302
Оболенский Д. К вопросу о путешествии княгини Ольги в Константинополь в 957 г. С. 40.
В 955 г. Никифор Фока использовал русов при осаде арабской крепости Ходасы — и это последнее упоминание вспомогательных отрядов русов на византийской службе в правление Константина VII. Следующее сообщение хроник о русских наемниках в византийском войске относится к 960 г.
«Продолжение Регинона» было написано после 973 г. (см.: Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 268), поэтому упоминание в связи с крещением Ольги имени Романа II, как обоснованно полагает А.В. Назаренко, следует считать «банальным lapsus memoriae», ошибкой памяти хрониста (Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 284—287).
Сообщение Продолжателя Регинона никогда не пользовалось у российских ученых безусловным доверием. Некоторые дореволюционные наши историки отнеслись к нему с большим подозрением прежде всего по той причине, что усмотрели здесь чуть ли не зародыш того направления католической историографии, которое поставило себе целью, по выражению Е.Е. Голубинского, «восхитить нас у греков» (Голубинский Е.Е. История Русской церкви. Изд. 2-е. Т. I. М., 1901 (репринт: М., 1997). С. 81—83). Что касается собственно научных аргументов, то критический огонь велся сразу с нескольких сторон. СМ. Соловьев посчитал Ольгиных послов самозванцами: «Послы обманули, как после оказалось: ясно, что они принадлежали к числу таких варягов, которые по нескольку раз принимали крещение для того только, чтобы получать дары; на этот раз, чтоб получить хороший прием и дары от ревностного к распространению веры Отгона, они объявили себя послами Елены русской и просили епископа и священников для русского народа» (Соловьев С.М. Сочинения. С. 302. Примеч. 217). Случаи притворного обращения в христианство язычников, соблазненных возможностью получить богатые подарки, действительно нередки в средневековой истории. Но так поступали главным образом сами «варварские» вожди, а не их послы. Кроме того, выдать себя за посланцев русской княгини было не так-то просто, ибо, как мы знаем, с 944 г. киевский князь снабжал своих посланцев верительной грамотой. Были попытки объяснить посольство Ольги к Отгону целями, ничего общего с религией не имевшими (см.: Голубинский Е.Е. История Русской церкви. С. 81—83; Макарий, митрополит. История христианства в России. С. 254—260), или целью «может быть, отчасти политической, отчасти религиозной» (Иловайский Д.И. История России. С. 43); Б.Я. Рамм приписал миссионерскую инициативу самому Отгону (см.: Рамм Б.Я. Папство и Русь в X—XV веках. С. 33). Но двигаться в этом направлении — значит искажать точные и ясные строки «Продолжения хроники Регинона», к тому же находящие подтверждение в других немецких источниках, например в Хильдесхаймских анналах, где сказано: «...они [послы Елены] уверяли, что хотят отказаться от языческих обычаев и принять христианскую веру».
Пожалуй, самое оригинальное и сильное возражение против достоверности известия Продолжателя Регинона было выдвинуто Н.М. Карамзиным, который вообще отказался включить его в состав источников по древнерусской истории на том основании, что просьба прислать епископа и священников будто бы исходила от ругов, жителей острова Рюген, не далее как в 956 г. оказавших Отгону I военную поддержку (см.: Карамзин Н.М. История государства Российского. Стб. 110. Примеч. 395). Мнение знаменитого историографа было странным образом проигнорировано, и это дало повод А.Л. Никитину напомнить, что историки не вправе априорно отождествлять «Елену, королеву ругов» с Ольгой, так как «до сих пор никем не доказано, что „руги" Регинона Прюмского тождественны „русинам", а тем более — росам/русам...» (Никитин A.Л. Основания русской истории. С. 217). И это действительно так.
