запасной аэродром окажется последним. Рано или поздно иссякнут и время, и пространство.
Уверены ли ученые в том, что Вселенная закончит свое существование именно так? Если отвечать коротко — нет, поскольку абсолютная уверенность — это вообще не про них. Наука выдвигает гипотезы, которые получают большую или меньшую поддержку, но никогда — точное подтверждение, потому что они всегда фальсифицируемы [91]. И вообще, наука — это такой же нарратив, как религия, мифы или художественная литература. Я не стану утверждать, что наука описывает Вселенную менее точно по сравнению с ними — напротив, я считаю, что почти во всех аспектах она более правдива, поскольку подкрепляется данными, воспроизводимостью экспериментов и непротиворечивостью концепций. И все же ученые рассказывают нам истории. И даже если самые продвинутые астрофизики считают, что наша планета движется к тепловой смерти, некоторые из них верят в другой вариант ее гибели — допускающий возрождение и обновление. Мы уже видели такую версию конца света в религиозных мифах, в которых вместо медленного умирания мир после апокалипсиса рождается заново. Но вот только как это возможно?
Между тем не исключено, что Большой взрыв когда-нибудь обернется вспять. Вся материя, разлетевшаяся в тот момент, обладает массой, а значит, подвержена гравитации. Некоторые ученые полагают, что сила тяжести триллионов нашпигованных звездами галактик замедлит расширение, остановит его, а затем постепенно притянет все обратно. Этот процесс может привести к Большому сжатию, когда вся материя Вселенной с постоянно возрастающей скоростью начнет возвращаться в центральную точку. А затем энергия всей массы свертывающейся Вселенной, возможно, окажет такое сильное давление на теперь уже мизерный отрезок пространственно-временного континуума, который она занимает, что сила притяжения на мгновение поменяет направление — и произойдет второй Большой взрыв, точнее, Большой отскок.
В эту теорию больше верили в прошлом, нежели сейчас. И хотя в научном сообществе у нее по-прежнему остаются сторонники, согласно самым последним данным и теория Большого сжатия, и теория Большого отскока ошибочны. Наш мир не сожмется и не отскочит — он просто медленно сойдет на нет. Победу скорее одержит энтропия, а не возрождение.
Уверены ли мы в этом? Ответ зависит от массы Вселенной, поскольку именно сила притяжения способна затянуть космическую материю в новую сингулярность. Если плотность всей Вселенной будет достаточной, тогда силы притяжения хватит, чтобы замедлить расширение и со временем дать ему обратный ход. Между тем новейшие научные открытия свидетельствуют, что масса Вселенной ниже этой пороговой величины и поэтому гравитационного притяжения ей не хватит [92].
Несмотря ни на что, научная фантастика продолжает хранить верность идеям побега и возрождения. Джон Р. Р. Толкин придумал термин «евкатастрофа» (неожиданная счастливая развязка) для описания собственных сюжетов, например в романе-эпопее «Властелин колец». «Ев» в этом слове означает «благо», и Толкин имел в виду рассказы, в которых дела идут плохо, но внезапно все меняется к лучшему — причем в самый последний момент. Ситуация в таких историях бесконечно ухудшается, пока окончательно не заходит в тупик. В трагедиях это финал повествования, и мы покидаем театр или закрываем книгу погрустневшими, но ставшими чуть мудрее. Однако за последние сто лет у человечества развилась аллергия на трагедии, и теперь нас куда больше манят евкатастрофы — последний поворот событий, когда зло оказывается поверженным в мгновение ока, а стремительное падение на Землю гигантского астероида удается остановить в последнюю минуту. Евкатастрофа — это когда рассказчик превращает безвыходную ситуацию в хеппи-энд, подобно фокуснику, неожиданно достающему из шляпы кролика. Мы видели это на примере религиозных и мифологических апокалипсисов в предыдущих главах. Мир гибнет в огне, люди неимоверно страдают и гибнут, а затем — сюрприз! — рождается новый мир, чистый и светлый.
Правда в том, что хоть научной фантастике и нравится гордиться своей «научной» компонентой, религиозное мировоззрение повлияло на нее гораздо больше, чем она готова признать. Конец мира в большинстве научно-фантастических произведений — по сути, религиозный апокалипсис в псевдонаучной оболочке, который проводит нас через мытарства, чтобы мы смогли возродиться на новом месте. Эта книга о том, как люди представляют себе конец света — хотя на самом деле он почти нигде не представлен.
Энтропия — явление реальной жизни, но мы склонны цепляться за истории с более оптимистичным «концом» даже вопреки научным доказательствам. Поразительно, как мало писателей последовали за Уэллсом и Байроном по пессимистическому пути описания вечной зимы, несмотря на всё новые и новые научные открытия.
За несколько лет до «Тьмы» Байрона ученый и поэт Эразм Дарвин (дед Чарльза Дарвина) опубликовал эпическую поэму «Ботанический сад», в которой тоже обратил свой взор на возможный конец всего и вся. Его представление о закате Вселенной не радостнее предложенного Байроном:
Небесные цветы! Завять должны и вы,
Пожухлые, как ваши шелковые сестры полевые!
Помчатся звезды друг за другом с небесной арки высоты;
Померкнут солнца мирозданья, вселенные,
Друг друга сокрушая, угаснув, упадут [93].
Однако Дарвин не был Байроном. Он трудился на благо человечества и истово верил в Бога, а потому смягчил сумрачность своего прогноза несколькими обнадеживающими строками:
Но из своих руин, из буйства урагана,
На крыльях пламени Бессмертная Природа вновь сама
Восстанет с погребального костра,
И снова воспарит, и снова воссияет — все та же — и не та.
В романе Уильяма Хоупа Ходжсона «Ночная земля» (1912) действие происходит после смерти Солнца, но эта история посвящена выживанию человечества после катастрофы: пережившие ее люди укрылись в гигантской пирамиде — «последнем редуте», согреваемом остаточным теплом Земли. Авторы научно-фантастических произведений чаще рассказывают о событиях незадолго до гибели Солнца, что позволяет им вести повествование мечтательно-грустным тоном. Моду на такой жанр (теперь он называется «литература об умирающей Земле») ввел американский писатель Джек Вэнс рассказом «Умирающая Земля» (1950), однако остроумие и изощренная изобретательность автора весьма далеки от пустынного «последнего берега» Уэллса. Возможно, самое известное произведение в этом жанре — четырехтомник Джина Вулфа «Книга Нового Солнца» (1980–1983). В этом внушительном труде рассказывается о подмастерье гильдии палачей Северьяне, который странствует по одновременно средневековому и высокотехнологичному миру, освещаемому последними лучами умирающего солнца. Вулф так же изобретателен, как и Вэнс, но не настолько дерзок и поэтому решает проблему конца света со всей серьезностью и прямодушием. Но Вулф был к тому же католиком, и, вместо того чтобы следовать немилосердно энтропической логике собственных романов, он в итоге написал сиквел «И явилось Новое Солнце» (1987), в котором Северьян оживляет погибающее Солнце и возрождает свой мир.
«Города в полете» (1955–1962) Джеймса Блиша — классическая
