Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн

вступил на престол Стефан и большая часть признала власть этого короля, Чарнковский, приняв на себя посольство от противной партии, отправился в Германию к императору Максимилиану. По прибытии короля в Краков, когда сословия стали настаивать, чтобы он наказал тех и других, упорство коих было слишком заметно и решительно, то староство Плоцкое было отдано Станиславу Крийскому, воеводе Мазовецкому. Затем назначен был сейм в Торуне, и король по необходимости должен был заняться разбором судебных дел; так как по обычаю предков было установлено, что короли при этом, кроме канцлеров, пользовались содействием референдариев, а Чарнковский еще не вернулся, то король отдал должность референдария Николаю Фирлею, который тоже принадлежал к кесарской (австрийской) партии, позволив ему удержать кастеланство Бецкое. По прошествии некоторого времени вернулся в Польшу Чарнковский, будучи вновь призван друзьями, в особенности братом Альбертом, тогда генералом Великой Польши, после того как тот выпросил королевскую грамоту для брата. Он был милостиво принят королем и ему сказано было, что он может рассчитывать на королевскую благосклонность и ожидать от особенной милости короля вознаграждения с избытком за причиненный ему убыток. Между тем из Рима было написано королю, что Чарнковский просил от папы утвердить за ним коадьюторию архиепископства Гнезненского, на которую заявлял притязание по известному праву, и делал это без ведома короля при посредничестве некоторых иноземных государей. К тому присоединилось и то обстоятельство, что, пока король был у Полоцка, ему было доложено с самыми верными доказательствами, что на  [297]  Люблинском съезде, где шляхта в первый раз отправляла аппеляционные суды (держала заседания трибунальские), некоторыми замышлялся переворот, и что Чарнковский главный виновник замысла. Это обстоятельство снова весьма сильно изме-нило расположение к нему короля; между тем, по смерти архиепископа Якова Уханского, король, чтобы исполнить обещание свое, данное сословиям при коронации, назначил на место его Станислава Карнковского, в то время бывшего епископом Куявским, который еще в этом звании совершил некогда коронацию над Стефаном. Именно: так как при происшедшем тогда раздвоении выборов, Уханский, а следуя его примеру, и прочие епископы, за исключением Куявского, почти все перешли на противную сторону, то Уханский, призванный к посвящению, не послушался и не явился, а когда вследствие того король коронован был Карнковским, то шляхта просила короля, чтобы он, низложив Уханского, выбрал на его место Карнковского. Король на это отвечал, что, если этого просят они ради только того, что Уханский не согласился на выбор его королем, то он лучше желает привлечь его к себе снисходительностью и не отчаевается, что ему удастся этого достигнуть; если же хотят сделать это для того, чтобы почтить другаго, то он лучше после смерти Уханского, от которой последний уже недалек вследствие глубокой старости, окажет эту честь их кандидату, которого они предлагают в настоящее не совсем удобное для того время. Чарнковский между тем держал Сминское владение, принадлежавшее архиепископии, и, так как не желал оставить его, то был вызван архиепископом на суд к королю. Когда ему было приказано явиться, он сперва не хотел отвечать; на суде ему было объявлено, чтобы он указал, по какому праву он владеет тем имением, ибо, если он опирается на присвоиваемую им себе коадьюторию, то никто не сомневается, что вопрос, касающийся королевского права,  [298]  подлежит только ведению короля; если же он владеет захваченным имением на основании частного права, то будет отослан к земским судам, которые обыкновенно ведают дела о земле. Поверенный Чарнковского потребовал срока для того, чтобы представить имеющиеся у него документы: если кто требует срока, то, по нашему закону, считается, что он признает свою подсудность подлежащему суду и назначает для себя, в силу собственного своего обязательства и желания, окончательный термин. Поверенный стал отговариваться, что ему невозможно доставить документы к сроку, так как документы находятся в Риме, и потому он не имеет возможности предъявить их. В это самое время земские послы обратились к королю с просьбою, чтобы отменены были все судебные вызовы к (королевскому) двору, на основании примера Сигизмунда Августа, который одним декретом зараз уничтожил все вызовы, кои относились к делам государственной казны. От них потребовали указать, какие это были вызовы, и сказано было, что король не желает, чтобы кому нибудь причинялись неприятности вопреки законам, но несправедливо также, чтобы всякий мог без причины увертываться от суда; если же они настаивают на своей просьбе, то король скорее согласится на то, чего они ранее требовали, именно позволяет, чтобы кoммиccия) составленная из сенаторов и из их среды, разобрала вызовы и отделила законные от незаконных. Те на это ничего не отвечали; но просили, чтобы им дана была, по крайней мере, возможность поговорить об этом в особом совещании с сенаторами. Получив на то разрешение от короля, уполномоченные посольской избы делают то же самое представление в сенате; они требовали от сенаторов, чтобы они, первенствуя пред остальною шляхтою своим достоинством, были также впереди там, где требовалось привести короля к соблюдению справедливости и где дело шло об охране законных прав  [299]  шляхетства. На это им отвечали, пусть они укажут тех, которые, по их мнению, вызваны противозаконно; или пусть укажут, в каком именно деле, по их мнению, право дворянства подверглось сокращению и, если они докажут, что последовали какие либо действия противозаконные, то сенат, конечно, не изменит своему долгу. Тогда предводитель и оратор депутации заявил, что он взял на себя предъявление общих требований и что отдельные лица сами должны объяснить, в чем они считают себя лично обиженными. Вышел на средину Чарнковский и объявил, что он был противозаконно вызван к надворному дворскому суду. Но ему было объяснено: что касается первого его дела, то нет никаких оснований считать оное не касающимся государства; от него требуют возвращения документов, ему вверенных, чтобы на основании их доказать иск государства; требуют в силу того права, которое имеет каждый частный чело-век по отношению к тому, кто обязался к нему услугами; а если кто желает пользоваться одинаковым общим правом свободы со всею шляхтою, и если кому эти вызовы ко двору кажутся тягостными, то он может заключиться в пределах частной жизни, жить дома, держаться вдали от служб королевских; но раз кто вступил в такую службу, тому не прилично было бы домогаться, чтобы его освободили от обязанности отдавать отчет в том, что он добровольно принял на себя; иначе король в общественном деле поставлен был бы в худшее условие, чем всякий частный человек в своем деле; по этому предмету, кроме того, есть постановление Сигизмунда I, смысл которого