Сообщение Продолжателя Регинона лишено сколько-нибудь ясных географических ориентиров, по которым можно было бы установить местонахождение страны «ругов». Для того чтобы прочертить примерный маршрут Адальберта, А.В. Назаренко привлек краткое известие Жития святого Войтеха (начало XI в.), где сказано, что Адальберт по пути на Русь (согласно Продолжателю Регинона, отправной точкой немецкой миссии был Регенсбург) крестил Войтеха в городе Либице. «Либице, стольный город чешского князя Славника, отца Войтеха, находился несколько восточнее Праги, — уточняет Назаренко. — Значит, Адальберт двигался по... торговому пути Регенсбург—Прага—Краков—Киев» (Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 308). Но на самом деле ситуация сложнее. Обозначенный отрезок пути Адальберта (Регенсбург—Либице) выводит нас всего лишь на распутье, а не указывает на конечную цель его поездки. Дело в том, что Либице и Прага находятся в бассейне верховьев Эльбы, и если оставаться при мнении, что целью Адальберта был все-таки Рюген, то выбранный им маршрут — из Регенсбурга до Праги (с заездом в Либице) и далее вниз по Эльбе к Балтийскому морю — выглядит наиболее удачным из всех возможных, в чем нетрудно удостовериться, взглянув на карту. Между тем сухопутный путь, которым Назаренко отправляет Адальберта в Русскую землю, имеет по крайней мере тот недостаток, что он очень и очень нескор, и остается только гадать, почему Адальберт предпочел воспользоваться именно им, хотя Регенсбург стоит на берегу Дуная и у «епископа Руси» была возможность добраться до Киева более быстрым водным путем, присоединившись где-нибудь на черноморском побережье к торговому каравану русов.
Не лучше обстоит дело и с именем «королевы ругов», которое соотносится не только с Ольгой /Еленой. А. В. Карташев привел любопытное известие, что современницей Ольги была некая Росвита-Елена фон Россов (Hroswitha Helena von Rossow), одна из династических родственниц Отгона I, постригшаяся в монахини. Побывав в Константинополе и выучившись там греческому языку, она затем, как раз в те годы, когда Оттон назначил епископа к «ругам», миссионерствовала на острове Рюген (см.: Карташев А.В. История Русской Церкви. С. 126—127). Отметим, что биография этой Елены почти полностью совпадает с сообщением Продолжателя Регинона: она была в Константинополе и жила среди «ругов».
Кстати, не есть ли Росвита-Елена та самая монахиня Росвита (ум. в 984 г.) из Хандерсхеймской обители (в Брауншвейге, близ Гоцлара), небезызвестная в истории средневековой литературы Запада, от которой осталось несколько сочинений: поэмы духовного содержания (в том числе Vicedominus Theophilus — кажется, наиболее ранняя литературная обработка сюжета о Фаусте и Мефистофеле), первый образчик средневековой драмы в форме религиозной мистерии и два исторических труда — «Поэма о начале и основателях монастыря Хандерсхеймского» и «Панегирик Оттону Великому»? (см.: История средних веков / Сост. М.М. Стасюлевич. СПб.; М., 1999. С. 642—643).
В итоге у нас остается всего три косвенных довода в пользу тождества «Елены, королевы ругов» с Ольгой: 1) королевский титул, плохо вяжущийся с миссионерской деятельностью Елены фон Россов и ее монашеским чином и, наоборот, довольно обычный в средневековой литературе Запада для обозначения древнерусского титула «великий князь»; 2) авторство Жития святого Войтеха — это сочинение принадлежит перу Бруно Кверфуртского, немецкого миссионера, который году в 1008 сам побывал в Киеве, и потому в его устах «Русь», куда направился Адальберт из Аибице, скорее всего, означает Русскую землю; 3) сюжет об «испытании вер» в Повести временных лет (под 986 г.), где князю Владимиру приписан такой ответ немецким миссионерам: «идите опять [вспять, назад], яко отцы наши сего не прияли суть», что может быть истолковано как намек на неудачную поездку к Ольге епископа Адальберта. Скептикам все же следует помнить, что, как ни трудно связать сообщение Продолжателя Регинона с Ольгой, доказать противное еще труднее. Поэтому мы вправе использовать этот немецкий источник для реконструкции событий древнерусской истории конца 50-х — начала 60-х гг. X в., хотя и должны сделать оговорку о неизбежной шаткости любых исторических построений, возведенных на его основе.
В этом письме Агапит II благословляет Оттона на создание Магдебургской митрополии, и в данном контексте, по замечанию А.В. Назаренко, «.. .так, как...» (ita... quo) следует понимать именно в смысле «...там, где...» (Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 294).
См.: Ариньон Ж.-П. Международные отношения Киевской Руси в середине X в. и крещение княгини Ольги. С. 122, 123.
Выходец из саксонской (верхнелотарингской) знати, Адальберт, став монахом трирского монастыря Святого Максимина, последовательно занимал должности нотария кельнского архиепископа Викфрида (до 953 г.) и секретаря королевской канцелярии (с 953 по 958 г.).
