вам было нужно задать этот вопрос?
– Ваша симпатия что-то для меня означает, что-то опасное. Вы схожи со мной и к тому же поверяете мне свои планы. Не обращая внимания, какое отвращение они у меня вызывают. Вы изъясняетесь самым что ни на есть неуместным, недопустимым образом. И притом обращаетесь ко мне. Почему ко мне? Вы отвечаете: из симпатии. Я хочу, чтобы вы честно объяснились по этому поводу.
– С удовольствием. Прежде всего, извините, но вы симпатичны мне только до какой-то степени. Я намеревался оставаться с вами в добрых отношениях, но это, кажется, ставит перед вашим рассудком слишком много проблем, и в конечном счете мы приходим к достаточно нелестным замечаниям.
– Почему вы не перестаете суетиться вокруг меня?
– Я не суечусь. Я даже не могу понять, что вы имеете в виду. Быть может, вы не отдаете себе отчета в странности своего поведения, в том, что в вашем случае присутствует определенная фантасмагория. Словом, вы склонны все усложнять и к тому же предельно чувствительны. Ваш способ существования вызвал у меня любопытство, вот и все.
– Мой способ существования… – сказал я, уставившись на него.
– Ваши манеры и слова подчас просто поразительны. Ну да ладно, уже два часа ночи. А вы тут, у меня. И почему? «Потому что вы мне симпатичны». Это очень странно, это блажь.
– В моем поведении нет ничего странного: почему вы поделились со мной своими планами?
– Позвольте, мне не кажется, что я чем-то с вами делился: что вы имеете в виду под планами?
– Я предпочитаю не возвращаться к формулировкам, которые меня ранят или смущают. Я бы предпочел их никогда не слышать.
– Смотрите-ка, какая чувствительность! Нормально ли это? У вас жар; возможно, это начало серьезной болезни. К тому же тут очень холодно. Возьмите это одеяло.
Я сел, и он передал мне свое одеяло.
– Я не болен. Я сохраняю полное хладнокровие.
Он смотрел на меня, пока я тщательно укрывался, затем, поднявшись, медленно прошелся по комнате.
– Почему вы говорите: я не болен? Похоже, болезнь вызывает у вас страх. В том, что вы больны или у вас лихорадка, нет ничего позорного. – Он добавил: – У этого самого Дорта, о котором я вам говорил, тоже бывают приступы лихорадки. Когда-то он заведовал гаражом, очень большим гаражом с множеством работников, с самым современным ремонтным оборудованием: он инженер, многому учился и прочел множество книг. А потом все пришло в упадок. Он оставил свое предприятие. В какие-то дни я даю ему лошадиные дозы хинина, но приступы переменчивы по своей интенсивности, то слабые, то неистовые. Вы никогда не принимали лекарств?
– Вы говорили, что страдаете от бессонницы?
– Ну да, бессонница… Просто я должен следить за своей кровью, у меня слишком ярая кровь: по ночам она неудержима в своем обращении, впадает в настоящее исступление, она – моя госпожа, потом она утихает; но я все равно провожу ночь без сна.
– А ваш друг разделяет ваши идеи?
– Оставим это… Эти проблемы со сном очень забавны. Много лет назад, в те времена, когда я должен был покинуть свой пост в госпитале, я несколько раз видел один и тот же сон. Мне снилось, что ранним утром, в неурочный час, я являюсь к какому-то судейскому чину. Естественно, прислуга не пускает меня в дом, к тому же я очень плохо одет. Тем не менее я попадаю внутрь и, как-то добравшись до дверей ванной, выкрикиваю: «Я виновен!» Кажется, я держу в руках палку. Судья, который в это время бреется, в полном изумлении оборачивается и от неожиданности произносит странную фразу: «Виновен? Что это такое? Я ни разу не видел виновного». Эта фраза, как я понимаю, неимоверно отягощает мой случай. Но все же это не более чем впечатление. Судья принимает меня хорошо, кормит и поит, помещает в самую красивую комнату; в конце концов он отсылает меня прочь. Начиная с этого момента, сон преследовал меня как кошмар, ибо шел по уже проторенному пути; и, так как он повторялся почти каждую ночь, я заранее знал во сне все, что вот-вот произойдет, так что у меня уже не оставалось сил на то, чтобы это увидеть. При каждом новом посещении судейского я знал, как он меня примет и почему так хорошо ко мне относится. Всевозможные знаки внимания, прекрасные трапезы, празднества – все это имело только одну цель: заставить меня отказаться от своего призыва к справедливости, заставить меня забыть слово «виновен»: это намерение читалось во всем. Но мне никак не удавалось расшифровать, что за этим стояло. Что это было, ловушка? Шанс на спасение? Быть может, они хотели увидеть, как я исчезаю, чтобы самим остаться в стороне от этого неприглядного дела? Или же дожидались сигнала или момента забвения с моей стороны, чтобы нанести мне удар и уничтожить? Эти сомнения изнуряли и к тому же ни к чему не вели, не мне было что-то решать. Сцены следовали друг за другом механически, приближалась развязка, предвещаемая знаками, которые не могли меня обмануть. Судьи становились все более угодливыми, они превращались в моих слуг, я был окружен почестями, ко мне относились с отвратительным уважением. Сверкали огни, звучала музыка, шел бал: в этот момент моя тревога достигла предела и внезапно я все понял. То, что я на протяжении дней искал у этих судей и чего нигде не находил, даже на этом балу, где собралась огромная толпа, это была…
– Что же?
– Прошу прощения, но я полагаю, что это была женщина. Я испытывал потребность в женщине. Но даже на том балу ее не было. Мир правосудия из-за этого удушлив. Оправдательный приговор мне сулило только присутствие женщины, но добиваться оправдания я мог лишь в тюрьмах, где женщин не было. В этом и состояло наказание.
– Этот сон выдает ваши безнравственные и развратные мысли. И еще, вы слишком много говорите. У меня такое впечатление, что и вы, вы тоже больны, вы не в своей тарелке.
– Я рассказал вам сон, каким он повторился несколько раз. Точнее говоря, сон разворачивался именно так, но развязка часто бывала другой. Хотите, я расскажу, как еще он заканчивался?
– Нет. Я понимаю ваши намеки. Но все эти разглагольствования с недомолвками слишком затянулись. Если за вашими загадками стоит моя соседка и наша с ней прогулка сегодня вечером, не утруждайте себя.
– Видите ли, Анри Зорге, я человек очень занятой, на мне лежит весомая ответственность. Я работаю день и ночь. Уверяю вас, что вы можете встречаться с кем
