Глава 20
До чего ж я его ненавижу, этот русский язык!
Уж кажется что, а родной язык учить легко и приятно. На самом деле школа сделала все, чтобы этот урок вызывал в детях глубочайшее отвращение. И я даже не берусь анализировать, как школе это удается. Результат, конечно, печальный, и чем дальше, тем хуже: какие там проблемы с пунктуацией, о которых били тревогу в позднее советское время, берите глубже – что скажете об орфографии? Причем пишут с ошибками не только младшеклассники, которых можно понять – им еще предстоит научиться писать грамотно, но пишут с ошибками старшеклассники. И с какими ошибками! В самых простых словах, о которых не нужно справляться в орфографическом словаре, в тех, которые и так они видят и слышат каждый день.
Одна учительница этого ненавистного детям предмета жаловалась чуть не со слезами на глазах: «Каждый день долблю им долблю, а в итоге такое. Ну разве можно сделать ошибку в слове единица? В десятом классе? Половина моих упорно пишет: еденица. Знаю, кто виноват. Билл Гейтс».
Да, к великому сожалению, дети быстро оценили пользу программы Ворд для проверки правописания. Зачем самому думать, если можно пропустить нужный текст через Ворд – и получите безошибочный текст. Удивительно удобно и легко, а главное – быстро. И когда на уроках они вынуждены писать диктанты и сочинения от руки, само собой без спасительной программы, то ошибки лепятся одна на другую. Разрешите им пользоваться компьютером, набить тот же текст на машине, и – о чудо! – безграмотные школьники тут же станут вполне грамотными. Может, косноязычными, но тут Ворд не поможет, да и пунктуацию он предлагает иногда выправить так, что лингвистам лучше не смотреть.
Так что дети, которые сейчас растут и учат родной язык, упорно скребя гелевыми ручками по бумаге, – это дети с несколько иной психологией, чем за пару поколений до них. Бумагой они пользуются в редких случаях, когда рядом нет более нормальных устройств, к которым они привыкли и с которыми им комфортно – телефонов, планшетов, компьютеров. Да и грамотность как-то в их среде перестала быть мерилом образованности. Ну а в том, что они знают русский язык, они не сомневаются – как же его не знать, если на нем они говорят.
Вот почему один школьник, когда ему задали вопрос, почему вторую четверть подряд у него по русскому языку сплошные двойки, сказал совершенно искренне: «До чего ж я его ненавижу, этот русский язык!» И добавил: «Не понимаю, зачем его нужно учить столько лет». И можно ему цитировать классиков, можно вспоминать про великий и могучий, вряд ли он вас услышит. Для него все просто. В младших классах его научили читать и писать. Этого вполне достаточно. Все остальное он может делать на компьютере, работая в специальных программах. Дайте ему написать диктант на компьютере, а потом заставьте самостоятельно проверить ошибки тем же Вордом и самому себе выставить оценку. Вот тогда он, может, и задумается.
Вероятно, при обучении русскому языку нужно учитывать эту машинную зависимость детей, приноравливаться к тому, что они стали другие и думают иначе, чем их папы и мамы. Тогда и программа Ворд может стать не врагом, а союзником учителей русского языка и родителей. Потому что другое объяснение безграмотности в старших классах меня совсем не удовлетворяет: дети стали меньше читать или не читают вообще. Да читают они, хотя и не слишком жалуют классическую литературу, которая для них такая же древняя, как поэмы Гомера. Читают они в основном с экрана скачанные тексты или путешествуют по Сети. Они, да будет вам известно, даже очень много пишут друг другу, только машинным способом. И если учесть эти изменения и обучать их русскому языку с применением новых технологий, может, и получится что-то путное.
А пока что остается только один путь: за несколько лет начальной школы научить писать без ошибок. И научить так, чтобы в старшей школе они этих уроков не забыли. Ну а уж говорить на родном языке – этому дети начинают учитьсясамостоятельно. Если, конечно, не в лесу с волками живут, а в социуме. Ушинский считал это чудом, способностью, дарованной человеку Творцом, видел в человеческой речи едва ли не основания нравственности и высшей духовности.
