Владимир Бибихин - Переписка 1992–2004

Я жег мой труд и холодно смотрел…

В советское время в школе нас учили, что величественные средневековые храмы должны были унизить человека, наглядно показать ему его ничтожество. Как ни удивительно, многие это твердо выучили. Совсем недавно наш известный критик вполне либерального настроения, выступая в пользу того, чтобы убрать из школьной программы избыточную поэзию (Мандельштама, например) заявил: «Представьте себе мальчика в провинции, который среди убогой российской действительности читает: «Россия, Лета, Лорелея…» Как его это должно оскорбить!» Мне незачем представлять. Я много раз встречала таких мальчиков — да и сама, собственно, была такой же: и среди скудной и безобразной жизни великие слова и великие формы, едва нам внятные, не оскорбляли нас, отнюдь: только они и делали жизнь возможной.

В одном из последних телефонных разговоров В.В. спросил:-А Вы не думаете, что мы пишем на мертвом языке?

-?

— Мы исполняем те обязательства при письме, которых уже никто не считает существенными. Как классическая латынь… А теперь возникает что-то вроде народной латыни…

Энциклопедическую статью об Аверинцеве мне предложил написать Ю.Н. Попов. Текст этот, однако, не был опубликован. Вместо него в энциклопедию вошла заметка из трех абзацев, подписанная Ю.Н. Поповым и О.А. Седаковой.

В действительности (не для печати): «Наблюдать за переменами вашего лица — чудесное, познавательное наслаждение. И я мог бы предаваться ему без конца — но не смею вас задерживать».