Внезапно я увидела, как неясные тени Кровавой Мэри и Леди Астор метнулись вперед, а за ними устремился и весь клан. Озерные гиены некоторое время удерживали свои позиции — до нас доносились взрывы рычания и пронзительные звуки, похожие то на хохот, то на хихиканье, когда гиены бросались друг на друга. Но вскоре Озерный клан отступил, спасаясь бегством, на собственную территорию. Немного пробежав за ними, гиены Когтистых скал пересекли границу и остановились. И снова два клана стояли лицом к лицу, глухо завывая, пока наконец озерные, доведя себя до неистовства, не бросились в бой. Последовала короткая схватка, и гиены Когтистых скал отступили на свою территорию.
Так продолжалось и дальше: каждый клан вслед за своими предводителями бросался вперед, а потом внезапно поворачивал и уносил ноги от разъяренных противников. С каждой стороны уже собралось по тридцать-сорок гиен, и в лунном свете все звенело от дикой какофонии завываний, тяжелого топота и шарканья лап, повсюду сновали темные угрожающие тени.
Через двадцать минут после первого нападения схватка внезапно прекратилась, и гиены стали уходить все дальше и дальше в глубь своих территорий — порой кто-нибудь оглядывался через плечо, словно проверяя, нет ли новых нарушений границы. Мы с Гуго и раньше были свидетелями территориальных конфликтов между разными кланами гиен, но ни один из них не мог равняться с этим по редкостной, совершенно беспричинной, на наш взгляд, злобности. Ведь если две спящие гиены Озерного клана, из-за которых завязалась драка, и нарушили границу, то они были не больше чем в нескольких метрах от собственной территории. А какой ценой пришлось одной из них расплатиться за эту неосторожность — ведь она почти наверняка была изранена насмерть!
Когда гиены разбежались, мы тоже уехали: Лакомка поджидал нас в хижине, далеко среди равнины кратера. На обратном пути мы проехали мимо нескольких гиен из клана Когтистых скал и заметили, что многие из них хромают, а у двоих с изгрызенных ушей капает кровь. Наш путь лежал через гребень Когтистых скал — это была небольшая возвышенность на плоской равнине, давшая имя клану гиен, который мы изучали. С вершины холма мы увидели мигающий, как огонек светлячка, свет в хижине Мунге. Наш дом.
Гуго и я с двухлетним Лакомкой и нашими африканскими спутниками, Моро и Томасом, в четвертый раз приехали в кратер, чтобы наблюдать за гиенами. Гуго почти весь день разбирался в материалах наблюдений за шакалами и гиеновыми собаками, сидя в лагере с Лакомкой. А я могла без помех изучать гиен. И только по вечерам, когда Лакомка под присмотром Моро сидел в полной безопасности внутри хижины, мы выезжали вместе. За сына нам бояться не приходилось: окна хижины были загорожены решеткой, занавески задернуты, а крепкая дверь надежно заперта на засов.
Ужинали мы в хижине, и Лакомка, восседавший между мной и Гуго, пытался передать нам с помощью бессвязных слов и фраз, доступных двухлетнему крохе, все происходившее после нашего отъезда. Очень скоро мы улеглись, и листья гигантского фигового дерева шелестели над нами, позади хижины слышалось журчание реки, а в маленькие квадратные окна лился бледный лунный свет.
Каждый раз, как мы возвращаемся в кратер, у меня уходит три-четыре дня на то, чтобы снова без труда различать знакомых гиен клана Когтистых скал. Примерно половину из шестидесяти гиен я знаю отлично, остальных могу узнать, справившись в своем «гиеновом определителе». В этом альбоме помещены снимки каждой гиены, сделанные с двух сторон. При некотором навыке совсем нетрудно узнавать отдельных гиен по расположению пятен на теле — как и отпечатки пальцев у людей, узоры этих пятен строго индивидуальны. А через некоторое время многие гиены становятся вашими хорошими знакомыми, потому что вы начинаете различать свойственную каждой походку, манеру держать голову, особенности «фигуры».
Надо признаться, что, когда я приступила к изучению гиен, они мне не очень нравились, хотя с самого начала меня необычайно заинтересовали их взаимоотношения внутри стаи. В то время я вполне понимала тех — а их подавляющее большинство, — кто не испытывает к гиенам ни малейшей симпатии. Но это было до того, как я узнала Кровавую Мэри и Леди Астор, старушку Миссис Браун, Нельсона и других членов клана Когтистых скал. Каждая гиена — это яркая индивидуальность со своими особенностями, ее не спутаешь ни с кем другим, и я, понаблюдав за гиенами, в скором времени обнаружила, что они мне стали нравиться и даже очень.
