Все это совершенно верно и ново только в одном отношении, а именно в признании того, что количество солнечной энергии, необходимой для производства двигательной силы, измеримо, а сумма его неизменна. Все же остальное было отлично известно во времена Гомера, как и то, что животные не могут двигаться без тепла; и тот факт, что конечным источником тепла, дающего им возможность двигаться, является солнце, показался бы греческому физиологу не более интересным, чем греческому поэту не менее бесспорный факт, что Tout ce qui se peut dire de beau est dans les dictionnaires; il n’y a que les mots qui sont transposés – Все прекрасное, что можно сказать, заключается в словарях; дело только в перестановке слов.
Все это верно, но для ποιητής [59] вся суть вопроса в этой перестановке. Солнце, как это нам сообщает восторженный физик, бесспорно, проявляется в «извиваниях скользящей змеи», но мы, художники, спрашиваем, как доходит она до применения этого способа (буквально) перестановки или передвижения?
101. Предпоследним летом я гулял по лесам близ Гисбаха у Бриенцского озера, и спокойно шел, как вдруг наткнулся на небольшую змею стального цвета, лежавшую посреди тропинки. Она была сильно удивлена при виде меня. Змеи, однако, всегда умеют отлично управлять своими чувствами, и с четверть минуты она смотрела на меня, ни малейшим образом не изменяя своего положения; затем почти незаметным движением она стала прятаться под слоем листьев; нисколько не ускоряя своих движений, она постепенно скрыла все свое тело. Я собирался было приподнять один из листьев, как вдруг увидел, что проблеснула словно другая змея в чаще сбоку дорожки; но это была та же самая, которая, скрывшись от взоров под листьями, употребила затем всю свою ловкость, чтоб проскользнуть в лес; и сделала она это с такой поразительной скоростью, что у меня только блеснуло что-то в глазах, когда она скользнула в кусты.
102. Для меня было вполне безразлично: проистекала ли сила, употребленная змеей при этом движении, от солнца, от луны или от газового завода в Берне. Интересовало же меня то, что удивило бы и крестьянина, и ребенка, а именно рассчитанная мудрость и необыкновенная грация, сила и точность того, с каким это движение было выполнено.
103. Я был тогда, повторяю, более заинтересован ловкостью этого создания, чем источником его силы передвижения. Тем не менее мне очень интересно услышать от людей науки, что это движение неизбежно проистекает от солнца. Но откуда проистекает эта хитрость? Нет ни мудрости, ни хитрости в прахе, как нет в нем и тепла. Движение змеи от солнца, ну а мудрость змеи – откуда она?
104. Тоже от солнца, вот тот единственный ответ, который, я предполагаю, дает физика. Это не ложный ответ, но только до известного пункта. Теперь, во цвете юности, вы можете испытать значение того, когда ваши руки и ноги лишены силы солнца. А когда вы состаритесь, то узнаете, что значит, когда и ум ваш лишен этой силы. Такая вещь может иногда случиться с вами и теперь, но всегда будет давать себя знать, когда вы достигнете моего возраста. Вы уже не в силах будете обдумывать что-нибудь полезное после двенадцати часов ночи. Конечно, можно думать, а тем более говорить о чем-нибудь слишком ничтожном или дурном даже и за полночь. Члены ваших палат, как известно, делают свое дело и при газовом освещении, но надеюсь, что вы не находите, чтоб сила солнца была при чем-нибудь в их затеях?
Говоря вполне серьезно, все жизненные функции – а вместе с ними и все чистые и благотворные функции мозга – восходят и заходят вместе с солнцем; ваше пищеварение и работа вашего мозга одинаково зависят от его лучей; ваша мысль, как и ваша кровь, работают под влиянием силы солнца со всей научной их неизбежностью и точностью. Sol illuminatio nostra est; sol salus nostra; sol sapientia nostra – Солнце – свет наш; солнце – спасение наше; солнце – мудрость наша.
Заключительным же актом и результатом самого низменного национального атеизма служит то, что, не имея возможности отрицать солнца, он стремится, по крайней мере, обойтись без него; застлать свет небесным дымом и затянуть танцы и заседания при свечах до поздней ночи, пока наконец безумец, ликуя, не скажет в сердце своем, что нет солнца [60]. – Dixit insipiens in corde suo, non est sol.
105. Хорошо, мы допускаем, что извивание змеи и хитрость ее происходят от солнца. А полет голубя и кротость его тоже происходят от него?
Полет – конечно. А чистота? Это новый вопрос. И что вы скажете об этом? Различие между действием и бездействием, смыслом и бессмыслием остается во власти Аполлона; а между злодейством и невинностью в чем кроется корень этого различия?
106. Думали ли вы когда-нибудь о том, какая глубокая истина заключается в словах: светильник для тела есть око. Если око твое будет худо, то все тело твое будет темно и т. д. Как может око быть худо? И если око худо, то как может оно наполнить все тело мраком?
И что значит «тело твое будет темно»? Это не может означать простую слепоту. Слепой может упасть в ров, если пойдет, но, сидя дома, он может чувствовать себя хорошо. Но иметь худое око не хуже ли, чем быть… слепым, это значит быть во мраке, иметь мрак в себе, мрак неотвязчивый, совершенный, вечный.
107. Чтоб добраться до смысла этого, мы можем в самом деле обратиться теперь к физике и попросить ее помочь нам. Сколько имеется различных глаз? Студенты, занимающиеся физическими науками, могли бы сказать это нам, художникам. Мы имеем только общее, смутное понятие о внешнем виде и выражении глаз. Пытаясь изобразить беспредельно странные существа, окружающие нас, мы видим то бесконечное разнообразие орудий, какими они обладают; но вы знаете гораздо лучше нас, как эти орудия устроены и как они управляются. Вы знаете, как некоторые приводят их в движение в своих впадинах, произвольно суживая и расширяя – впадая в близорукость на грудах костей своих жертв; размахивая ими на своих щупальцах; разукрасив ими свои спины и плечи, или скопив бугорками в углах губ. Но как все эти животные видят всеми этими глазами?
108. Не наше это дело, может быть, подумаете вы. Извините меня. Это вопрос не сирен, и очень касается нас, если только мы не смотрим отчасти так же, как и некоторые из этих низших созданий. Сравнительное зрение гораздо важнее сравнительной анатомии. Не беда, если мы иногда ходим, как обезьяны, и часто даже желательно, чтоб мы лазили, как они; но предположите, что мы видим только как обезьяны или как низшие животные? Я смело могу сказать, что наука об оптике очень важна для нас, так как соответственно с этими бесконечно странными видоизменениями и разнообразиями орудий зрения, вы имеете и соответствующие, не только умственные, но и нравственные способности души разных тварей. Буквально, если око чисто, то и тело светло; но если свет тела только тьма, то какова же эта тьма!
109. Всматривались ли вы когда-нибудь внимательно в данный мною вам этюд головы гремучей змеи? Змея устремляет на вас взор в течение целого часа; вертикальная щель глаза дает только такое отражение вас, какое возможно для сетчатки гремучей змеи и соответственно ее духовному развитию. Но как вы думаете, что в вас видит она? Я прежде всего задаю этот вопрос со стороны чисто физической. Я не знаю, и не мое дело знать это. Вы, изучающие физические науки, должны мне дать на это ответ: какое представление о человеке может иметь змея? Какого рода образ его получается на ее радужной оболочке, через эту беспощадную вертикальную щель, через блестящую синеву ее ужасной линзы? Нарисуйте мне картину отражения человека на сетчатой оболочке змеи. И затем задайте себе вопрос, какого рода размышления возможны для змеи относительно этого человеческого образа?
