героев, в слухах, долетающих до Хоббитании; во второй главе об угрозе, нависшей над счастливым миром, говорится уже впрямую, а потом все больше и больше читатель узнает о Завесе Тьмы, которая наползает на Средиземье из страшного государства Мордор. И это ощущение мировой катастрофы, края пропасти настолько пережито самим автором, что читатель не просто с увлечением следит за интригой, за приключениями, ожидающими героев почти на каждом шагу, он и сам приобщается к их чувству смертельной опасности, когда за ними по пятам гонятся Черные Всадники, самые могущественные слуги Саурона, Черного Властелина, потому что и впрямь кажется, что от того, сумеют или нет скрыться хоббиты и сохранить Кольцо Всевластья, или у них его отберут слуги Зла, зависит судьба мира не только сказочного, но и того, что за окнами твоей квартиры. Если учесть, что роман писался в те годы, когда мир и вправду был охвачен эпидемией фашизма в разных его национальных обличьях, и вопрос о том, выживет ли свобода в этом мире или и впрямь наступает Закат Европы, стал вопросом личного существования каждого достойного человека, когда Завеса Тьмы, так убедительно-символично изображенная в романе, и в самом деле расползалась над миром, и германские фашисты по приказу своего Черного Властелина бомбили города разных стран, в том числе и английскую столицу, то можно понять причину, почему сказочная история оказалась для писателя вполне жизненной, живой, а вечные проблемы наполнились злободневным содержанием, разогрев и одухотворив больными проблемами современности канонические сказочные схемы и сюжеты.
Сам классический сюжет Волшебного, или Магического Кольца, известный в мифологии, осмысляется в эпопее достаточно полемично. Герои не пытаются найти или завоевать Кольцо Всевластья, они борются не за обладанием им, а за то, чтобы его уничтожить, хотя им и владеют. Им не нужна власть над миром, как она нужна Черным Силам Зла, они хотят свободы для себя и для других. Они хранят кольцо, охраняют его от злых сил, но не пользуются им ради достижения своих целей, потому что всевластье губительно для души. И даже из «хранителей» не всякий может держать его при себе. Об опасности Кольца – мудрые и предостерегающие слова Гэндальфа: «Будь у меня такое страшное могущество, я стал бы всевластным рабом Кольца. – Глаза его сверкнули, лицо озарилось изнутри темным огнем. – Нет, не мне! Ужасен Черный Властелин – а ведь я могу стать еще ужаснее. Кольцо знает путь к моему сердцу, знает, что меня мучает жалость ко всем слабым и беззащитным, а с его помощью – о, как бы я надежно их защитил: чтобы превратить потом в своих рабов». Кольцо оказывается своего рода дьявольским искусом – им, вернее, страстью к его обладанию, в какой-то мере проверяются герои. Тянется к кольцу Черный Властелин; не может жить без кольца отвратительный Горлум, мелкий злодей, которого иссушило Кольцо, даже стойкий Бильбо вдруг испугался потерять Кольцо, отдать его Фродо; даже могучий витязь Боромир, один из хранителей, на какой-то момент поддается провокации всевластья: хочет победить с помощью кольца Саурона; стремление к Кольцу окончательно перерождает могущественного мага Сарумана Белого, который ради обладания кольцом идет на обман и предательство и связывает себя с силами Зла. Но отказываются от Кольца Гэндальф и витязь Арагорн, благородные и могучие эльфы и трудолюбивые гномы, ну и, конечно, хоббиты. У кольца девять хранителей: четыре хоббита, маг Гэндальф, два человека – Арагорн и Боромир, гном Гимли и эльф Леголас. Это сказочно-интернациональное содружество пробивается в центр Мордора, чтобы предать Кольцо огню Роковой Горы, на которой оно было выковано.
Благородные герои Толкиена не хотят использовать Кольцо, «обратить его против хозяина». Они хотят не могущества, а свободы – для себя и для других. Вот почему «кольцо необходимо уничтожить, – ибо покуда оно существует, опасность проникнуться жаждой всевластья угрожает даже Мудрейшим из Мудрых». Решение, принятое на Совете Светлых Сил, и благородно, и дерзко. Но именно в силу своей дерзости и благородства оно неожиданно для Врага. «Признать неизбежность опасного пути, когда все другие пути отрезаны – это и есть высшая мудрость. Поход в Мордор кажется безрассудным? Так пусть безрассудство послужит нам маскировкой, пеленой, застилающей глаза Врагу. Ему не откажешь в лиходейской мудрости, он умеет предугадывать поступки противника, но его сжигает жажда всевластья, и лишь по себе он судит о других. Ему наверняка не придет в голову, что можно пренебречь властью над миром…»
Но как, спросим все же еще раз, могло прийти в голову писателю, что маленький хоббит окажется на поверку самым крепким и стойким (ибо именно он несет Кольцо), – добродушный толстяк, казалось бы, в чем и понимавший толк, так только в еде и в питье, этакое новое воплощение мистера Пиквика? Вспомним, однако, что, говоря о невероятной трудности создания образа «положительно прекрасного человека», Достоевский называл две удачи в мировой литературе: Дон Кихота и, как ни странно, быть может, это звучит, мистера Пиквика, считая, что оба они явили собой огромную художественную мысль. А ведь если вдуматься, то сравнение это удивительно точное: вспомним, как путешествует по дорогам Англии смешной и нелепый мистер Пиквик, вмешиваясь в дела других людей, пытаясь им всячески помочь, абсолютно бескорыстный и сердечно отзывчивый на всякую боль человек, которого его слуга Сэм Уэллер называет «ангелом в коротких штанишках и гетрах». Действительно, мистер Пиквик не меньше странствующий рыцарь добра, чем Дон Кихот или, если говорить об Англии, Айвенго (кстати, в романе Толкиена сошлись эти два характерных типа английской литературы: рыцарь Арагорн, напоминающий не то Айвенго, не то Ричарда Львиное Сердце, и Пиквик-Фродо, и оказалось, что они удивительно дополняют друг друга). Вот и возродился на свой лад этот вполне архетипический образ прекрасного доброго чудака в романе Толкиена. Да и Сэм Уэллер, слуга и друг (именно друг, что очень важно в нравственно-поэтической системе Диккенса и, добавим, Толкиена), который напоминал Честертону «мифического героя древних сказаний», получил свое иновоплощение в образе Сэма Скромби, слуги и друга Фродо, чья помощь ему ох как пригодится. Это мифологические герои, и не случайно они укоренены всем своим духовным бытием в художественном самосознании английской культуры [790].
Это сказка, но очень ясна та общекультурная и не только фольклорная традиция, которой она принадлежит, ее исток – классическая английская литература, в которой понятия свободы, чести, личного достоинства являлись мерой человеческих отношений. Но именно эта мера есть у Толкиена. Ведь говоря о непрестанной и непримиримой борьбе Добра и Зла, Толкиен Добро понимает прежде всего как Свободу, а Зло как Рабство. Это основной принцип, по
