след и в скандинавских языках. Е. Мельникова насчитывает 12 славянских заимствований в них (напомним, что скандинавских в древнерусском – меньше). И большинство из них относится к торговле. Славянские купцы приезжали на торг (torgh) на лодьях (lodhia). Любопытно, что ни одно слово из богатейшего морского словаря норманнов в славянские языки не попало. У славян были свои слова для морского дела, появившиеся до эпохи викингов, в те времена, когда плавание легендарного конунга Хрольва Жердинки из Дании в Швецию было для скандинавов странствием на край света. Суда Олега Вещего летопись называет не «драккарами» или «кноррами», а «кораблями», от вендского korab. Впрочем, славянские купцы могли приехать и верхами, в седлах (sadul) с высокими луками (loka), везя товар в седельных мешках – кош (katse). Приехав, они устраивались на лавах (lava) и извлекали безмены (besman) и товар: шелка (silki), вместе с арабским серебром приходившими с Востока, и соболей (sobel) из русских лесов. Их путь, тяжелый и опасный, пролегал через множество границ (graens), и купцы были рады после торга отдохнуть и закрепить сделку ковшом пива с хмелем (humle).
Однако есть еще одно заимствование, выбивающееся из нарисованной нами мирной картинки. Это слово – polutasvarf, полюдье, объезд с целью сбора дани. У скандинавов он назывался вейцла. Как же и зачем могло попасть к скандинавам еще и славянское название такой поездки? Неужели…
