Шведы во времена Петровских войн повлияли на нас сравнительно слабо; по пальцам можно перечесть шведов во власти или обрусевших, но ползучее германское влияние уже началось: немецкие горничные, швейки, кухарки, прибалтийские бароны и прусские авантюристы при попустительстве Петра 1 всё смелее обживались в стране, делили ложе с нашими царями, внедрялись на престол, а в Ломоносовские времена уже творили полный беспредел в науке и при дворе. Можно даже утверждать, что если ХУ11 век прошел под эгидой поляков, то ХУ111 – под воздействием прибалтийских немцев, а посмотрите-ка по карте, где находятся Курляндия, Эстляндия, Пруссия, Саксония, Швеция? Близёхонько от Польши, вокруг балтийского бассейна, в таком же соседстве, как и она. И это соседство цивилизованной Европы также обернулось многочисленными войнами с переменным успехом, онемечиванием придворной жизни и языка, возникновением регулярной армии (ополчение уже не требовалось, раз есть чем обороняться).
Чего еще желать ХУ111 веку? Немка правит Россией. Это вам не царевич Димитрий и Гришка Отрепьев. Пускай изнутри она русская и татарская, «эта страна», закосневшая в азиатских сквернах, но глава и интеллект у нее уже европейский, верховенство просвещенное: Екатерина 11 переписывается с Вольтером и Дидро, галантность ее прельщает, как всякую женщину. Уже вострубили высшие силы, уже грядущее сзывают на порог, уже предвещается галломания, уже не далек тот день, когда все высшее общество заговорит по-французски, хотя пока только романские архитекторы, мыслители, гувернеры, свергнутые роялисты зачастили на Русь искать обогащения и езды в остров Любви. Европа становится театром Наполеоновских войн, и театр это постепенно смещается в сторону России. В 1812, опять ровно через 100 лет после 1712, 1612, 1512… Наполеон вторгается в Россию. Вначале-то всего лишь высшее аристократическое общество заговорило на галльском наречии, а потом и сам галльский петух не замедлил явиться покорять азиатов и варваров. Что, Монтескье с Жан-Жаком Руссо этого хотели? Вряд ли. Как европейские гуманисты, они всего лишь хотели распространить идеи свободы и равенства всех народов, раскрепостить чувства и волеизъявление человека, демократизировать общество, заменить аристократию буржуазией и много о том мечтали – крестьянин Ретиф де ля Бретон, сапожник Марат, Бабёф простодушный… А получилось-то эвона чего: пришли уже впрямую насаждать порядки и уклад фряжский. Чего хотят передовые умы человечества, то вскоре воплощают завоеватели и гвардейцы. Х1Х российский век можно считать французским по духовным влияниям, и это притом, что физическое влияние схлынуло, оставив трупы захватчиков и защитников. Не знаю, как у вас, а у меня в детстве после драки с обидчиком уважения к нему добавлялось, а иногда я даже начинал думать, что он прав, этот мой недруг, у которого на меня зуб: может, я чего не так делаю? Может, мне впрямь надо освободить крестьян, наделив их землею, как то повелось издавна в свободной Франции? Может, царь у нас тиран, каким был Людовик, и пора его гильотинировать? Итак, французы правят бал в Гардарике, в Руси святой, первый русский поэт Парни и Вольтера из-под парты читает, о республике планы строит. С одной стороны, Франция – сосед не близкий, влияет через посредников – Польшу и Германию, но что это за любовь на дистанции, на расстоянии? Для воплощения любви должно иметь прямые сношения. Вот они и произошли в 1805-1812 годах: сперва Наполеон побывал в Москве, потом Александр 1 – в Париже, обменялись визитами.
