другой стороны, если она выбирает «расплату», то ей может посчастливиться принять участие в выполнении самой важной и наполняющей жизнь смыслом роли, на какую только способен человек.
В этой точке зрения от «The Economist» есть что-то, что широко распространено и что распространялось десятилетиями. С одной стороны, женщин освободили – во многом – от необходимости иметь детей, если они их не хотели, чтобы иметь больше возможностей для того, чтобы осуществить свои собственные цели в жизни. Но для такой переориентации цели нетрудно сделать вид, будто изначальный, основополагающий смысл жизни человека не является смыслом вовсе. Американский писатель Уэнделл Берри указал на это еще 40 лет назад, когда уже были, как он выразился, «плохие времена для материнства». Вся концепция материнства стала восприниматься в негативном ключе: «Своего рода биологическая рутина, как сказали бы некоторые, использующая женщин, в то время как они могли бы делать вещи более полезные». Но затем Берри попал в самую суть:
«Нас всех как-то в чем-то подвергают эксплуатации. И хотя мне никогда не бывать матерью, я рад быть использованным для материнства и для того, к чему оно приводит, как и – большую часть времени – я с радостью принадлежу своей жене, своим детям, своему рогатому скоту, своим овцам и лошадям. Есть ли лучший способ быть использованным?»
Разве это не более приятный способ думать о материнстве и о жизни? В духе любви и прощения, а не бесконечного списка обид и жадности?
Что происходит на самом деле
И все же, если бы отсутствия серьезного обсуждения и изначальных противоречий было бы достаточно для того, чтобы остановить рост новой религии социальной справедливости, она вряд ли бы началась. Люди, которые ждут, что это движение заглохнет из-за внутренних противоречий, будут ждать еще долго. Во-первых, потому что они игнорируют марксистскую подоплеку во многом из всего этого, а также изначальную готовность двигаться навстречу противоречиям – вместо того, чтобы заметить все эти кошмарные несостыковки и задаться вопросом о том, не расскажут ли они чего-нибудь об этом выборе жизненного пути.
Но другой причиной того, почему противоречий недостаточно, заключается в том, что ничто из движения интерсекциональности и социальной справедливости не говорит о том, что оно и впрямь заинтересовано в решении каких-либо проблем, которые его интересуют. Первое доказательство этому можно найти в неполном, необъективном, нерепрезентативном и нечестном описании нашего общества. Немногие люди считают, что страна не может быть улучшена, но представлять ее как пронизанную фобиями, ненавистью и угнетением – это в лучшем случае частичная, а в худшем – откровенно враждебная призма, через которую можно смотреть на общество. Это анализ, приводимый не критиком, стремящимся улучшить ситуацию, а человеком, стремящимся к уничтожению своего врага. Признаки этого стремления можно обнаружить повсеместно.
Рассмотрим пример трансгендерности. Была причина для того, чтобы задержаться на сложной и редко обсуждаемой теме людей, которые родились интерсексуалами. Это было сделано не из чрезмерного интереса, но для того, чтобы кое-что доказать. Как заметил Эрик Вайнштейн, каждый, кто искренне заинтересован в обсуждении стигматизации и несчастья людей, которые находятся «не в тех» телах, должны сперва принять во внимание проблему интерсексуальности. Они бы увидели, что это является наиболее «врожденной» проблемой – проблемой, которая, как ни прискорбно, является мало представленной. Это увеличило бы знание о ситуации, в которой находятся такие люди, уделило бы им достаточно внимания, а также объяснило бы, как справляться с этой проблемой, пациенты с которой и правда нуждаются в медицинской и психологической поддержке. Активисты за социальную справедливость могли бы заняться этим.
Но они не сделали этого. Вместо этого они решили энергично надавить на аспект трансгендерности: выбрали самую сложную часть этого вопроса («Я – тот, кем я себя называю, и вы не можете доказать обратное») и заговорить о ней: «Жизни трансгендеров важны», «Некоторые люди – трансгендеров. Смиритесь с этим». Везде – с утомительной предсказуемостью – люди, которые всегда жалуются на каждый аспект патриархального, гегемонного, цис-супремасистского, гомофобного, полного институционального расизма, сексистского государства, решили поднять проблему трансгендерности. Она особо подчеркивали, что если мужчина сказал, что является женщиной и ничего с этим не сделал, то да, он и является женщиной, и утверждать обратное – трансфобно. Картина ясна. Почему во время своих первых недель в Конгрессе Александрия Окасио-Кортез начала сбор денег для британской организации по защите прав трансгендеров «Mermaids», которая выступает за доступ к гормональной терапии для детей? Почему эти люди готовы защищать, организовываться и отстаивать самую сложную часть этой проблемы?
В 2018 году в Палате общин прошли дебаты о проблеме трансгендерности. Обсуждалось дело Карен Уайт. Это был мужчина, который уже был осужден за изнасилование, но который теперь идентифицировал себя как женщина. Несмотря на то, что он не прошел через хирургическую операцию по смене пола, его по его просьбе поместили в женскую тюрьму, где он, пользуясь своим мужским телом, изнасиловал четырех своих сокамерниц. Во время этих дебатов член парламента, либеральная демократка Лейла Моран, превосходно дала характеристику крайностям мышления в духе защиты трансгендерности. Когда ее спросили о том, была бы она рада переодеваться в одной раздевалке с человеком, у которого мужское тело, Моран ответила: «Если этот человек – трангсендерная женщина, то, конечно, да. Я просто не вижу здесь никакой проблемы. Что касается того, есть ли у нее борода [этот вопрос также поднимался во время дебатов], осмелюсь сказать, что у некоторых женщин есть бороды. Существуют множество причин того, почему наши тела реагируют по-разному на гормоны. Существует множество форм человеческого тела. Я вижу душу человека и его личность. Мне, в сущности, все равно, мужское ли тело у этого человека» [277].
Ни один разумный человек или движение, которые хотели бы собрать коалицию для создания жизнеспособного движения за права трансгендерных людей, не сделали бы такого заявления. Они бы не стали попросту утверждать, что трансгендеры – трансгендеры просто потому, что они так говорят. Они не сказали бы, что бородатый мужчина в раздевалке – не проблема для них, потому что «осмелюсь сказать, что у некоторых женщин есть бороды». И они не стали бы утверждать, что могут заглянуть в душу человека и понять, является ли он женщиной или мужчиной. Это сумасшедшие заявления и – как и многие заявления, звучащие в дебатах о трансгендерности – они продолжают сводить с ума каждого, кто их слушает, не говоря уже о тех, кого принуждают с ними соглашаться или говорить об их истинности.
Движение, которое стремилось бы улучшить положение трансгендеров, начало бы с интерсексуалов и затем с величайшей осторожностью начало бы двигаться вдоль спектра, при этом анализируя утверждения
