похожую на множество других, мне среди прочего бросается в глаза одна вещь: то, как многое мы притворяемся, будто знаем, но как мало мы знаем на самом деле. Как часто мы, похоже, находим решения для вопросов, на которые мы еще не ответили. Но еще одна вещь, которая выделяется, это то, как проблема трансгендерности продолжает вторгаться во многие другие спорные вопросы нашего времени.
Борцы за права гомосексуалов годами утверждали, что любой человек может быть гомосексуален и что историческое представление о том, что гомосексуалы – это женственные мужчины и мужественные женщины, не только устарело и является невежественным, но и предвзято и гомофобно. А затем появляется другое требование о правах, которое является настолько близким к нему, что даже стоит рядом с «геями» в аббревиатуре ЛГБТ. Но оно предполагает нечто значительно более разрушительное, чем идея о том, что некоторые поведенческие характеристики типичны для гомосексуальных людей. Идея трансгендерности предполагает, что женственные мужчины или мужчины, которые не любят «правильные» виды спорта, не просто являются геями, но и теоретически живут в «неправильных» телах и фактически являются женщинами внутри себя – и наоборот. Учитывая количество коннотаций, удивительно, что такое малое количество геев и лесбиянок протестовало против заявлений, укорененных в транс-движении. Гей-сообщества в целом согласились с тем, что права трансгендеров существуют в рамках их «орбиты», занимая часть того же континуума и той же аббревиатуры. Однако многие заявления, которые делаются трансгендерными людьми, не просто идут вразрез с убеждениями гей-движения: они глубоко подрывают их. «Некоторые люди гомосексуальны. Или, возможно, трансгендерны. Или наоборот. Смиритесь».
Но трансгендерность идет вразрез не только с гомосексуальностью. Вместо того, снимать напряжение, о которых говорят сторонники теории интерсекциональности, трансгендерные люди создают целое нагромождение логических противоречий.
В колледже Уэллсли в 2014 году произошел удивительный случай, когда в женский колледж прибыла студентка, объявившая, что она – «маскулинная гендерквир-персона», которая хотела бы, чтобы ее называли «Тимоти» и использовали по отношению к ней мужские местоимения. Несмотря на то, что она поступила в этот колледж – альма-матер Хиллари Клинтон – в качестве девушки, другие студентки, как сообщается, не испытывали никаких проблем со своим сверстником-мужчиной. Так было до тех пор, пока Тимоти не объявил, что хочет баллотироваться на роль координатора по вопросам мультикультурализма: целью этого движения было продвижение «культуры разнообразия» в колледже. Наверное, можно предположить, что «маскулинная гендерквир-персона» по всем параметрам подходила бы на эту должность. Однако студентки колледжа Уэллсли, как сообщается, решили, что назначение Тимоти на такую должность будет способствовать насаждению патриархата в колледже. Началась кампания за бойкотирование выборов. Одна студентка, сторонница бойкота, сказал: «Я думаю, он бы отлично справился с этой работой, но просто казалось неправильным нанять на нее белого мужчину» [237].
В каком-то смысле Тимоти прошел весь цикл угнетения. Из женщины в трансгендера, из трансгендера в белого мужчину, а оттуда – в воплощение белой патриархальности. Из меньшинства – в угнетатели. Там, где трансгендеры, меняющие пол с женского на мужской, строят свое нагромождение, трансгендеры, меняющие пол с мужского на женский, возводят свое – очевидным образом, среди людей, рожденных женщинами. И в этом случае, в отличие от геев, не все женщины, почувствовавшие, что их территория попирается, промолчали. Именно в этой части нового альянса за интерсекциональные права все быстрее всего пошло наперекосяк.
У женщин, которые спотыкались о проблему трансгендерности в последние несколько лет, есть кое-что общее, и одной из таких общих черт является то, что они все были на передовой борьбы за решение любой из женских проблем. И это действительно логично. Поскольку, если значительная часть современного активизма за права основана на желании людей доказать, что их проблема относится к категории «врожденных», то проблема трансгендерности вынуждает все остальные движения идти в совершенно противоположном направлении. Активисты за права трансгендерных людей, стремящиеся доказать, что трансгендерность – это врожденное свойство, могут доказать свою правоту только в том случае, если убедят, что существование в качестве женщины – это «приобретенное» свойство. И не все феминистки готовы с этим согласиться.
Британская журналистка Джули Биндел была одной из самых последовательных и упорных феминисток как в Британии, так и где-либо еще во всем мире. Как одна из организаторов «Справедливости для женщин», она занималась активизмом с 1991 года с целью помочь женщинам, которых посадили в тюрьму или которые находились под угрозой тюремного заключения за убийство своих жестоких партнеров-мужчин. Будучи открытой лесбиянкой и феминисткой в течение большей части своей жизни – еще до «третьей» и «четвертой волны» феминизма – Биндел никогда не скрывала своих взглядов. И в начале этого века она стала замечать, что люди, которые родились мужчинами, а теперь требовали, чтобы их воспринимали и к ним относились как к женщинам (как уже перенесшие операцию, так и не перенесшие), заняли ее территорию.
В 2002 году Биндел была особенно возмущена новостями из Канады, где ванкуверский Трибунал по правам человека постановил, что трансгендер по имени Кимберли Никсон, сменивший пол с мужского на женский, может работать в качестве психолога-консультанта с женщинами, подвергшимися насилию. Действительно, трибунал постановил, что отказ ванкуверской Организации помощи жертвам изнасилования допустить обучение Никсон для работы на этой должности нарушил ее права. Трибунал присудил Никсон $7500 в качестве компенсации ущерба ее «достоинству» – это была самая большая компенсация из всех подобных. Это решение было позднее отменено Верховным судом Британской Колумбии в Ванкувере. Но для феминистки, относящейся к тому же поколению, что и Биндел, сама идея о том, что женщина даже на психологической консультации, посвященной изнасилованию, не может быть уверена в том, что помогающая ей женщина и впрямь является женщиной, была Рубиконом, который нельзя было пересекать. На страницах «The Guardian» Биндел выразила свой гнев, защищая работниц Организации помощи жертвам изнасилования, которые «не верят, что хирургическим образом сконструированная вагина и выращенная при помощи гормонов грудь делают вас женщиной». Она продолжала: «Во всяком случае, сейчас закон гласит, что для того, чтобы подвергаться дискриминации как женщина, вы должны быть, э-э, женщиной». Возможно, Биндел осознавала, в какой мир боли она погружалась, а может, и нет. Но в начале 2000-х наступить на эту мину было легче, чем это стало потом. В любом случае, она завершила свою тираду цветистым росчерком. «У меня нет никаких проблем с мужчинами, которые избавляются от своих гениталий, но это не делает их женщинами – точно так же, как засовывание куска шланга в джинсы не сделает вас мужчиной» [238].
За эту конкретную фразу и за эту статью в целом Биндел будет страдать всю свою оставшуюся жизнь.
