Все это, не говоря о чудовищных нарушениях законности, массовых репрессиях, насилии по отношению к целым народам, не дает даже моральных оснований рассматривать советскую модель общества как сколько-нибудь адекватное воплощение социалистической идеи.
В послевоенные годы советская модель общества приобрела международный характер, распространилась на ряд стран Восточной Европы, Азии и Латинской Америки. Освобождение этих стран от фашизма, разгром марионеточных режимов создали здесь ситуацию, благоприятную для демократических перемен и движения по пути социализма, авторитет которого оставался достаточно высоким. Доминирующее влияние Советского Союза, обстановка начавшейся «холодной войны» привели к тому, что этим странам была навязана советская система, считавшаяся единственной истинно социалистической. Легче она приживалась в слаборазвитых странах, труднее – в более развитых государствах с серьезными демократическими традициями, вызывая то тут, то там реакцию отторжения.
На принципах жесткой идеологической дисциплины, централизма Сталин хотел построить и отношения между странами своего блока. Такая линия встретила серьезное сопротивление вначале со стороны Югославии, а затем Китая и Албании. Но даже эти страны, отвергнув советский диктат, следовали его модели социализма с теми или иными особенностями. Позже в разные периоды и в разных формах неприятие диктата Москвы проявилось в Польше, Венгрии, Чехословакии и в какой-то мере во Вьетнаме, на Кубе и в Северной Корее. Постоянно подчеркивала свою независимость Румыния. Так что монолитом мировой социализм фактически никогда не был, «единство и сплоченность» поддерживались лишь в рамках более узкой военно- политической группировки стран во главе с Советским Союзом.
Первая попытка реформирования того, что называлось реальным социализмом, была предпринята после смерти Сталина во второй половине 50- начале 60-х годов. Принципиальное значение имела критика культа личности Сталина, положившая начало духовному освобождению общества, переоценке всего комплекса политических и идеологических ценностей.
В экономической политике был провозглашен и начался поворот к социальным целям – производству товаров народного потребления, сельскому хозяйству, жилищному строительству, хотя коренные основы командной экономики не ставились под сомнение.
Перемены коснулись и отношений с «братскими социалистическими странами». Восстановлены на принципах равенства и невмешательства во внутренние дела отношения с Югославией. Но они оказались непоследовательными, половинчатыми. Похоже на то, что, сделав один крупный шаг вперед и увидев, к чему это дальше ведет, Хрущев не решился на дальнейшее продвижение в этом направлении. Более того, именно в этот период «под откос» пошли отношения с Китаем и Албанией, подавлены выступление населения Берлина, венгерское восстание 1956 года.
Наиболее глубокие основы авторитарной системы не были затронуты и в брежневский период. В самом начале была прервана хозяйственная реформа, провозглашенная в 1965 году, и без того довольно робкая и поверхностная, а подавление «пражской весны» 1968 года означало, что перед демократическими реформами опущен мощный шлагбаум.
Между тем необходимость в системных изменениях становилась все острее и настоятельнее. В мире на основе научно-технической революции в последней трети XX столетия развернулись глубокие перемены в экономике, социальных отношениях и институтах. Западные страны с их рыночной экономикой сумели сравнительно безболезненно адаптироваться к новым условиям, в том числе и за счет использования некоторых компонентов социалистического опыта (общественное регулирование ряда экономических процессов, программирование научно-технического прогресса, социальная защита населения и т. д.). Они быстро пошли вперед, а страны советского блока, напротив, утратили динамику, стали вползать в полосу все больших трудностей и противоречий.
С самого своего начала командная система позволяла получать определенный эффект лишь за счет огромного напряжения сил, мобилизации ресурсов. Теперь же она полностью исчерпала свои возможности, превратилась в сильнейший тормоз, преграду на пути приобщения стран советского блока к мировому прогрессу. Ее устранение, создание современных демократических общественных и экономических механизмов и составляют смысл перемен в Советском Союзе и других «социалистических» странах.
