в себя очевидные требования, к примеру, то, что членов педагогического состава следует научить «системам власти и привилегии» и что чернокожие студенты, которые были «напрямую затронуты холокостом по отношению к афроамериканцам в Америке и американским фашизмом», должны получать большую финансовую поддержку. Но одним из требований было то, что университет должен уделять больше внимания «чернокожим американцам, семьи которых несколько поколений (более двух) жили в этой стране». Это было нужно для того, чтобы отделить их от студентов-мигрантов в первом поколении – студентов из Африки или с островов Карибского бассейна. Позже группа «Объединенные чернокожие студенты» под давлением извинилась за это требование. Но смысл их слов был ясен. Даже внутри каждой идентифицируемоей группы существует иерархия угнетения и жертвенности. Неясны не только правила – неясны порой и предубеждения, которые скрываются за ними и прорываются наружу в самых неожиданных местах и самыми неожиданными способами.
Наша культура вступила в зону, начиненную минами «проблем невозможности». Мы слышали от одних из самых знаменитых женщин планеты утверждение о том, что у женщин есть право быть сексуальными без того, чтобы их сексуализировали. Одни из самых значимых деятелей культуры в мире показали, что для того, чтобы противостоять расизму, мы должны стать немного расистами. Теперь целый ряд похожих невозможностей требуют в такой же несогласованной манере.
На передаче «This Week», вышедшей на ВВС в октябре 2017 года, был хороший этому пример, когда художник и писатель, известный под псевдонимом Scottee, появился на шоу для обсуждения короткометражного фильма на политическую тему, который он снял. Будучи, по его словам, «большим жирным квир-феминистом», он пожаловался на то, что был «в какой-то степени жертвой маскулинности по причине агрессии, которую ему приходится терпеть ежедневно». Хотя у него не было идей о том, как решить эту проблему, он настаивал на том, что «квиры, трансгендеры, небинарные люди» не должны быть теми, кто отменит «токсичную маскулинность». Это должно, по его словам, произойти изнутри. Мужчины «должны осознать свои привилегии, и я хочу, чтобы они сложили с себя власть, я хочу, чтобы они уступили некую платформу. Я был бы рад попробовать пожить при матриархате. Мы много лет жили при патриархате. Получилось не очень». Если на время оставить без внимания взрывное предположение о том, что «получилось не очень», мы увидим еще более важный факт, который лежит прямо перед нами. Он заключается в том, что одна из главных жалоб, имеющихся у этого стильно одетого самопровозглашенного «большого жирного квир-феминиста», на то общество, в котором он живет – это жалоба на то, что его часто высмеивали. Вот другое парадоксальное, невозможное требование. Человек, который предпочитает быть нелепым, но при этом не быть осмеянным.
Другие невозможные требования могут быть обнаружены повсюду – как, например, те, что прозвучали в Колледже Вечнозеленого штата и в Йельском университете и были подчеркнуты Марком Лилла в Ратгерском университете (в котором один из присутствующих настаивал на том, что Кмеле Фостеру «не нужны были факты»). В тот день Лилла пролил свет на одну из главных загадок нашего времени. Он сказал: «Вы не можете говорить людям одновременно „ты должен понять меня“ и „ты не можешь понять меня“». Очевидно, многие люди могут заявлять это одновременно. Но они не должны; а если они будут это делать, то они должны понять, что их противоречивые требования не могут быть удовлетворены.
Кроме того, конечно, есть и вопрос о том, как иерархия угнетения должна быть упорядочена и как в ней должны быть расставлены приоритеты. Лейт Эшли – один из самых знаменитых транссексуальных моделей современности. Об этом транссексуале, совершившем смену пола с женского на мужской, довольно часто пишут, и он принимал участие в престижных фотосъемках для ведущих брендов и журналов. В интервью 2016 года, которое он давал репортеру «Channel 4» Кэти Ньюман, его спросили, сталкивался ли он с какой-либо дискриминацией в течение тех двух лет, когда он находился в процессе смены пола. Эшли сказал, что не подвергался, но затем компенсировал разочарование интервьюера, добавив, что транс-активисты и другие его знакомые, связанные с движением за права трансгендеров, «сказали» ему, что он получил некоторые мужские привилегии. Стараясь донести свою мысль до зрителей, он сказал: «Я получил некоторые мужские привилегии. И хотя я являюсь человеком с более темной кожей, я достаточно светлокож, и я в некотором смысле соответствую стандартам красоты, принятым в нашем обществе. И поэтому я не особенно часто сталкивался с дискриминацией». Итак, он сделал пару шагов вверх в иерархии, став мужчиной, затем – пару шагов назад, будучи чернокожим, но еще шаг вперед – будучи светлокожим чернокожим. А затем он подчеркнул негативность свой привлекательности. Как сможет кто-либо понять, где он должен находиться в системе угнетателей и угнетенных, если в его биографии есть столько конкурирующих друг с другом привилегий? Неудивительно, что Эшли выглядел таким озабоченным и смущенным, озвучивая этот список. Такого самоанализа будет достаточно для того, чтобы поколебать чью угодно уверенность. Но некая форма этого невозможного самоанализа сегодня предлагается многим людям, хотя, в сущности, невозможно узнать, как можно честно оценить таким образом другого человека, не говоря уже о себе. В чем смысл задачи, которая не может быть выполнена?
И куда дальше? Одно из удовольствий последних лет – наблюдать за людьми, которые считали себя порядочными хранителями границ либерализма, а затем обнаружили, что одна их нога запнулась о подножку. Одним субботним вечером 2018 года журналист «Vox» Дэвид Робертс отлично проводил время, активно демонстрируя свою добродетель в Twitter. В одном из твитов он написал: «Иногда я думаю о малоподвижных, страдающих сердечными заболеваниями, поглощающих фастфуд, зависимых от машин жителей пригородов Америки, сидящих и смотрящих телевизор в своих пригородных дворцах, небрежно высказывающих суждения о беженцах, которые прошли тысячи миль для того, чтобы избежать угнетения, и… ну, это меня злит». Публикуя это, он, должно быть, думал: «Звучит неплохо. Нападать на американцев, защищать мигрантов – что может пойти не так?» Более осторожный пользователь социальных сетей, возможно, задался бы вопросом о том, разумно ли так пренебрежительно высказываться о людях, живущих в пригороде. В действительности же вовсе не пригородофобия Робертса заставила его провести весь остаток субботнего вечера в отчаянных попытках спасти свою карьеру от ответных твитов. Той вещью, которая спровоцировала мгновенную реакцию со стороны той самой аудитории, которую он стремился впечатлить, было то, что он занимался «фэтшеймингом», и это было «ненормально».
На момент публикации своего семнадцатого твита, нацеленного на то, чтобы замять его преступление, Робертс перешел к мольбам: «Фэтшейминг существует, он повсюду, это несправедливо и