А беспокойна же эта Европа! Прямо тигель плавильный, куб возгонный, кухня адская. Мало ей, что Россия освободила крестьян, открыла банкирские дома и буржуазную собственность поощряет, катаясь по железным дорогам на паровой тяге. Французы поуспокоились, так в раздробленной Германии опять национальные комплексы развились. Отчего же, спросите, следующее влияние началось не в 1912 году, а в 1914? А замешкались малость, отвечу я. Пока собирались, пока балканские дела утрясали: территория-то вовлечена в брожение уже гораздо большая, чем то было в 1812 году, внутренние процессы глубиннее, а дипломатия, разрешающая противоречия, уже искуснее. Не забудем, что на царском троне опять немка, пусть и в качестве супруги, а в самом государе сколько немецкой крови в процентном исчислении? Никто не считал. Но он полукровка и уже вполне деструктивная личность, раз допускает мистические настроения, нежизнеспособных наследников, сибирского шайтана в качестве духовника и большой блуд в царских палатах. Иначе говоря, влияние опять немецкое, но уже на онемеченную и офранцуженную страну. Напомним, что подоснова у нее русско-татарская (Тургеневы всякие, Аксаковы и Киреевские в русских поддевках (Кирей – типичное татарское звание), Ахматовы, Куприны да Ульяновы с отчетливыми татарскими профилями), а верхние наслоения и руководящая верхушка, да что – даже военачальники, противоставшие завоевателям Бисмарка, - немцы. Что там говорится в Писании насчет царства, которое, разделившись внутри себя, не устоит? «Знать, в господнем гневе/Решено было тако:/ В Петербурге – Плеве, / А в Москве - Плевако», шутили в одной эпиграмме тех лет. И вот именно, что всем на все наплевать, раз делами в стране заправляет немка, а войсками – немцы, а министры правительства – немцы, а к границам царства подступают немцы, и просторы Арктики и Ледовитого океана исследуют немцы. Надо было быть совсем полоумным, безвольным и безнравственным, как Николай 11, чтобы не понимать, что страна нуждается в национальной элите, причем тщательно очищенной от неметчины. «Немцы» - это, если в этимологический корень взглянуть, «немые», молчащие, не по-нашему разговаривающие, - широкое русское обозначение для всех иностранцев, не только германцев. Это все не наши хозяйничают в стране. А коренному русскому трудно усвоить немецкую дисциплину и навыки, редко какой инженер Гарин-Михайловский с благодарностью воспримет немецкий расчет, почав строить крепкие мосты и писать вдохновенную четкую прозу. Но немецкое присутствие к 1914 году уже тотально: у и царя супруга, и у Толстого супруга, и первый лирик Фет – немецкий еврей, и Тютчев – немецкий дипломат, запутавшийся в немках, и Блок, провозвестник пролетарской революции с жертвенным немецким Христом впереди красногвардейцев, и Зинаида Райх (фамилие-то какое!) в женах у русского сельского лирика, и много какого другого немецкого воздействия. (Вспомним, что немцы даже охотнее татар входили в семейный союз с русскими, да, похоже, и русским некуда было деваться, раз даже у Ломоносова жена и коллеги были почти сплошь немцы). Не по-нашему говорят. Лопочут чего-то, а для нас ровно немые. «Немкó» - еще и сейчас говорят в русских северных деревнях про косноязычного или безъязыкого мужика.
Так что положение-то к началу Первой мировой войны было прямо трагическое: немцы насквозь коррумпировали русское общество, хоть, конечно, подавалось-то это все как широкие европейские демократические свободы и новый просвещенный метод хозяйствования. Ага, дохозяйничали ! Царица только молится да супруга разлагает мистикой (а он и без того под знаком Рыб родился, безвольный, безнравственный, башка забита глупостями, раз взялся сам командовать войсками), София Берс все только рожает да в церковь тянет мужа-атеиста и язычника («Хаджи-Мурат» и «Казаки» почитайте, кто не согласен, что он пантеист и любил только природу), Зинаида Райх отменных детишек беспутному славянину Есенину рожает да тысячелетний рейх призывает (иносказательно), у бедного бессемейного П.И. Чайковского единственный доверитель души – немка-баронесса. Великое русское национальное искусство, что вы! На голом немецком основании и в самой прочной сцепке с немецким культуртрегерством. Известно, как немцы обожают семью, а чуть позже Гитлер прямо объявил семейные ценности приоритетными в арийском отечестве и только что детишек в голое пузцо не целовал, как наш президент. Семья, что вы! Свяжем всех беспутных и анархических русских крепкими узами немецкого качественного брака!