Демонтаж централистской, командно-административной модели общества, глубокая, демократизация политической и экономической жизни общества оказались абсолютно необходимыми и неизбежными. Прогрессивно мыслящим людям стало ясно, что так дальше жить было нельзя, не ставя под вопрос исторические судьбы наших стран.
Перемены назрели везде – ив Советском Союзе, и в других странах, исповедовавших социализм. Но, пожалуй, острее кризис общества проявился в более развитых странах. Здесь ощутимее сказывались негативные последствия ограничения экономической и политической демократии, свободы личности, давала знать необходимость перехода от всеобщей этатизации общественных отношений, жесткого централизма к демократическим принципам организации жизни.
С меньшей остротой необходимость отказа от мобилизационной модели общества проявилась в странах Востока и на Кубе. Обвала здесь не произошло. Политическая система осталась примерно такой же, какой и была. А на Кубе и в Северной Корее не затронута и экономическая система. Старая централистская модель социализма оказалась как бы оттесненной в развивающийся мир. Но и там она нуждается в трансформации, прежде всего в экономической сфере. Об этом достаточно наглядно говорит опыт Китая и Вьетнама.
На пути перемен стояла, однако, мощная преграда – авторитарные режимы в странах «реального социализма». Попытки реформирования сложившихся систем рассматривались как отступление от социализма и подавлялись. Правда, путем маневрирования, сочетаемого с заверениями в «верности принципам», некоторым странам удалось начать процесс либерализации экономики. Но о сколько-нибудь глубоком изменении системы не могло быть и речи.
Горбачевский новый курс открыл шлагбаум для перемен в других странах. Главное препятствие – охранительно-консервативная позиция Советского Союза – было устранено. Теперь все зависело от руководства других стран.
Там, где оно было готово к демократическим переменам, приветствовало советскую перестройку, стали более активно проводиться преобразования. В этих странах перемены пошли эволюционным, сравнительно безболезненным путем. Там же, где руководство было идеологически и политически связано с жесткой, недемократической моделью общества, где проявлялось неприятие перемен и им оказывалось явное или скрытое сопротивление, дело дошло до массовых выступлений народа против режима. Его крушение приняло обвальный характер и привело даже к трагическим событиям, как это случилось в Румынии. Подтвердилась закономерность: действие равно противодействию – чем упорнее сопротивление переменам, тем болезненнее и драматичнее развязка.
Конечно, процесс трансформации общества в странах Восточной Европы в любом случае был бы непростым. Его положительное, очистительное действие не могло не сопровождаться теми или иными трудностями и издержками. Но при эволюционном, постепенном характере преобразований их можно было бы свести к минимуму, не допустить масштабных катаклизмов, хаоса, обвальных явлений в экономике и социальной сфере, тяжелых потрясений в общественном сознании, межнациональной сфере, не говоря уже о гибели людей.
Тоталитарная система сметена. Восторжествовал демократический плюрализм, люди вздохнули свободнее. Но на этой волне кое-где оживились анархические, антиобщественные силы, шовинистические, националистические, а кое-где и профашистские настроения. То тут, то там берет верх конфронтационная, реваншистская психология, проводится «охота на ведьм».
Под горячую руку под лозунгами «разрушим все до основанья», «все должно быть наоборот» выбрасываются за борт вместе с мнимыми и действительные ценности, вместе со злокачественными опухолями отсекаются и здоровые, добротные ткани живого организма.
Полагаю, что при абсолютной неизбежности перемен обвала можно было избежать, переведя энергию взрыва в режим ее регулируемого высвобождения. Это в основном зависело от позиции руководителей стран. Ведь их руки были развязаны, и ничто, кроме их собственного понимания происходившего, не препятствовало этому. Конечно, пересмотреть свои взгляды не так просто, но остается еще один выход – уйти, дав дорогу другим. Этого сделано не было, напротив, переменам оказывалось всяческое сопротивление – часто скрытое, но упорное и яростное. Тем самым руководители сами взвалили на себя весь груз исторической ответственности.
