их кровь.
Подробных описаний ламии не сохранилось. Гораций упоминает, что она ест детей. Аристофан, тоже вскользь, упоминает, что у ламии «грязь меж ногами» {222}. Мифограф Антонин Либерал [85] в «Метаморфозах» описывает ламию как «чудовище огромной величины». Правда, из его текста непонятно, была ли это та самая дочь Посейдона, которая пострадала от ревности Геры, — ламия Антонина обитала у подножия горы Парнас и носила имя Сибарида. «Это чудовище каждый день совершало вылазки и похищало с полей людей и домашний скот». Окрестные жители, не в силах избавиться от хищницы, обратились за помощью к оракулу и выяснили, что умилостивить ламию можно, пожертвовав ей юношу «из числа граждан». Почему ламия в своих гастрономических пристрастиях придерживалась сословных предрассудков, неизвестно. Но люди решили не рисковать и выполнили все в точности: они провели жеребьевку, и на смерть был обречен юноша Алкионей, единственный сын своих родителей, отличавшийся замечательной красотой. Это обстоятельство и спасло несчастного. Когда красавца вели к пещере, где обитала ламия, его увидел некто Еврибат, немедленно воспылавший страстью к юноше. Он решил, «что будет чудовищным, если он не отобьет юношу силой, а позволит ему погибнуть жалкой смертью». Еврибат сорвал с Алкионея жертвенные венки и, возложив их себе на голову, сам отправился в пещеру. Там он схватил ламию Сибариду, вынес ее наружу и сбросил со скалы. Интересно, что сделал он это без особых проблем и даже, видимо, без применения оружия. Что же касается местных жителей, то они не только избавились от чудовища, но и приобрели источник пресной воды: когда Еврибат нес хищницу к обрыву, она ударилась головой о выступ скалы, «получила рану и сделалась невидимой, а из этой скалы забил источник, который местные жители называют Сибаридой» {223}.
Флавий Филострат в «Жизни Аполлония Тианского» упоминает ламию, обитавшую в окрестностях Коринфа, — она пожирала юношей, причем предпочитала красавцев. Ламия эта умела притворяться прекрасной женщиной, т. е. была оборотнем. Аполлоний застал ее на месте преступления, когда чудовище справляло свадьбу с неким Мениппом. Мудрец проник в ее коварную сущность и публично объявил: «Эта вот ласковая невеста — одна из эмпус, коих многие полагают упырями (в оригинале λαμίας, „ламиями“. — Прим. О. И.) и оборотнями. Они и влюбляются, и любострастию привержены, а еще пуще любят человечье мясо — потому-то и завлекают в любострастные сети тех, кого желают сожрать». После такого обличения вся роскошная утварь свадебного стола, равно как и прислуга, немедленно исчезли, ибо и они были привидениями. Сама же ламия не исчезла, но стала рыдать и «умолять не мучить ее и не принуждать к свидетельству о подлинной своей природе». Но Аполлоний был тверд. И тогда «невеста» призналась, «что она и вправду эмпуса и что хотела она откормить Мениппа удовольствиями себе в пищу, ибо в обычае у нее выбирать в пищу прекрасные и юные тела ради их здоровой крови».
Собственно, чудовище здесь сражено не силой оружия и даже не заклятиями, а лишь правдивыми обличениями. Но позднее герой книги, Аполлоний, будет рассказывать, что уничтожил коринфскую ламию с помощью Геракла, который к тому времени давно уже превратился в бога и запросил за содействие «медовую лепешку, да горсть ладана, да подвиг во спасение людей» {224}.
Согласно Филострату, ламии и эмпусы — близкие формы, но сведения об эмпусах еще более скудные. Лукиан писал об эмпусе, «изменявшей свой вид на тысячу ладов» {225}. Собственно, единственное более-менее подробное описание эмпусы сохранилось в «Лягушках» Аристофана. Его герои видят «огромного зверя», который меняет свой облик: «то бык, то мул, то женщина он с виду…» Поскольку один из героев комедии, Дионис, был богом, то его не испугал оборотень, и он уже собрался обнять красотку, но та превратилась в собаку. Однако, несмотря на частые превращения, был у эмпусы, вероятно, и свой собственный облик: с горящим лицом и разными ногами — одна из меди, другая из навоза (об этом тоже пишет Аристофан) {226}.
Довольно подробно, хотя и противоречиво описал эмпусу византийский энциклопедист X века Свида. Конечно, он жил слишком поздно, чтобы лично наблюдать это сугубо античное чудовище или хотя бы воспользоваться свидетельствами очевидцев. Но вероятно, Свида имел какие-то источники, которые не дошли до наших дней. Он не только подтверждает сведения, сообщенные Аристофаном, но в добавление к металлической и навозной ногам приписывает эмпусе еще и ослиную. Свида пишет, что она посещала безнадежных больных и обычно появлялась из темноты. Впрочем, эмпуса могла показаться и при свете дня, если люди приносили жертвы умершим. Она подчинялась богине Гекате, а быть может, попросту сама Геката принимала облик эмпусы. Но описание богини выходит за рамки данной книги, посвященной мифозоям.
Одними из самых распространенных и многочисленных животных античной мифологии были кентавры. Информация о них весьма обширна и достаточно непротиворечива. Кентавры жили на территории Греции по крайней мере до середины XIII века до н. э., но, возможно, встречались и позднее. Обыкновенно кентавр представлял собой коня, у которого вместо шеи имелся человеческий торс с человеческой же головой. Правда, на ранних изображениях передние ноги бывают тоже человеческими (с «приставленным» к ягодицам конским корпусом), но это, вероятно, ошибка художников, которым не привелось встречаться с замечательными животными лично. Кентавры были воинами и охотниками, прекрасно приспособленными к жизни в лесах, что маловероятно для существ, имевших ноги разной длины и конструкции.
Кентавры считались красивыми и гармоничными животными. Овидий так описывает одного из них, по имени Киллар:
Лишь зачалась борода и была золотой; золотые
Падали волосы с плеч, половину скрывая предплечий.
Милая честность в лице; голова его, плечи и руки,
Грудь, мужская вся часть знаменитые напоминала
Статуи скульпторов; часть, что коня изъявляет подобье, —
Не уступала мужской. Придай ему голову, шею —
Кастору будет под стать! Так удобна спина, так высоко
Мышцы приподняли грудь! И весь-то смолы он чернее,
И белоснежен лишь хвост, и такие же белые ноги;
Многих из рода его возбуждал он желанья… {227}
Интересно, что кентавры имели два комплекта половых органов — один на человеческом торсе, второй — на лошадином. Эта особенность нередко видна на античных изображениях. Правда, иногда она не просматривается — вероятно, из-за скромности или неосведомленности художника. О. М. Иванова-Казас сообщает, что ее коллеги А. П. Римский-Корсаков и Н. Н. Кондаков, обсуждая внутреннюю организацию кентавра, допускали «одновременное существование двух мощных сердец (человеческого и лошадиного), но у них были сомнения
