совета колледжа один из студентов рассказал: «Несколько раз мне сказали, что я не имею права говорить, потому что я белый. Этот колледж так зациклен на расовом вопросе, что это даже в каком-то смысле становится еще большим расизмом» [138]. Но другие студенты смотрели на это иначе. Одна белая девушка (и она с розовыми волосами), у которой спросили ее мнение, сказала: «Мне теперь все равно, что будет с Брэтом. Он может пойти и быть расистом и куском говна везде, где захочет. Надеюсь, в долгосрочной перспективе мы сможем просто отсеять таких людей, как Брэт» [139].
После случившегося Вайнштейн никогда больше не преподавал в Колледже Вечнозеленого штата. Только один человек из числа его коллег и коллег его жены в этом колледже за все время публично высказался в защиту права Вайнштейна на его позицию. Спустя несколько месяцев он и его жена заключили с колледжем перемирие и покинули свои преподавательские места.
Можно написать целую диссертацию о том, что происходило в те дни в Колледже Вечнозеленого штата, а также о том, что там происходило по мнению студентов колледжа и других. В тот раз присутствовали все признаки современной акции протеста в кампусе. Драматизация, утверждения, не несущие в себе ссылок на реальные факты, высвобождение высокомерия под видом ведения честной игры, превращение слов в насилие, а насилия – в слова.
Но события в Колледже Вечнозеленого штата не являются чем-то необычным для американских образовательных учреждений. Они были лишь продолжением движения, которое впервые привлекло к себе внимание общественности двумя годами ранее в Йельском университете. Драматизация и преувеличение инцидентов на расовой почве стали столь широко распространены, что неудивительна уверенность студентов Колледжа Вечнозеленого штата в способности раздуть их еще сильнее. Снова и снова – всегда, когда понимали, что взрослые вышли из комнаты или (если не вышли) были готовы подчиняться.
В 2015 году – за два годы до событий в Колледже Вечнозеленого штата – преподавательница Йельского университета Эрика Кристакис разослала электронное письмо, в котором спрашивала, стоит ли администрации университета давать студентам советы относительно того, что им надевать на вечеринку по случаю Хэллоуина. Это было сделано вследствие очередного случая «хэллоуинских войн» в университете, в центре которых оказался страх, что студенты наденут на ежегодное празднование костюмы, сделанные с невнимательностью по отношению к другим и являющие собой пример культурной аппроприации. В результате отправки этого письма десятки студентов окружили мужа Эрики, Николаса (который тоже был профессором), во дворе общежития, управляющим которого он был. В течение нескольких часов они окружали его, оскорбляли и обвиняли его и его жену в расизме. И вновь камеры телефонов у студентов оказались наготове. Еще в начале разговора с Николасом одна чернокожая студентка сказала ему, что «для нее теперь это место небезопасно», потому что его слова и письмо его жены были «актом насилия». В течение всей беседы Кристакис был мягок, пытался успокоить студентов и помочь им. Было заметно, что он стремится вступить с ними в диалог и пытается помочь им увидеть иную, отличную от их собственной, точку зрения. Это им не понравилось. Одна чернокожая студентка начала вопить и плакать во время диалога с ним. Все, что Кристакис пытался до них донести, было напрасно. Когда он пытался объяснить им, что у него есть представление об обыкновенной человечности, толпа захихикала, как это позже сделают и ее единомышленники в Колледже Вечнозеленого штата. Другие ожидали повода наброситься. Кристакис пытался донести до них свое мнение о том, что, даже если два человека не имеют в точности одинакового жизненного опыта, одинакового цвета кожи или одинакового гендера, они по-прежнему могут понять друг друга. Не сработало. В какой-то момент беседы он улыбнулся и был обруган студентами за это.
«Меня тошнит при виде вас», – кричала одна из молодых студенток Йеля. Один высокий чернокожий студент шагнул вперед и стал поучать Кристакиса: «Посмотри на меня. Посмотри. На. Меня. Ты понимаешь: ты и я – не один человек. Мы люди, отлично – хорошо, что это нам понятно. Но твой опыт никогда не пересечется с моим». На этом моменте присутствующие студенты начали щелкать пальцами («неагрессивная» замена аплодисментам). «Тебе не нужна эмпатия, чтобы понять, что ты не прав. Окей? – продолжал студент. – Даже если ты никогда не почувствуешь то, что чувствую я. Даже если никто никогда не был расистом по отношению к тебе, потому что, если другие не могут быть расистами по отношению к тебе, это не значит, что ты сможешь делать вид, будто ты не расист». Затем тот же студент вновь объяснил Кристакису, что в этой ситуации тому «не нужно улыбаться». Когда тот вежливо сказал, что согласен с этим студентом, кто-то другой закричал профессору, что его согласие никому не нужно. «Это не дебаты. Это не дебаты», – кричал он. Еще одна чернокожая студентка набросилась на него: «Я хочу, чтобы у вас отняли работу. Окей? Поймите это. Для начала смотрите мне в лицо». Она продолжила говорить ему в лицо о том, каким «отвратительным» человеком он был, по ее мнению, и что сейчас она уйдет и оставит его – оставит с его «больными убеждениями, какими бы они ни были» [140].
Наконец Кристакис сказал студентам, что у других людей тоже есть права, как и у них. В этот момент – в то время как звучали фразы «Он не заслуживает того, чтобы его слушали» – другая молодая чернокожая женщина, чья речь в итоге стала популярной в Интернете, стала обвинять профессора в том, что он создает «небезопасное пространство». Он начал отвечать ей. Она подняла руку и крикнула: «Замолчите!», затем продолжила: «В вашем положении управляющего общежитием ваша работа – в том, чтобы создать пространство, в котором студентам, живущим в кампусе, будет комфортно, как дома. Вы этого не сделали. Вы отправили то письмо, которое противоречит вашей позиции учителя. Вы это понимаете?» Кристакис попытался сказать: «Нет, я с этим не согласен». Тогда студентка изо всех сил закричала в бешенстве: «Тогда нахрена вы приняли эту должность? Какой черт вас нанял?» Он вновь попытался ответить: «Потому что у меня другая точка зрения». Это ее не успокоило. Она продолжила кричать: «Вы должны уйти. Если это то, что вы думаете о работе управляющего, то вы должны уйти. Работа управляющего – это не создание интеллектуального пространства. Вовсе нет. Вы это понимаете? Это создание домашней атмосферы. Вы этого не делаете». Прежде чем уйти в гневе, она кричит: «Вы должны плохо спать ночью. Вы отвратительны» [141].
Стоит упомянуть, что все это затеялось из-за костюмов
