тот, кто не знает этой
«блаженной тоски» (Selige Sehnsucht) по
«огненной смерти» – тот еще не житель земли, а «унылый гость». Однако тайная мудрость Гете «Умри и стань!» («Stirb und werde!») представляет собой не кульминацию этих стихов, а их развязку или даже «мораль». В случае Аронзона порядок двух этих глаголов придется переменить: «Стань и умри!».
Указ. соч. С. 55.
См. мою работу «„Вакансия поэта“: к поэтологии Бориса Пастернака» в настоящем издании.
См. мою работу «Земной Рай в „Божественной комедии“ Данте. O природе поэзии». – О. Седакова. Мудрость Надежды и другие разговоры о Данте. Издательство Ивана Лимбаха, 2021. С. 51–96.
Шмон. – Вестник новой литературы. Вып. 2. ‹Л.›: Изд. Ассоциации «Новая литература», 1990. С. 257–265.
Не могу сказать: называя себя Очевидцем, имел ли в виду Кривулин отсылку к Достоескому (Очевидец – литературный псевдоним Ивана Карамазова, автора поэмы о Великом инквизиторе и других глубокомысленных сочинений).
Как рассказывал Величанский, Твардовский спросил его: «Почему у вас нет стихов против Сталина?» – «Потому что я никогда не писал в его честь», – ответил Саша. Другой обсуждаемой темой была пресловутая «непонятность».
– Простые люди этих стихов не поймут! – сказал Твардовский.
– Может быть, их дети поймут, – ответил Саша.
Статья написана для «Оксфордского словаря русской литературы».
Себя губя, себе противореча,
Как моль летит на огонек полночный,
Мне хочется уйти из нашей речи…
«Наша речь» в этих строках Мандельштама, несомненно, – русский язык. Но не менее точно этот образ описывает драму «вочеловечения» поэтического языка, похожую на историю андерсеновской «Русалочки».
Естественно, в ранних или традиционных обществах дело обстояло иначе и все первые тексты цивилизаций – религиозные, юридические и т. п. – не мыслились в иной словесной среде, чем поэтическая. Но эти времена принадлежат теперь культурной археологии.
В том же 2007 году в Москве вышла и другая его книга, «Пернатый снег».
Кстати, что такое птичий язык? В средневековых легендах Запада – это латынь, в русских повериях – райский язык.
Впрочем, «не птичьих» поэтов – среди поэтов, разумеется, – видимо, нет. Бродский, решительно стремившийся заземлить словарь и, главное, логику стихотворного высказывания, тем не менее оставляет свой самый драматичный автопортрет в образе осеннего ястреба.
Стоит привести комментарий П. Чейгина к событиям собственной жизни: «Несгибаемое непонимание советской литературной действительности, удивление от нее не являлось для меня тяжелой ношей. Все „службы“ рассматривались как дающие максимальную свободу для занятий поэзией».
Древнее пламя (ит.). Имеются в виду слова Данте перед появлением Беатриче: «…Men che dramma di sangue m’e rimasta che non tremi: conosco i segni dell’antica fiamma» (Purg. XXX, 46–48).
(«Ни грамма Крови во мне не осталось, которая бы не трепетала: Узнаю знаки древнего пламени»). С таким чувством я впервые прочла в юности самиздатские копии стихов Елены Шварц. Они в дальнейшем составили книгу «Exercitas exorcitans» («Войско, изгоняющее бесов»).
Я оставляю в стороне ее сложные и напряженные отношения с Луной. Обо всем не скажешь, и эти мои заметки – ни в коей мере не полный очерк поэзии Елены Шварц.
Не знаю, знакомо ли было Лене это уподобление из традиционной литургической похвалы иноку: «Воистину птичье твое житие, отче!» – или же ей, как и автору церковной похвалы, достаточно было евангельского совета посмотреть на птиц небесных (Мф 6, 26). Мне доводилось писать, что «не птичьих» поэтов – среди поэтов, разумеется, – видимо, нет. («Птичье житие поэзии. „Зона жизни“ Петра Чейгина», настоящее издание, с. 565.)
Композитор Виктор Копытько обнаружил источник этого начала – в прозе Льва Толстого! «И как будто не желая пропустить этот свет, замолкший соловей засвистал и защелкал из сада». Л. Н. Толстой. Воскресение. – Собр. соч. в 20 т. М.: Худ. лит., 1964. Т. 13. С. 254.
Попугаю у Шварц уподобляется и царь Давид:
…как играл он, пел и голосил,
И за это – как сверкающую птицу попугая —
Бог с ладони милостью поил.
(«О босые звезды Палестины», 1986)
Тот, кто бился с Иаковом,
Станет биться со мной?
Все равно. Я Тебя вызываю
На честный бой.
(«Воробей», 1982)
Клянусь, что на земле в реторте тесной слов
Вода с огнем сегодня повенчались.
(«Никто не заметил», 1998)
И смерть театра, родной и любимой стихии Е. Шварц.
Девять Муз виновато входят в Никольский собор и подходят к Троеручице:
– Все наши умерли давно. —
Со свечками в руках мерцали,
И сами по себе молебен
Заупокойный заказали.
(«Музы перед Иконой», 1994)
Поэзия в гробу стеклянном
Лежит и ждет…
Напрасно к ней спешит безумный,
К ней опоздавший человек,
Но в инистом гробу нетленна
И беспробудная навек…
(2006)
Еще похоже – будто божество,
Накинув тряпку неба,
Себя упрятать захотело,
Но в прорехи звезд
Сияет ослепительное тело.
( «Некоторые виды звезд (малая фуга)», 1972)
Не могу здесь от роли критика-аналитика не перейти к роли свидетеля. К моей великой радости, эта долгая история кончилась самым прекрасным образом. И с чудесами, которых Лена всегда страстно хотела. К дню ее отпевания в городе оказался священник из
