танцпола. Потом мы убежали и пробились в первые ряды зрителей у забора. Девушки стали визжать, кричать и бросать своих партнеров. Очень скоро вся площадка очистилась и мы увидели своих жаб. Некоторые еще прыгали, некоторых успели раздавить. Музыка играет, но никто не танцует. Самые красивые и брезгливые девушки стали уходить. Остались только те, которые думали, что они сейчас, наконец, превратятся из лягушек в прекрасных царевен. Оркестр играет, зрители за забором смеются, время идет, но никто не хочет танцевать с жабами. Парни, которые поняли, что им сегодня может ничего не обломиться и деньги будут потрачены зря, стали собирать прыгающих жаб и выбрасывать. Но то, что осталось от раздавленных жаб, никто собирать не стал. Еще много девушек покинуло танцплощадку, а вместе с ними ушли и многие парни. Танцы были сорваны. Я остался доволен, что мне удалось «легким движением руки» разогнать это «греховодное» сборище.
В дни, когда на большом стадионе проводились футбольные матчи, по нашей улице шёл сплошной поток болельщиков. Улица становилась пешеходной, и людей на ней было так много, как на демонстрации. Конечно, мы не могли оставить этих людей без нашего внимания. Положить коробку с кирпичом на дороге — это было примитивно. Мы набили гравием резиновый мяч и «случайно» забыли его на улице. Попробовали сами пнуть такой мяч, но это не дало ожидаемого эффекта. Тогда мы залили внутрь мяча бетон и эффект стал ощутимее. Но футбольных фанатов этим не проведешь, мяч никто не пинал, и он оставался на том же месте. После танцев по нашей улице возвращались в город танцоры. По ним мы определяли время, понимали, что уже поздно и нам скоро пора домой. В один из таких вечеров, после футбольного матча, мы еще сидели в переулке и подводили итоги нашего трудового дня. Смотрим, идут два амбала со своими девушками. Вдруг одна из них отделяется от компании и на каблуках несется к нашему мячу. Мы замерли в ожидании хорошего удара. Она со всей дури ударила по мячу, потом вскрикнула и в хорошем наряде рухнула на асфальт. Двое пытались ее поднять, а один амбал пошел в нашу сторону — явно не спросить «Как пройти в библиотеку?». Мы, как шкодливые коты, разбежались через заборы и щели. Потом видели, как девушку забрала скорая помощь. Мы подошли к месту происшествия и обнаружили там сломанный каблук. Наверно, девушка сломала себе пальцы на ноге. Я порезал оболочку мяча, а сам бетонный окатыш выкинул в парк. Этим я навсегда покончил с танцами в 12 лет.
В годы, когда мы были в младших классах, по кинотеатрам нашей страны прокатился американский фильм-вестерн «Великолепная семерка», 1960 года выпуска. Я этот фильм увидел в 13 лет. Наверно, нет среди мужчин человека, кто не видел бы или не знал бы об этом фильме. Он был настолько популярен в мире того времени, что потом многие кинематографы обращались к его сюжету, адаптируя фильм к своим условиям. По сюжету фильма семь хороших ковбоев, заступаясь за бедных крестьян, которых постоянно грабили бандиты, вступают в схватку с бандой из сорока человек. Хорошие ковбои быстро и метко стреляли из своих револьверов и отлично метали ножи. Они уничтожили банду ценой жизни четырех своих товарищей, и справедливость восторжествовала. Но всех подростков того времени увлекли не только борьба за справедливость, но и мастерское владение ковбоями своим оружием. Многие парни постарше даже стали брить себе голову, подражая главному герою, но мы решили сосредоточить свое внимание больше на оружии ковбоев. Первое, что было самое простое, нам предстояло научиться хорошо и метко метать ножи. В деревья и заборы полетели наши складные перочинные ножики, которые всегда были у нас в карманах. От неудачных ударов плашмя они быстро рассыпались. Мы сделали себе заточки — большие шила с крепкими рукоятками, которые трудно было поломать — и целыми днями усердно тренировались в парке. Через некоторое время почти каждый бросок завершался втыканием острого предмета в дерево. Мы научились метать ножи, топоры, большие гвозди, напильники и любой другой предмет, который может воткнуться. Далее учились метать заточки по мишеням на точность, а потом и на скорость. Для этого двое парней становились спиной к мишени, по команде они разворачивались и производили метание выбранного оружия. Кто быстрее и точнее поражал цель — тот и был победителем. Интересно, что навыки метания остались на всю жизнь.
В качестве огнестрельных револьверов у нас были самопалы. Наши первые самопалы были изготовлены из медной трубки внутренним диаметром не более 6 миллиметров, один конец которой расплющивался и загибался. Эта трубка изолентой прикреплялась к самодельному деревянному револьверу. В конце трубки, у загиба, напильником и шилом делалось маленькое отверстие. В трубку наскребали серу от спичек, забивали бумажный пыж, потом дробь, стальной шарик или рубленные гвозди, по желанию, и опять забивался бумажный пыж. Возле отверстия укреплялась головка спички. Если чиркнуть ее коробком от спичек, то воспламенялась сера в трубке и происходил выстрел заряженным содержимым. Тут важно было соблюдать определенные правила безопасности при построении и зарядке самопала. Если взять тонкостенную трубку, или со швом, или большого диаметра, или зарядить много серы и плотно забить пыжи, то трубку могло разорвать с неприятными последствиями. Понятно, что это был сложный и долгий процесс для получения короткого удовольствия от выстрела. Серу или порох мы готовили заранее, носили с собой пыжи, заряды и шомпол для забивки пыжей. Убойная сила такого самопала была небольшой, но достаточной для нанесения увечья. Стальной шарик пробивал с 3–5 метров лист фанеры, но дробь в нем застревала. Конечно, все зависело от величины заряда пороха или серы, но мы этим не злоупотребляли в целях своей безопасности. Самым сложным было стрелять прицельно, так как одной рукой приходилось держать самопал, а второй поджигать запальную спичку. Мой самопал был сделан из детского металлического револьвера, в дуло которого была запрессована гильза от револьверного патрона. В районе капсюля было сделано отверстие, через которое производился запал. Внешне самопал был похож на обычную детскую игрушку и не привлекал внимание. Я носил его в кобуре открыто и хранил дома. Все остальные боевые качества моего револьвера соответствовали другим нашим самопалам. Честно сказать, стрелять из самопала мне было неинтересно.
С появлением у нас пороха мы решили изготовить и испытать мушкет, какими пользовались в начале 19 века. Для этого в трубе диаметром 15 миллиметров и длиной около метра я попросили заварить
