не хотела того, что получилось? Ответ ее дочери был: «Ну тогда я покончу с собой». Хотя ни один родитель не должен относиться к подобной угрозе легкомысленно, здесь есть некая закономерность, как об этом ранее говорила Джермейн Грир. И не только со стороны молодежи, но и со стороны профессиональных медиков, которые продвигают эту тему.
К примеру, в 2015 году доктор Мишель Форсье, профессор в медицинской школе Брауновского университета и директор по вопросам гендерного и сексуального здоровья в объединении врачей «Lifespan» в Провиденсе, штат Род-Айленд, давала интервью на канале NBC. Когда ее спросили, могут ли дети в возрасте трех или четырех лет понимать, чего они хотят, Форсье ответила: «Говорить, что трех- или четырехлетние дети не понимают концепцию гендера, означает недооценивать их». Когда ее спросили, будет ли какой-то вред от того, чтобы подождать перед операцией по смене пола, она ответила: «Бездействие нанесет самый большой вред». «Но чем человек рискует, подождав?» – спросили ее. Она ответила: «Ожидание подвергает риску самоубийства. Ожидание подвергает риску побега. Ожидание подвергает риску алкоголизма или злоупотребления наркотиками. Ожидание подвергает риску травли и насилия. Ожидание подвергает риску депрессии и тревоги» [256]. Джоэл Баум, который является главным директором в активистской группе «Гендерный спектр», сформулировал это еще более резко. Родителям, обеспокоенным тем, что их дети будут принимать гормоны, он сказал: «У вас либо могут быть внуки, либо может не стать ребенка – или из-за того, что он решит прекратить общение с вами, или потому, что выберет более опасный путь в жизни» [257].
Проблема того, что выбор между вариантами развития событий представлен таким образом – в самом катастрофичном свете – заключается в том, что не остается пространства для обсуждения или для несогласия. Вместо этого в тот момент, когда ребенок говорит, что он, как ему кажется, может быть представителем противоположного пола, это нужно принять с пониманием, а после этого – с совершением меняющих жизнь шагов, которые все большее количество профессиональных врачей, видимо, хочет поощрить с наименьшим сопротивлением.
Однако истории, похожие на те, которые случились с Джеймсом и дочерью Сары, полны поворотов, заставляющих задуматься. Точно так же, как Джеймс, по его словам, возможно, никогда бы не задумался о том, чтобы стать женщиной, если бы не попал в среду, в которой было множество драгквин и трансгендеров, так и дочь Сары признает, что она, возможно, никогда бы не задумалась о том, не является ли она мальчиком, если бы не оказалось, что в ее школе есть и другие ученики, которые делают такие же заявления. Все это подводит нас к сути вопроса. Даже если существуют люди, которые действительно страдают от гендерной дисфории, и даже если для некоторых из них необратимая операция является наилучшим из возможных вариантов, как их можно отличить от тех людей, которые впитали подобные идеи, но которые позднее поймут, что совершили неверный поступок?
Одной из наиболее жестких, но вероятных причин для замедления стремительного развития событий в области трансгендерности является растущая вероятность появления лавины судебных исков. Хотя Великобритания и в частности Национальная служба здравоохранения открыты для этой возможности, потенциал Великобритании в области выигранных в будущем судебных исков не сравнится с потенциалом США. В то время как система здравоохранения Великобритании едва справляется с количеством заявок на операцию по смене пола, в США существует не только движение за осуществление этой возможности – у этого есть также финансовый стимул. Одним из признаков того, что трансгендерность является той областью, в которой общественные требования начали привлекать возможности для бизнеса, является то, с какой легкостью транс-активисты – включая некоторых хирургов – сейчас говорят о необратимой операции по смене пола. Для этого нужно быть не слишком впечатлительным.
Рассмотрим пример доктора Джоанны Олсон-Кеннеди. Признанный лидер в своей области, сейчас она является директором по медицинской части Центра здоровья и развития трансгендерной молодежи в Детской больнице в Лос-Анджелесе. Это самая крупная клиника для трансгендерной молодежи в США и один из четырех получателей гранта от Национального института здоровья, который содержится на деньги налогоплательщиков: этот грант направлен на пятилетнее изучение влияния блокаторов гормонов и гормональных препаратов на детей. Это исследование, в котором нет контрольной группы.
За время своей карьеры доктор Олсон-Кеннеди, по ее собственному признанию, регулярно выписывала гормональные препараты детям от 12 лет. В статье, опубликованной в «Журнале Американской медицинской ассоциации» и озаглавленной «Реконструкция груди и дисфория груди у трансмаскулинный детей и подростков: сравнение неоперированных и постоперированных групп», она пишет, что ряд девочек, которым было всего 13 лет, начали принимать гормоны противоположного пола менее чем за 6 месяцев до того, как перенесли операцию по перемене пола. Это означает, что девочкам, которым было всего по 12 лет, выписывали гормональные препараты с необратимым эффектом. Кроме того, отчеты о ходе работы показывают, что по состоянию на 2017 год дети, которым было всего по восемь лет, получили право подвергаться такому лечению.
Публичные заявления доктора Олсон-Кеннеди примечательны своей настойчивостью, уверенностью и даже догматизмом. Она публично критиковала идею о проверке психического здоровья детей, которые заявляли, что хотят сменить пол. Сравнивая детей, которые хотят сменить пол, с детьми, страдающими от диабета, она однажды в прошлом сказала: «Я не посылаю их к психотерапевту перед тем, как ввести им инсулин». Она является главным сторонником идеи о том, что оспаривание решения, к которому пришел ребенок, рискует поставить под угрозу отношения между врачом и пациентом. Она писала: «Создание терапевтических отношением подразумевает честность и чувство безопасности, которое может оказаться под угрозой, если молодые люди поймут, что в том, в чем они нуждаются и чего заслуживают (потенциально – блокаторы гормонов, гормональные препараты или хирургическая операция), им может быть отказано на основании информации, которой они поделятся с психотерапевтом» [258]. Олсон-Кеннеди скептически относится к идее того, что 12- и 13-летние дети, возможно, не в состоянии принять осознанное и необратимое решение. Она сказала: «У меня никогда не было пациента, который после принятия блокаторов гормонов не захотел бы позднее продолжить лечение с помощью принятия гормональных препаратов». Говоря об этом, она подчеркнула:
«Когда мы принимаем решение перейти к хирургическому вмешательству или к приему средств, подавляющих половое созревание, или к приему гормональных препаратов, человек, чье мнение является решающим – это ребенок. Существуют медицинские центры, которые используют более техническое, психометрическое тестирование, которое анализирует различные и разнообразные факторы в психическом развитии ребенка. В нашей клинике мы это не практикуем».
Однако в другом месте она сказала, что ей доводилось встречать небольшое число пациентов, которые прекратили