Я б не стала замахиваться так высоко. Для большинства людей речь – просто средство коммуникации. Но даже при таком умеренном требовании негоже, чтобы это было безграмотное средство коммуникации. Одно дело – общаться в Интернете и писать в стиле падонков, другое – использовать речь для выражения своих мыслей. Можно, конечно, выражать их и так, как «падонки», но всяко лучше как писатели, обладающие хорошим слогом.
О значении родной речи в развитии ребенка
Ребенок, развитие которого не было извращено насильственно, по большей части в пять или шесть лет говорит уже очень бойко и правильно на своем родном языке. Но подумайте, сколько нужно знаний, чувств, мыслей, логики и даже философии, чтобы говорить так на каком-нибудь языке, как говорит неглупое дитя лет шести или семи на своем родном? Те очень ошибаются, кто думает, что в этом усвоении ребенком родного языка действует только память: никакой памяти недостало бы для того, чтобы затвердить не только все слова какого-нибудь языка, но даже все возможные сочетания этих слов и все их видоизменения; нет, если бы изучали язык одной памятью, то никогда бы вполне не изучили ни одного языка.
Язык, созданный народом, развивает в духе ребенка способность, которая создает в человеке слово и которая отличает человека от животного: развивает дух. Вы замечаете, что ребенок, желая выразить свою мысль, в одном случае употребляет одно выражение, в другом другое и невольно удивляетесь чутью, с которым он подметил необычайно тонкое различие между двумя словами, по-видимому, очень сходными. Вы замечаете также, что ребенок, услышав новое для него слово, начинает, по большей части, склонять его, спрягать и соединять с другими словами совершенно правильно; могло ли бы это быть, если бы ребенок, усваивая родной язык, не усваивал частицы той творческой силы, которая дала народу возможность создать язык? Посмотрите, с каким трудом приобретается иностранцем этот инстинкт чужого языка; да и приобретается ли когда-нибудь вполне? Лет двадцать проживет немец в России и не может приобресть даже тех познаний в языке, которые имеет трехлетнее дитя!
Но этот удивительный педагог – родной язык – не только учит многому, но и учит удивительно легко, по какому-то недосягаемо облегчающему методу. Мы хотим передать ребенку пять-шесть неизвестных ему названий, семь-восемь иностранных слов, два-три новые понятия, несколько сложных событий, и это стоит нам значительного труда и еще больше стоит труда ребенку. Он то заучивает, то опять забывает, и если сообщаемые понятия сколько-нибудь отвлеченные заключают в себе какую-нибудь логическую или грамматическую тонкость, то дитя решительно не может их усвоить; тогда как на практике, в родном языке, он легко и свободно пользуется теми же самыми тонкостями, которые мы напрасно усиливаемся ему объяснить. Мы успокаиваем себя обыкновенно фразой, что ребенок говорит на родном языке так себе, бессознательно, но эта фраза ровно ничего не объясняет. Если ребенок употребляет кстати тот или другой грамматический оборот, делает в разговоре тонкое различие между словами и грамматическими формами – это значит, что он сознает их различие, хотя не в той форме и не тем путем, как бы нам хотелось.
Усваивая родной язык, ребенок усваивает не одни только слова, их сложения и видоизменения, но бесконечное множество понятий, воззрений на предметы, множество мыслей, чувств, художественных образов, логику и философию языка – и усваивает легко и скоро, в два-три года, столько, что и половины того не может усвоить в двадцать лет прилежного и методического учения. Таков этот великий народный педагог – родное слово!
Глава 21
Как девочка Нюся взбиралась на тую ступеньку
Когда-то, еще в совковые времена, моя подруга вывезла свою дочку на дачу, сдала ее с рук на руки своей свекрови и отбыла на три месяца летнего отдыха от ребенка. Бабушка обещала, что внучка будет здорова и счастлива. Когда пришла пора ребенка забирать, подруга была потрясена. Да, Нюся была здорова, она набрала за то лето чуть не восемь килограммов и выросла на десять сантиметров. Да, Нюся была совершенно счастлива: она носилась по этой даче за кошками и гусями, плескалась в заливе, научилась лазать по деревьям и свистеть в два пальца, прицельно плеваться и стрелять из рогатки – словом, полное счастье свободного человека. Глядя на ее смуглое тело, можно было только радоваться, но Нюся привезла с дачи и нечто, скажем, неоговоренное контрактом. Она привезла с собой простонародный поселковый говор.
