того, чтобы сместить баланс сил в свою пользу.
Российская политика административного проникновения и лоялизация калмыцкой элиты
Всего через три года после Переяслава калмыцкие тайши Худа Шукур Дайчин и его сын Пунчук впервые после принятия присяги на верность получили шубы и меховые шапки (и чуть позже — воинское знамя). Однако это происходило пока скорее в рамках культуры даров и без соответствующей церемонии передачи власти. В течение XVII века дары служили просто знаком напоминания о российском подданстве и демонстрировали, что калмыцкая кавалерия стала частью российской армии [1214]. Однако до начала XVIII века не практиковалось ни усиление контроля над населяемой калмыками территорией, ни рост влияния на племенные элиты. О реальном подданстве и, следовательно, о статусе автономии речи еще не шло [1215].
И снова именно приход к власти Петра I стал причиной перелома в российско-калмыцких отношениях. Основополагающим средством при усилении вмешательства было обращение к старому методу обеспечения власти: массовому использованию культуры даров [1216]. С его помощью российская сторона еще в 1670‐х годах позволила калмыцкому лидеру тайши Аюке консолидировать власть над калмыками [1217]. Правда, в тот момент помощь была двусторонней. Российская сторона также нуждалась в Аюке и его приближенных, чтобы использовать их в качестве своего рода мобильной оборонительной линии против мятежных донских казаков и вторгавшихся ногайских татар, а также против башкир и кабардинцев. В 1708 году перед планируемым участием калмыков в войне против Швеции российский центр даже решился присвоить тайши Аюке титул калмыцкого хана [1218].
Однако в долгосрочной перспективе оборонительная война Аюки-хана против кубанских ногайцев на юге, башкир на севере, казахов на востоке, а также внутрикалмыцкие междоусобицы привели к тому, что он оказался гораздо более зависим от помощи Москвы, чем держава от его поддержки. Получая 1000 рублей в год, порох и свинец, в 1710 году Аюка-хан приобрел не только огромные средства для расширения своей личной власти [1219]: наряду с этим российский центр предоставил ему привилегию посылать в столицу посольства, состоявшие из его приближенных, которые затем возвращались с большими суммами денег и подарками [1220].
Однако с начала XVIII века в результате массового расширения культуры даров российское правительство упрочило не только позиции лично Аюки. Оно изменило политическую структуру калмыков в целом. Прежде в калмыцкой традиции роль хана возрастала только в случае войны: он брал на себя верховное командование. В остальных случаях тайши следили за тем, чтобы хан занимал менее заметное положение. Что касается доходов, до российского вмешательства хан, как и другие высокопоставленные лица, получал их исключительно из собственного улуса [1221]. Однако не позднее 1715 года, когда российская сторона предоставила Аюке лейб-гвардию из 600 кавалеристов под командой Д. Е. Бахметьева, которую хан мог использовать не только против внешних, но и против внутренних врагов, новая мощь, которую приобрел пост хана, произвела среди калмыков эффект, изменяющий систему. Ввиду почтенного, почти семидесятилетнего возраста Аюки усилилась алчность тех, кто считал, что у них есть шанс стать его преемником [1222]. Это уже ставило российскую сторону в выгодное положение: с помощью развитой культуры даров она все больше занимала позицию «делателя королей».
Более того, с созданием ханской лейб-гвардии российской стороне удалось осуществить двойной маневр: помимо официальной задачи — поддерживать Аюку, на нее возлагалась еще и негласная обязанность — контроль внешнеполитической деятельности хана и наблюдение за его политическим поведением [1223]. Одновременно российское правительство основало административную единицу (калмыцкие дела), подчиненную Коллегии иностранных дел, которая, однако, не выступала посредником между калмыцким ханом и российской администрацией, но была нацелена на постепенное проникновение в калмыцкие властные структуры [1224]. Сначала задача Дмитрия Бахметьева состояла только в том, чтобы постоянно находиться в ставке хана и регулярно передавать информацию российскому центру. Однако постепенно его роль трансформировалась в контактное лицо центра с резиденцией на месте и в руководителя сети калмыцких информаторов, которые брали на себя все больше административных обязанностей, действуя в интересах российского правительства, и с помощью которых предпринимались попытки контроля над внешнеполитическими контактами Аюки [1225].
Артемий Петрович Волынский как новый губернатор Астрахани
Такова была исходная ситуация, в которой новым астраханским губернатором в 1718 году стал А. П. Волынский. Он был согласен с новой петровской точкой зрения, что мир следовало разделять на «нецивилизованные» и «цивилизованные» народы, и не оставлял никаких сомнений в том, к какой стороне, по его мнению, нужно было относить русских, а к какой калмыков [1226]. Он проводил политику железной руки, ожидал абсолютного послушания и лояльности по отношению к царскому правительству и покровительственно и снисходительно относился к калмыкам как к «деткам моим» [1227]. Прежде всего он отказался от прежней стратегии, которая заключалась в усилении власти калмыцких ханов. Напротив, в соответствии с идеей «разделяй и властвуй» (divide et impera) он стремился больше не допустить того, чтобы одно лицо объединяло под собой большинство улусов. Вместо этого внутрикалмыцкие междоусобицы необходимо было подпитывать таким образом, чтобы российская сторона могла продолжить расширение своей власти. В этом смысле, пишет Волынский в записке, направленной в Коллегию иностранных дел в 1723 году, следовало нарушить баланс, который Аюка-хан старался поддерживать между своими сыновьями, и сделать его сыновей врагами друг другу.
Итако, ханская власть не так будет самовластна, что к пользе и прибыли Его Царского Величества будет, ибо один другова боялся — вернее служить будет. Желая показать свою верность — один другого обличать будет. А ежели их власть в одних руках будет, то редко кто с тем справиться сможет [1228].
Стратегия Волынского сработала. Правда, несмотря на введение наблюдения, едва ли удалось добиться полного контроля над действиями Аюки. Однако с помощью постоянного расширения сети информаторов и регулярных докладов у центра вырисовывалась все более четкая картина устройства калмыцкой элиты и благодаря мастерскому ведению политики «разделяй и властвуй» после смерти хана в 1724 году он смог узурпировать право выбора преемника [1229]. Без сомнения, несколько факторов оказали влияние на этот важный переломный момент в российско-калмыцких отношениях. Старая стратегия усиления позиции хана была столь же важной предпосылкой, как и новая стратегия, которая через разжигание розни еще при жизни Аюки обеспечивала беспрецедентные масштабы борьбы за наследование власти [1230]. Вместе с тем российская политика постепенного окружения калмыков Царицынской укрепленной линией на юге, донскими казаками на западе, крепостями на востоке и густо расположенными российскими поселениями на севере шаг за шагом ограничивала диапазон перемещений и усиливала российскую