Кровавая Мэри была самой главной самкой в клане Когтистых скал, а так как среди гиен царит матриархат, то именно она была предводительницей всего клана. И хотя она крива на левый глаз, это не мешало ей безраздельно властвовать над остальными; когда она бросалась на добычу, поставив торчком короткий хвост и ощетинив гриву, никто не смел встать ей поперек дороги.
Но о Кровавой Мэри нельзя говорить, не упомянув Леди Астор, — эти две гиены неразлучны. Леди Астор близка по положению к Кровавой Мэри, и они настолько похожи, что мне кажется — они родные сестры. Обе очень агрессивны, но Кровавая Мэри — быть может, благодаря своему высокому положению — спокойнее своей подруги и меньше ссорится по пустякам. Каждая из этих матрон обзавелась брюшком, столь же внушительным, как и ее общественное положение, и, несомненно, каждая из них потянет не меньше шестидесяти килограммов. Когда эта пара пускается в путь во главе своего клана — возможно, только затем, чтобы отметить запахом одну из границ своих владений, — это незабываемое зрелище: они выступают шагом или поспешают легким галопом, касаясь друг друга толстыми боками и лихо заломив короткие хвосты над широкими круглыми задами.
С тех пор как я с ними познакомилась, Кровавая Мэри принесла близнецов — Коктейля и Водку, а Леди Астор родила дочь — Мисс Гиену. Но ни одна из них не допустила, чтобы возня с малышами помешала их общественной деятельности.
А вот Миссис Браун, совсем наоборот, поглощена уходом за щенками с самого первого дня нашего знакомства, а это было четыре года назад. Как раз тогда она только что потеряла в какой-то битве самый кончик носа, и ярко-красное пятно виднелось издали. Теперь рана уже давно зажила, но ноздри так и глядят наружу. По своему общественному положению Миссис Браун находится где-то посередине, и у нее мирный нрав пожилого существа. Три года назад она перестала кормить одного щенка и тут же произвела на свет другого, Пестрячка. Пока Пестрячок был еще мал, мать, казалось, была способна часами лежать у норы, то и дело подкармливая детеныша молоком и лениво созерцая его оживленную возню. Теперь Пестрячку минуло уже двадцать месяцев, но Миссис Браун по-прежнему нянчит его и кормит молоком и почти все время лежит рядом со своим великовозрастным дитятком.
Как и у Кровавой Мэри, у Миссис Браун есть задушевная подруга — старая самка Бочка. Бочка — такая же хорошая мать, как и Миссис Браун, и часами не отходит от своих щенков Соуса и Пикуля. Бочка отличается от других огромными влажными карими глазами и невероятно объемистым брюхом, которое раскачивается и задевает за траву, когда она возвращается домой после сытной трапезы. Вдобавок у нее просто страсть к авральным уборкам. Она не может удержаться, чтобы не раскопать и не привести в порядок вход в нору близнецов, как только окажется рядом; разок-другой, а все-таки копнет, хотя бы одной лапой. Мне Бочка всегда представляется в облаке поднятой при уборке пыли.
Ее щенята, как и большинство близнецов, совершенно неразлучны, но отличить их друг от друга нетрудно — и наружность, и характеры у них разные. Соус гораздо смелее — он первым кидается приветствовать каждую гиену, первым проявляет любопытство к любому зверю или птице, появившимся возле норы. И куда бы ни пошел Соус, за ним увязывается Пикуль, и что бы Соус ни делал, Пикуль ему подражает. Так что близнецы представляют собой внушительную пару — во всякой щенячьей склоке они всегда заодно. Даже взрослые гиены зачастую обращаются в бегство, трусливо поджав хвосты, когда близнецы, воинственно ощетинившись, разом бросаются в бой.
Старый самец Нельсон слеп на правый глаз, а уши у него порваны в клочья в результате многочисленных сражений за пищу и самок — ему выпало на долю не особенно высокое общественное положение. Ходит он, держа шею как-то скованно и немного скособочившись, так что здоровый глаз смотрит прямо вперед, и это придает ему довольно потешный вид. Частенько он спотыкается о кочки или разные неровности на земле; однажды, проходя мимо норы, он запнулся о ее край и нырнул в нее вниз головой.
Но легче всего было отличить Нельсона по голосу. Тем, кто ни разу не слышал дикого басовитого «ууууу-гуу» гиены, трудно представить себе, что это такое. Каждое «ууууу-гуу» входит составной частью в серию из десяти и более воплей — они начинаются громко, а кончаются часто низким однозвучным «ууууу». Из всего причудливого набора звуков, доступных гиенам, этот звук слышится чаще всего и служит главным образом средством установления контакта между рассеявшимися членами клана. Несомненно, гиены узнают друг друга по голосу — даже я могу узнать многих гиен только по их вокальному репертуару. У Нельсона довольно чистый баритон, и, кажется, он сам любит себя послушать: он завывает по малейшему поводу и нередко тихонько подвывает на ходу — наверное, так просто «ууууу-гуукает» себе под нос.
