Это семейство высших прямоходящих плотоядных приматов состояло из разных видов. Но дальше, в течение четвертичного периода, породившая их фаунистическая обстановка делалась для них суровеее. Ледниковья и межледниковья сотрясали животные комплексы. Снова множились хищники. Среда предъявляля мозгу плотоядных приматов все труднее разрешимые задачи по добыванию мяса в ставшем тесным зверином царстве. Разрастание и усложнение мозга сменявших друг друга видов было не причиной их места в среде, а бурным следствием.
Почему же все-таки в работах П.П.Сушкина не упомянуты сигналы В.А.Хахлова и других? Связывало руки, конечно, отсутствие обязательных для анатома черепов, скелетов, шкур. Но главное глубже: Сушкин отчетливо увидел, что в этом случае порядок открытия должен быть обратным обычному - сначала нужно преобразовать теорию, которую, как эксперимент, подтвердят факты. Иначе, как сказал за двадцать лет до него С.Ф.Ольденбург, подобному факту "все равно никто не поверит", получится лишь "конфуз". Еще тридцать лет спустя мы тоже убедились, что с пути фактов надо сначала убрать "не может быть".
Казахи твердили В.А.Хахлову, что главное местообитание дикого человека много южнее, и туда собирались ехать за ним на целый год. Однажды в 1937 г., в огромной камышовой низменности, примыкающей к озеру Лобнор, как раз к югу от хахловского Зайсана, следовал отряд. С ним был П.С.Рыбалко - ныне покойный советский маршал. Рассказ его генерал-майор П.Ф.Ратов сообщил в Академию наук. Когда проходили севернее хребта Алтын-Таг, китайский офицер известил, что кавалеристы поймали "дикого человека" и везут в обозе. П.С.Рыбалко очень подробно описал этого человекообразного зверя. Без всякой одежды, очень грязный, желтой окраски. На голове - волосы, спускавшиеся ниже плеч. Он был сутуловат, имел длинные руки. Человеческой речи не имел, звуки его были похожи то на писк, то на мяуканье. "Вроде бы и похож на человека, но на какого-то ископаемого обезьяночеловека". По словам населения, на воле эти существа в том краю питаются рыбой в протоках среди камышей. П.С.Рыбалко решил довезти "дикого человеиа" до Урумчи, а дальше отправирь для изучения в Москву. Везли его еще дней восемь. Не выдержав пути на привязи, "дикий человек" умер возле города Курля. Транспортировать труп сквозь пески и горы было невозможно.
По сведениям П.Ф.Ратова, который прожил в тех краях долго и наносил подробную информацию на карту, из нескольких стрелок главная указывала еще южнее, в Кашгарию, за Ташкурган.
В 1959 году западная пресса пошумела о семидесятилетнем юбилее открытия европейской наукой снежного человека. Имеется ввиду, что в 1889 году английский путешественник Уэддел опубликовал наблюдение: на Гималайском перевале на границе Тибета и Сиккима он обнаружил цепочку следов босых ног, пересекавших тропу и уходивших к пикам. Тибетцы объяснили, что следы принадлежат волосатому дикому человеку, каковые здесь живут. Уэддел решил, что туземцы, сильно отставшие от него в умственном развитии, просто не умеют отличать медведя. Трудно назвать эту дату открытием: тибетцы его сделали много раньше, а Уэддел ничего в нем не уразумел.
В 1891 году другой английский путешественник по Тибету, на этот раз по Северному, а также по Монголии, Рокхил, в опубликованном отчете сообщил сведения, услышанные от жителей: пожилой лама предупреждал, что караван, с которым он следовал, встречал в пути через пустыню диких людей, неодетых, покрытых волосами, бессловесных, бросавших в караван камни; монголы рассказывали, что водящиеся у них и оставляющие как бы человеческие следы гересун-бамбершэ ходят на двух ногах, покрыты шерстью, разговаривать не могут. Рокхил тоже рассудил, что туземцы по глупости принимали стоящих на задних ногах медведей за волосатых дикарей, увы, сославшись при этом на авторитет Пржевальского. Английский путешественик не обременил свой мозг анализом новых данных. Как могли бы медведи стоя швырять в караван камни?
В 1890 году армейский рапорт английских колониальных войск сообщал о странном обезьяноподобном, диком, обросшем волосами существе, которое было убито английскими солдатами в районе строительства телеграфной линии в Гималаях. Они бросили тело в горах, среди них не было достаточно образованного человека, чтобы толково осмотреть и описать его.
Нет, восьмидесятилетие всего этого справлять не будем, не стоит.
