Однажды я сидела за последней партой на уроке у кого-то из моих коллег. Ребята усердно пыхтели над диктантом, а мне было скучно. Ребячьи затылки – что тут интересного? Но пригляделась: какие они, однако, разные, даже стриженые мальчишечьи затылки – хоть характеристики пиши! Вот этот, с хохолком на макушке, конечно, задира и упрямец, а тот, взъерошенный, как воробей, наверное, опаздывает и теряет вещи как попало…
Мне стало смешно и любопытно. Я фантазировала напропалую и развеселилась так, что учительница, диктуя фразу, запнулась и с недоумением взглянула на меня. Я опомнилась, но – странно! – почувствовала, что все ребята стали мне как-то небезразличны. И тут внезапная мысль обожгла меня: «А какой был бы мой?» И стыд, и щемящая нежность, и какое-то еще неведомое чувство охватило меня. Чувствую: лицо горит. Украдкой смотрю на учительницу: не заметила ли? Нет, она проходит по рядам, заглядывая в тетради. И я, придя в себя, обвожу взглядом головы, склонившиеся над тетрадками: «Вот эта… нет, тот – какая у него тонкая трогательная шейка… (мальчик повернулся). Нет, нет, – испугалась я, – не он». В этот день на меня нашло странное настроение: я все провожала глазами малышей (почему-то самых маленьких и щуплых) и «выбирала» кого-нибудь в сыновья и дочки. Два дня спустя в школьной круговерти грусть моя улетучилась, но след остался, тонкий такой, потаенный, но нестираемый след – след ожидания, предчувствия, предтечи…
Когда я вернулась в Москву, тихой семейной пристанью должно было окончиться мое бурное и долгое плавание по волнам непонятной и чем-то настораживающей меня любви. Ну что такое: без него не нахожу себе места, а с ним скованна, неловка, сама не своя. Без его писем тоскую, но каждое письмо, ожидаемое с таким трепетом, чем-то разочаровывает, раздражает. Мне казалось, что с любимым, близким, своим человеком я должна, наоборот, становиться больше сама собой, но собой – лучшей. Не получалось и не получилось: этот барьер душевной отчужденности я преодолеть не смогла. Наревелась, но не сдалась. Сначала было тяжело, потом поняла: все правильно – лучше «не сойтись характерами» до, чем после.
Я только в 28 дождалась своего единственного, которому поверила сразу и навсегда: таких чистых глаз, сквозь которые «душа видна до донышка», и такого сердца, открытого людям и всему хорошему в них, я еще не встречала. И… решено: судьбу свою я смогла вручить только ему. Но когда мы начинали свою общую жизнь, мы не знали, разумеется, чем для нас станут дети, какое счастье растить их нам предстоит испытать и как трудно будет это счастье строить.
Теперь самое время подвести некоторые итоги. С чем же я пришла к порогу своей будущей семейной жизни? Как я была подготовлена ко всем своим женским жизненным ролям? В кратком виде мои представления о них сводились к следующему:
– главное – работа, остальное подчинено ей;
– отношение к любви и браку возвышенное, требовательное и наивное одновременно (подчиняться мужу? Ни за что!);
– хозяйство – к сожалению, без него не обойдешься, а хорошо бы времени на него не тратить;
– дети? Вообще-то да. Но как бы они не помешали более важному. К счастью, есть выход – ясли, детский сад…
Если бы я оценивала свою подготовку к семейной жизни по пятибалльной системе, то лет пятнадцать назад я, наверное, поставила бы себе не выше тройки, а теперь за то же самое поставлю, пожалуй, четверку с плюсом. Спрашивается: почему? Почему я со временем произвела такую существенную переоценку своего «досемейного багажа»?
Дальше я расскажу подробнее о тех изменениях, которые произвело во мне материнство, ставшее настоящим «пробным камнем» для всех моих достоинств и недостатков.
А сейчас скажу коротко.
Мое стремление быть независимой научило меня ответственности, а без нее мать – не мать. Мое отношение к труду определило мою готовность браться за любую работу и доводить ее до конца, а без работоспособности и терпения матери обойтись никак нельзя, в том числе и в домашнем хозяйстве.
И именно мое убеждение, что семья нерасторжима, а любовь непреходяща, послужило стимулом моего великого старания находить выходы из семейных конфликтов без жалоб на разные обстоятельства и без расчета на чью бы то ни было помощь.
А дети… Что ж, я действительно не знала, что такое мой ребенок. Зато, когда он родился, ничто не встало между нами – ни знания, ни предрассудки. Мы учились понимать друг друга без посредников – с этого и началась моя материнская школа.
