одному из основателей отечественной клинической медицины. Так что принадлежность Базарова к этому литературному типу, по крайней мере, оспорима.
Герой «Преступления и наказания» Раскольников, болезненно ощущая несправедливость, безнравственность общественного устройства, хочет изменить его революционно, но не задается вопросом, не стоит ли для начала что-нибудь поменять в себе или в своем образе жизни.
Лишним человеком можно назвать и главного героя романа Гончарова «Обломов», однако писатель дает в тексте и другой тип художественного характера – причем не столько Штольца, который действует и предпринимает ради движения самого по себе, сколько Ольгу Ильинскую, рефлексирующую каждый свой шаг, каждый этап своего внутреннего становления. Именно она становится для Гончарова идеалом, соединяющим «голубиную душу» Обломова и созидательную активность Штольца.
– тип героя, характерный для реализма и отмеченный в русской литературе с появлением «Станционного смотрителя» (1831) Пушкина из «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина». Это социально ничтожное существо, занимающее низшую позицию в иерархии и в чистом виде не стремящееся ничего изменить.
Станционный смотритель Самсон Вырин уверен, что увезший его дочь ротмистр Минский бросит Дуню и она окажется на панели, и стремится вернуть ее туда, где находится сам и где выросла Дуня. Но при этом Вырин не представляет себе, что она может быть счастлива где-нибудь еще, более того – вообще не мыслит категориями счастья и будущего, только категориями своего личного хронотопа.
Уже в характере Акакия Акакиевича Башмачкина – второй классический пример маленького человека, оба героя, кстати, чиновники самого низшего, четырнадцатого класса по «Табели о рангах», – намечается сдвиг в природе типа. Да, когда ему предлагают повышение по службе, он отказывается:
Один директор, будучи добрый человек и желая вознаградить его за долгую службу, приказал дать ему что-нибудь поважнее, чем обыкновенное переписыванье; именно из готового уже дела велено было ему сделать какое-то отношение в другое присутственное место; дело состояло только в том, чтобы переменить заглавный титул да переменить кое-где глаголы из первого лица в третье. Это задало ему такую работу, что он вспотел совершенно, тер лоб и наконец сказал: «Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь». С тех пор оставили его навсегда переписывать. Вне этого переписыванья, казалось, для него ничего не существовало.
Но дело в том, что герой относится к своему занятию как к художеству. Если угодно, он эстет в высшем, едва ли не кантовском смысле: за ничтожную плату, за суп с мухами он получает «незаинтересованное наслаждение» самим процессом письма в полном отвлечении от смысла текста:
Вряд ли где можно было найти человека, который так жил бы в своей должности. Мало сказать: он служил ревностно, – нет, он служил с любовью. Там, в этом переписыванье, ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир. Наслаждение выражалось на лице его; некоторые буквы у него были фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его. <…> Но Акакий Акакиевич если и глядел на что, то видел на всем свои чистые, ровным почерком выписанные строки, и только разве если, неизвестно откуда взявшись, лошадиная морда помещалась ему на плечо и напускала ноздрями целый ветер в щеку, тогда только замечал он, что он не на середине строки, а скорее на средине улицы. <…> Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению. Никто не мог сказать, чтобы когда-нибудь видел его на каком-нибудь вечере. Написавшись всласть, он ложился спать, улыбаясь заранее при мысли о завтрашнем дне: что-то бог пошлет переписывать завтра?
Тот же герой совершенно преображается по ходу действия, связанного с пошивом шинели. Вершина его нравственного развития, колоссальный в масштабах этой личности скачок – дерзновение: «Он сделался как-то живее, даже тверже характером, как человек, который уже определил и поставил себе цель. С лица и с поступков его исчезло само собою сомнение, нерешительность – словом, все колеблющиеся и неопределенные черты. Огонь порою показывался в глазах его, в голове даже мелькали самые дерзкие и отважные мысли: не положить ли, точно, куницу на воротник?»
Еще более далек от точного соответствия типу образ Семена Захаровича Мармеладова из «Преступления и наказания» Достоевского. Опустившийся до предела от собственного пьянства, имеющий, по собственному признанию, «звериный образ», он тем не менее требует к себе внимания и даже уважения: «Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. Ибо бывает такое время, когда непременно надо хоть куда-нибудь да пойти!» Повтор, использованный Достоевским, выражает лейтмотив и этого характера, и всего произведения в целом.
В литературе начала XX в. происходит дальнейшее развитие этого типа. В «Гранатовом браслете» Александра Ивановича Куприна мелкий чиновник Желтков, полюбивший аристократку Веру Шеину, – типичный маленький человек, когда дело касается его службы. Но любовь делает его великим. В «На дне» Горького слова: «Чело-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо!» – произносит бывший телеграфист, бывший заключенный, а ныне карточный шулер Сатин.
– обновленное искусство конца XIX – начала XX вв., названное от франц. moderne – современный.
Общее название ряда различных явлений, процессов художественной культуры. Художественная эпоха («эпоха модернизма»), объединяющая эти и другие, порой радикально различающиеся между собой направления в искусстве.
Собственно модерн в России, ар-нуво во Франции, югендстиль в Германии. Сюда входили импрессионизм, постимпрессионизм, неоимпрессионизм, пуантилизм, символизм, экспрессионизм, кубизм, «новая драма», набизм, фовизм, примитивизм, футуризм, акмеизм, лучизм и др. – всего не перечислить.
Их роднит ощущение необходимой смены взгляда на взаимоотношения человека с другим человеком, с Богом, обществом, историей, культурой и др., стремление обновить культуру человечества, дать ей возможность приобрести художественные средства для выражения некоторого нового содержания, ранее не актуального.
Модернизм – нечто новое по сравнению с предыдущей фазой культурного развития, появляется в тот момент, когда ломается устоявшаяся эстетическая система. Так, Возрождение по сравнению со Средневековьем явилось проявлением «модернизма». Для отличия модернизма как любого нового метода в искусстве от модернизма в узком смысле, относящегося к периоду рубежа XIX–XX столетий, существует еще термин «палеомодернизм»: его употребляют для обозначения любых проявлений нового до 1910‐х гг. Однако нужно учитывать, что всегда, даже в ситуациях, когда непосредственно воспринимается лишь «коренная ломка традиции», существует преемственность прежнего, бывшего и нового, только нарождающегося.
Модернизм эпохи рубежа XIX – ХХ вв., т. е. модернизм в собственном смысле, – направление в культуре, противопоставленное классической (в широком понимании) гармонии. Противопоставление происходит в основном благодаря появлению новых форм и нового языка искусства.
Мировоззренческой основой модернизма явилось умонастроение, возникшее в