Несколько лучше напечатанный в одной английской газете за 1905 год расказ путешественика Найта: возвращаясь из Тибета, он отстал от каравана. "Внезапно я услыщал легкий шум. Обернувшись, я заметил в двадцати шагах от себя страшное существо, нечто вроде человека, почти голое, хотя сжтоял ноябрь и было очень холодно. У него была желтая кожа, покрытая шерстью, на голове - густые спутанные волосы; он имел длинные руки и громадные ступни". Но и этот наблюдатель немногим любознательнее предыдущих: когда он рассказал о встрече английским офицерам на границе, у него создалось впечатление, что те нашли ее вполне обыкновеной, и его интерес поблек.
Выше упомянуто, что первым научным наблюдением в Гималаях мы обязаны английскому натуралисту Генри Элуису в 1906 году. Он не встретил понимания в академической среде, но бился с нею еще в 1915 году, когда докладывал на заседании Зоологического общества в Лондоне сообщение лесничего из Сиккима об обитании в высоких горах неизвестной науке крупной человекообразной обезьяны. Вот, кстати, появляется и второй из берегов, между которыми надолго укладываются все нехитрые догадки западных толкователей загадки: либо медведь, либо крупная обезьяна.
Приметим, что этот ранний пучок сведений европейских путешественников почти полностью относится к Тибету. О Непале, о шерпах еще и слова нет. Снежный человек появился не как принадлежность Гималаев.
Следующий цикл, вместе с самым выкрикнутым на весь мир термином "отвратительный снежный человек", начинается с 1921 года. Он был прерван второй мировой войной.
Экспедиции в Гималай - частью топографические, но в особенности альпинистские - с возрастающим любопытством накапливали наблюдения следов и комментарии туземных носильщиков.
Из прямых европейских наблюдателей самого этого живого существа упоминают только ставшего притчей во языцех итальянца Томбаци. В 1925 году на южных склонах Канченджанги в Сиккиме он рассматривал внизу долины выкапывавшую корни темную фигуру без одежды, затем осматривал и измерял следы, затем отказался верить небылицам и сказкам носильщиков и успокоил свою цивилизованную совесть словами: "Я просто не в состоянии высказать какое-либо определенное мнение по этому поводу..." Какое везение и какое бездумие! Бездумие блюли как переходящий кубок.
Наблюдений следов до войны накопилось уже много. Их фотографировали, зарисовывали, измеряли. Фотографии, снятые Смитом в 1937 году и опознанные жителями гор - шерпами как следы дикого человека, а ни в коем случае не медведя или снежного барса, поступили на экспертизу в Лондон. Кабинетные зоологи приписали их медведю. Между тем, судя по схематическим рисункам, на каждом отпечатке следа первый палец значительно крупнее других. Наши анатомы и зоологи-следопыти объяснили: у медведя, к какому бы виду он ни принадлежал, нет, и по биологическому происхождению не может быть резкого отличия толщины первого пальца от следующих. При учете этого признака нельзя спутать след человека с медвежьим; у человека, а по условиям биологической эволюции и у его прямоходящих предков, первый палец намного более массивен, чем второй и следующие. только не зная этой простой вещи, можно было долго фыркать, что снежный человек это, видите ли, медведь. Даже подрос- ток, живущий в лесах или горах, к какому бы племени он ни принадлежал, не назовет след с более толстым первым пальцем медвежьим. И все же именно следы на снегу выдали и предали нашего реликтового (т.е. пережившего свое время, остаточного) родича. На всяком ином грунте он умел почти не оставлять их, ступая на камни и лужи, заметая и даже хитро двигаясь вспять. Правда, снег скверно улавливает анатомию. Все же стала накапливаться литература о следах на снегу. Кульминация наступЪЪа позже, в 1951 году, когда альпинист Шиптон сфотографировал отличную серию. Британский музей приписал их обезьяне - лангуру, но был освистан сведущими людьми со скандалом.
Следующий и последний цикл гималайских сенсаций пришелся на пятидесятые годы. В Гималаях кишели альпинисты, журна- листы, геологи. Одна за другой были покорены высочайшие горные вершины нашей морщинящейся планеты. И снежный человек как-то вплелся в историю альпинизма. Ученым-экспертам не удалось заткнуть родничок - он прорвался этой непредвиденной щелью. Потом разлился на страницы газет и книг по альпинизму, притягивающих миллионы читателей. Настоящая наука осталась в стороне, и тема стала дилетантской, легковесной, без привязи. В Гималаях водится что-то. Это что-то надо увидеть. Тогда и поговорим. Пока надо лазать.