Лишь теперь я могу оценить вполне: это было хорошее начало. И спасибо тем, кто дал мне к началу семейной жизни такое приданое. Все остальное мы наживали и преодолевали вместе всей семьей.
А преодолевать пришлось многое.
Наша семейная жизнь, кроме обычных неумений, нехваток и неустройств, довольно скоро осложнилась еще и «нетрадиционным методом воспитания», который привлек в наш дом разных людей и вызвал много недоумения и даже возмущения:
– Зачем босиком по снегу?
– Буквы в два года?
– Вы разрешаете играть с огнем?
– Новорожденный – стоит? Висит? Ходит?
– Спортивные снаряды в комнате – не опасно?
И так далее, и тому подобное. И хотя все семеро детей уже выросли, обзавелись своими семьями и опыт, описанный в наших книгах, помогает другим, споры вокруг нашей семьи, да и между нами, все еще идут, а «аквариумное» существование продолжает испытывать на прочность наш Дом до сих пор.
Сначала меня очень расстраивало то, что споры «со всем белым светом» не позволяют мне с легким сердцем свалить какую-то свою беду на природу, родню, улицу, школу, – за всё мы были в ответе, потому что во многом не подчинялись общепринятому.
Только годы спустя я поняла, что эта обостренная ответственность для моего материнского становления была благом: она заставляла жить своим умом, набираться своего опыта, который помогал мне усваивать опыт других не слепо, а осмысленно, без подчинения авторитетам. Это и позволило идти непроторенным путем и прийти к удивительным открытиям в воспитании не только своих детей.
Обидно: во все творческие вузы, училища – сногсшибательные экзамены, тщательный отбор, огромные требования и нет отбоя от желающих приобщиться к прекрасному таинству искусства.
А в то же время есть область творчества, значение которого непреходяще, – искусство воспитания, сотворения человека, – но желание служить этой прекраснейшей из муз явно идет на убыль. Разве не так? Тогда почему же такая несправедливость?
Может быть, одна из причин заключается вот в чем. У деятелей искусства вся «кухня» их тяжелого кропотливого труда скрыта от глаз публики и от вмешательства извне (таинство!), а результат, пусть не столь великий, но доведенный до доступного совершенства, всегда на виду: в цветах и аплодисментах, на экранах и аренах, в граните и мраморе, на выставках и в ярких обложках.
А у воспитателей (всех без исключения – от «дилетантов»-родителей до профессионалов) все наоборот: на виду, как правило, вся «кухня» с ошибками, промахами, постоянным «соавторством» окружающих и великим сопротивлением «материала». А результат? И дожидаться его долго, и получиться он может вовсе не такой, о каком мечталось, к тому же никогда не разберешься, что тут от тебя, что от «природы», что от «окружающей среды». Все радости, победные минуты и часы воспитателей, как правило, скрыты от всех, никому не видны или воспринимаются как должное. Сознайтесь: когда встречаешь хорошего человека, редко вспоминаешь его учителей жизни. Вроде бы он таким сам собой получился.
А ведь у каждого есть свое начало, сотворенное кем-то.
Кому повезло на родителей, на учителей, а кому – не очень. Так как же сделать, чтобы повезло всем?
Говорят, каждый сам кузнец своего счастья. Но если бы любого из нас приставили к молоту и наковальне и сказали: «Ну-ка, давай…»
Семейная жизнь и сложнее, и ответственнее, а входим мы в нее часто без всякой подготовки. Вот и «куем» соответственно той «квалификации», которую получаем в родительских семьях, часто весьма неблагополучных, а то и вовсе без семей – в каких-нибудь «общагах». Думаю: будет время, когда желающие стать родителями будут сдавать экзамены на отцовство и материнство (каждому – свой!), и тройка на этом экзамене не будет «проходным баллом». И справедливо: кому нужны «уцененные» родители? Придется проходить папину и мамину школу заранее.
А пока экзамены (к сожалению, после рождения ребенка) у нас принимает сама жизнь. И за наши ошибки расплачиваются наши дети – есть чего бояться потенциальным родителям, если честно прикинуть свои возможности. К тому же найдутся и еще причины для страха.
Когда говорят и пишут о материнстве, главным образом сосредоточиваются почему-то на огромном труде матери и бесконечном ее самоотречении и самопожертвовании. Читаешь любую брошюру для молодых матерей – и оторопь берет: об одних детских болезнях – полкнижки! А остальное? Если прохронометрировать все рекомендуемые процедуры по уходу за младенцем, получается, что мать должна потратить на них не менее 15 часов в сутки! Такое представление о материнском «счастье» может только оттолкнуть от материнства: не мать при ребенке, а служанка. Оно и отталкивает, а любое другое дело становится более привлекательным и интересным.
