Амосова «Правы ли “безрелигиозники”?» [129].
Всего в редакцию «Учительской газеты» пришло более 170 писем на эту тему, из которых 3 письма были религиозного характера, 20 писем в поддержку безрелигиозного воспитания и свыше 150 писем за антирелигиозное воспитание [130]. По результатам дискуссии в 1929 г. вышла книга Г. Ножницкого «Безрелигиозное или антирелигиозное воспитание в советской школе», по которой можно проследить позиции не только сторонников антирелигиозного воспитания.
Г. Ножницкий делит авторов писем на следующие группы: 1) сторонников религии (явных и «замаскированных»), 2) нейтралистов, 3) безрелигиозников, 4) осторожных атеистов, 5) воинствующих атеистов.
Прежде всего, необходимо разобрать письма явно религиозных авторов. «Я знаю, – писал автор анонимного письма из Новочеркасска, – что многие из нас, учителей, равнодушны к религии, но не думаю, чтобы многие согласились или, по крайней мере, нашли целесообразным и нужным вести антирелигиозную пропаганду среди населения и в школе, т. к. это способствует разнуздыванию в людях дурных инстинктов и пороков при современной низкой культуре масс». «Бог – это высшая правда, – продолжал автор письма, – красота, доброта, милосердие, справедливость; это идеал, к которому люди должны стремиться. Зачем же у миллионов людей неграмотных, невежественных отнимают этот идеал? Зачем же отнимать и чем его заменить? Скажут: воспитанием и гуманными навыками, но десятки миллионов людей растут без всякого воспитания и, отняв у них Бога, нравственный идеал, опустошив их душу, мы толкнем их на путь пороков, что, надо сказать, уже замечается в настоящее время». Заканчивается письмо так: «Смею думать, что очень многие из учителей против антирелигиозной пропаганды, и если будут ее проводить, то лишь в силу приказания» [131].
Другой педагог, Муромцев из села Бормы Симбирской губернии, утверждал: «Есть вещи, которые не могут усваиваться логикой, а всем нутром, какой-то интуицией, не укладывающейся в рамки обыденной мысли… Для атеистов это – неведомая область, вторгаться в которую они едва ли имеют право. Все их суждения о делах религии будут похожи на суждения слепца о живописи. Они потому не в состоянии судить (и рядить) и поэтому не вправе этого делать, что не имеют прочной основы для такого суждения, именно – религиозного опыта» [132]. Итак, резюмировал Муромцев, «безрелигиозным или антирелигиозным должно быть воспитание детей в школе? Держаться ли доброй, умеренной середины или же активно выступить на борьбу с религией… очертя голову и не спросясь броду? Вот вопрос. Народ разрешает его просто и буквально так: “уж если нельзя учить Закону Божьему, то пусть лучше вовсе не трогают Бога и ничего святого”. Другими словами, из двух зол он выбирает меньшее. Этот голос здорового народного смысла и должен быть учтен нами» [133].
Автор третьего письма не относит себя к верующим в церковном смысле. Вера для него – это «убеждение в чем-нибудь без достаточного доказательства», «вера в какую-то справедливость», «в какое-то разумное существо» и т. д. Нужно ли бороться с такой верой, задается вопросом автор и отвечает так: «Обязанность школы бороться с невежеством и суеверием. С суеверием религиозным эта борьба должна быть особенно серьезной. Но “воинствующий атеизм” не удовлетворяется борьбой с суевериями или разъяснением исторической несостоятельности церкви. Воинствующий атеизм восстает против веры вообще, издеваясь над всеми ее проявлениями. Но тут он делает большую ошибку» [134].
Деление Г. Ножницким сторонников безрелигиозного воспитания на «нейтралистов» и «безрелигиозников», так же, как и сторонников антирелигиозного воспитания на «осторожных» атеистов и на «воинствующих» представляется весьма условным. Имеет смысл выделить две четкие позиции в этой дискуссии: безрелигиозников и антирелигиозников.
«Безрелигиозное воспитание, – писал педагог Зоранко из города Балашова Саратовской губернии, – как оно у нас сейчас ведется, в сущности, является антирелигиозным воспитанием. Разве воспитание ребят на основе изучения природы, труда и общества оставляет какое-либо место для религии?» [135].
«Ведя безрелигиозное воспитание детей, мы не будем иметь обострения с населением, с которым нам ежедневно приходится сталкиваться…» [136]. «Время само сделает свое дело, не так быстро, но верно», – считала учительница Л. Гайская (Красный Кут) [137].
Но как же быть с влиянием среды? «Естественная наука, – писал учитель Курятников из деревни Вети Курской губернии, – справится с этим влиянием, во-первых, вернее, а во-вторых, мягче и педагогичнее». И добавлял: «Бить религию ее же приемами? Двинем против религиозного мещанства антирелигиозное мещанство, рассчитывая, в свою очередь, только на подсознание? В этом случае даже и победа нерадостна, т. к. в результате все-таки убийство интеллекта и торжество мещанства, т. е. не основа для прогресса, а задержка его» [138]. Ему вторит педагог А. Карпов из Владимирской губернии: «Мы отнюдь не должны превращать свои воспитательные приемы в налетную, шумную и такую же безумную волну, которая может разбиться вдребезги о неподвижный гранит традиций» [139].
Некоторые безрелигиозники указывали на нравственный аспект вопроса. «Надо всегда помнить, – отмечал учитель Сперанский, – что дети очень чутки, и некоторая неосторожность в беседе по антирелигиозному вопросу может оскорбить их детское религиозное чувство, заложенное с первых годов жизни их родителями. При безрелигиозном направлении в педагогической работе дети постепенно незаметным образом будут проникаться материалистическим миропониманием» [140].
Среди сторонников антирелигиозного воспитания нашлись педагоги, которые в принципе высказывались за него, но некоторые опасения все же имелись и у них. Один автор письма опасался, что, подобно «религии Магомета», антирелигиозное воспитание будет «утверждаться “огнем и мечом”», несмотря на то, что, по его мнению, «сознательное мировоззрение самое устойчивое» [141]. Другой писал: «Родители ребенка будут говорить ему, что Бог “вездесущ и невидим”, а мы ему [ребенку] будем преподносить научно-философские трактаты о “несуществовании невидимого Бога”. Ведь это же голословие!» [142].
Учитель Ванслов из Вятки считал, что принципы «безрелигиозного» и «антирелигиозного» воспитания не противостоят, а дополняют друг друга. «Если под безрелигиозным воспитанием, – писал он, – подразумевать весь педагогический процесс, построенный и пропитанный данными диалектического материализма… а под термином “антирелигиозное воспитание” подразумевать лишь антирелигиозную воспитательную работу… то станет совершенно ясным, что противопоставление одного другому совершенно неправильно» [143].
Эрри в статье «А подготовлен ли учитель?» вспоминал Дунечку из произведения Михаила Пришвина: «… Дунечка их [ребят] и крамоле, и безбожию учила, а какие отличные люди вышли: попы да урядники». И тут же приводил пример из современности: «Учительница – воинствующая атеистка – с жаром говорит классу против попа и церкви, а класс после урока поет вполголоса: “Завтра в церковь пойдем, завтра в церковь пойдем”». «Дунечка, – отмечал Эрри, – при всей своей неквалифицированности имела хоть революционный пыл. У наших – пыл административный. Они азартятся, не представляя отчетливо смысла пропаганды». Вот почему, заключал автор, «когда спросят: должен ли всякий из наших учителей немедленно и
