же обрящет ея человек и она узрит его, тогда и паче прилагает сладость пения своего. Человек же слышавше забывает от радости вся видимая и настоящая века сего и вне бывает себя, мнози же и умирают слушавше, шествуя по ней, понеже красно и сладко пение, и есть не захочет горюн, от желания своего»
{363}.
Авторам настоящей книги не вполне понятно, почему райская птица, по сообщению Аввакума, ведет себя так же злокозненно, как и сугубо языческие сирены. Но примерно то же самое сообщают о ней и азбуковники, и многочисленные лубочные картинки: люди, услышавшие пение сирина, забывают все на свете, уходят в пустыни и горы, теряются там и умирают. Для того чтобы избегнуть столь печального конца, птицу сирин рекомендовалось отпугивать любыми громкими звуками — известно было, что она очень боится шума. На одном из старообрядческих лубков представлен развернутый сюжет: сначала человек слушает пение сирина, а потом он же лежит мертвым. Тут же изображены и люди более предусмотрительные: они стреляют из ружей и пушек, бьют в барабаны и колокола, трубят в трубы, стараясь изгнать вестницу рая куда-нибудь подальше.
Впрочем, некоторые лубки делают акцент на иных качествах замечательной птицы: «Птица райская Сирин, в пении глас ея зело силен. На востоке во едемском раю пребывает, непрестанно красно воспевает, праведным будущую радость возвещает» {364}.
Сегодня у многих людей, в том числе и у некоторых исследователей, сложилось устойчивое представление о том, что сирин — это птица радости, в отличие от алконоста, который, несмотря на свое пребывание в раю, преимущественно поет песни печали. Кандидат искусствоведения Е. И. Иткина, изучившая проблему радости и печали у райских птиц, считает, что представление это не соответствует действительности и распространилось уже в XX веке — оно навеяно картиной В. М. Васнецова «Сирин и Алконост. Песнь радости и печали». Картина была создана в 1896 году и, по мнению исследовательницы, является первым образцом «противопоставления символики Сирина и Алконоста», а значит, «можно считать, что оно пошло не от народного, а от профессионального искусства…» {365}
Вероятно, птица алконост была как по своим функциям, так и по степени жизнелюбия близка птице сирин. Главное различие между пернатыми состояло в том, что алконост являлась более «гуманоидной» — на многочисленных изображениях она обычно показана с руками; у сирина же рук, как правило, не было. Кроме того, хотя это и не вяжется с райским имиджем сирина, сохранились его немногочисленные изображения со змеиным хвостом или же с острым хвостом, напоминающим гусиный, и c перепончатыми лапами.
Третьей знаменитой птицей славянского рая была птица гамаюн. Она приходилась родственницей персидской птице Хума (древнеиранская Хумайя), популярной в Средние века в Иране, а позднее и в Турции. На Востоке это была птица радости, имевшая женские голову и грудь. Несомненная принадлежность к слабому полу не помешала замечательной птице стать частью титулов многих восточных властителей, которые именовали себя «подражателями Гамаюна». Вернее, так они именовались в русскоязычной дипломатической переписке — вероятно, сами они называли себя «подражателями Хумы». Известна, например, грамота, которую Иван Грозный отправил «Гамаюна подражателю Селим салтану, государю костянтинопольскому…» {366}
Несмотря на то что гамаюну уподоблялись «неверные», с точки зрения христиан, властители, птица эта устойчиво обитала именно в христианском раю. В одной из русских космографий (так назывались тексты, посвященные описанию мира) XVI или начала XVII века упоминались «райския птицы Гамаюн и Финиксъ», залетавшие на расположенный на Дальнем Востоке, «близъ блаженнаго рая», остров Макарицкий. Подробностей о жизни замечательных птиц автор космографии не сообщает, ограничившись упоминанием, что они «благоухания износятъ чюдная» {367}.
Известно, что персидская птица Хума никогда не садится отдохнуть — она всю жизнь летает, причем на такой высоте, что ее не видно с поверхности земли. По этому поводу в некоторых восточных сказаниях выдвигалось предположение, что у Хумы нет ног. Не было ног и у славянской птицы гамаюн; более того, заслуживающие уважения авторы сообщают, что у нее нет и крыльев и она летает исключительно посредством хвоста. В «Книге Естествословной», приписываемой Николаю Спафарию [125], об этой птице говорится, что она «величеством поболе врабия, хвостъ имать семи пядей, ногу и крылъ у себе неимати». Она никогда не спит и «непрестанно по воздуху хвостомъ своимъ летаетъ». Цвет же ее перьев «велми прекрасенъ естъ, и пожелатенъ видению человеческому…» {368}
Птица гамаюн украсила собой гербы нескольких российских населенных пунктов, но изображать ее без ног и уж тем более без крыльев художники-геральдисты, как правило, не рисковали. На гербе Смоленска (рисунок которого неоднократно менялся) ноги у птицы то есть, то их нет, но крылья присутствуют обязательно. Гамаюн сидит на стволе пушки, и это не случайно. Несмотря на райскую принадлежность замечательной птицы, ее именем в России по крайней мере дважды называли артиллерийские орудия. В актах Московского уезда XVII века числилась полковая пищаль «гамаюнъ… весом 25 пуд 30 гривенокъ на турецком стану». Известна и другая пищаль с тем же названием и с изображением птицы гамаюн, но другого веса (102 пуда), отлитая в 1690 году и хранившаяся в Московском Кремле {369}.
Гамаюн считалась вещей птицей. Этим своим прозвищем она была, вероятно, обязана уже упоминавшейся «Книге Естествословной», в которой на сей счет про нее сказано: «…а егдаже падетъ на землю, тогда падениемъ своим провозвещаетъ смерть царей или королей, или коего князя самодержавна» {370}. Поскольку вестники печальных событий никогда и нигде не пользовались популярностью, то и птица гамаюн в этом отношении сильно проигрывала и сирину, и алконосту — например, ее не было принято изображать на лубочных картинках.
И наконец, говоря о замечательных славянских птицах, нельзя не упомянуть жар-птицу — существо, в отличие от ранее описанных, не райское, но зато очень красивое и популярное.
Отметим попутно, что подобные птицы водились не только на Руси. В индийской мифологии известен «обладающий огромным телом» Гаруда, «сверкающий, как масса огня, и наводящий ужас». Махабхарата называет Гаруду «владыкой птиц», к которому боги обращаются со следующими словами: «Ты видом кудрявый, ты благочестив и не опечален духом; ты блажен, ты непреодолим. <…> Превосходнейший, ты освещаешь, как солнце своими лучами, все, что движется и неподвижно. Затмевая поминутно блеск солнца, ты являешься разрушителем всего существующего. <…> Как солнце, разгневавшись, может сжечь все твари, так и ты, сияющий как пожиратель жертв, сжигаешь все…» {371}
У чехов и словаков имелась пламенная птица Огнивак, которая, кстати, исцеляла болезни. Немцы
