Вместе с тем эти подходы существенно расходятся в том, как они достигают цели - освобождения от эмоциональной обусловленности. Психоанализ не поощряет спонтанное стремление пациента к самоанализу во время лечения и апеллирует к авторитету специалиста. При этом предполагается, что способность пациента к самообману сильнее его способности к самопознанию. Процесс же использует в своих целях стремление к самопознанию, уделяя большое внимание письменному изложению биографических сведений и результатов самоанализа. При этом не только используется помощь пациента, но и поощряется внимание к психологической работе в промежутках между занятиями; благодаря ежедневной работе с письменным изложением пациент поддерживает связь с рассматриваемыми психологическими ситуациями. Более важное различие состоит в том, что психоаналитическая методика опирается на терапевтическую возможность деструктурирования (в основном, вербальных) типов поведения и стремится разрушить повторяющиеся и компульсивные структуры с помощью свободных ассоциаций, причем происходит разрушение коммуникативных ограничений, характерных для обычных терапевтических ситуаций. С другой стороны, терапевтический метод Хофмана - это арсенал структурированных психотерапевтических упражнений, который не включает в себя свободных ассоциаций. Важную роль в структуре, играет направленность. Метод Хофмана - это направленный процесс, во время которого человек выполняет конкретные предписания по проведению самоанализа, устных и письменных (внутренних) диалогов, визуализации и т.д. Возможно, самое примечательное различие между двумя методами - разные критерии оценки простоты и сложности. «Я обнаружил моменты, характерные для упрощенного психоанализа», - отмечает психоаналитик Кнобль, который прекрасно понимал, что упрощенное воплощение психоаналитических идей вовсе не вытекает из намерения упростить психоанализ. Мое признание, что в «Процессе» аналитические идеи выражены проще, чем в психоанализе, не является оценочным суждением, ибо я критикую его за чрезмерную простоту не больше, чем психоанализ за чрезмерную сложность. (Есть анекдот на эту тему: на улице встречаются два психоаналитика и, поздоровавшись, расходятся. Сделав несколько шагов, каждый из них останавливается и задумывается: «Что же он имел в виду?»)
Психоанализ развивает понимание множественной детерминированности любого психического и поведенческого события. В «Процессе квадринити» несколько простых принципов применяются так, чтобы уже через несколько недель появились «психотерапевтические девственники» с ясным, преобразующим жизнь пониманием своей эмоциональной обусловленности, ее детских истоков и необходимости держаться подальше от ее компульсивности. («Одно дело обладать особенностью, и другое - быть обладаемым ею», - гласит надпись на стене института Хофмана). Один из таких простых принципов, применяемых в «Процессе», - то что Фрейд называл компульсивностью повторения, а Хофман, используя кибернетическую аналогию с терминологией Перлса и Джона Лилли, - «старыми программами». Главная особенность этих программ (как для Хофмана, так и для Фрейда) - дисфункциональное принятие ребенком дисфункциональных видов родительского поведения посредством отождествления.
«В деятельности Фрейда, - пишут в своей книге «Язык психоанализа» [50] Лапланш и Понта- лис, - принцип отождествления постепенно приобретает важнейшее значение, благодаря которому он становится не просто одним из психических механизмов, а операцией, посредством которой конституируется субъект» (разрядка автора).
Если в психоанализе проводится различие между собственно отождествлением и интроекцией (в которой оральная основа для отождествления признается индивидуумом), то, с точки зрения Хофмана, все виды невротического отождествления носят «оральный» характер и являются интроективными. Для обозначения оральности в словаре Хофмана имеется термин «негативная любовь», который подразумевает не только деструктивную любовь, но и инверсивную, а также ложную любовь. При этом упоминается стремление к любви, которое препятствует любви, носит маску любви и, в сущности, противоположно мотивам любви.
Любовь стремится отдавать, она рождается из избытка (термин Маслоу). В отличие от нее «негативная любовь» стремится получать, она коренится в дефиците, хотя обычно переживается и предъявляется миру (при скрытых изначальных мотивах) как избыток и щедрость.
Превратив «негативную любовь» в основную для понимания эмоциональной болезни, Хофман ненамеренно повторяет точку зрения буддизма, согласно которой причиной страдания является страстное желание или стремление (танха). Однако термин Маслоу «мотивация недостаточности» и буддийский термин «желание» или «привязанность» не указывают на связь между недостаточностью и фрустрацией предыдущей любви. И хотя психоанализ с его концепцией оральности являет собой еще один шаг в направлении признания такой связи, все же мы можем подвергнуть сомнению правомерность его избыточного биологизма (современные психоаналитики в основном согласны с этим утверждением).
Теперь мы переходим к самому важному теоретическому разногласию между Хофманом и психоанализом; испытываемая ребенком фрустрация рассматривается Хофманом как фрустрация любви, а не фрустрация либидо (оральная или генитальная). Несмотря на широкую распространенную сексуализацию любви, Хофман считает это вторичным явлением. (Даже ссылка Когута на «здоровую нарцисстическую потребность» ребенка в том, чтобы мать услышала его и увидела («отразила, как в зеркале»), по-видимому, чересчур усложняет данную проблему, отказывая признать главенство потребности в любви, которая проявляется через указанную потребность во внимании к себе).
Идея Хофмана о том, что ребенок принимает особенности характера своих родителей, чтобы быть любимым, отчасти отражает гипотезу Фрейда, изложенную в работе «Печаль и меланхолия», о том, что мы уподобляемся потерянному человеку, которого мы любим, для поддержания с ним связи. В интерпретации Хофмана потребность в любви не только признается главным источником идентификации, но и предполагается наличие в уме ребенка допущения о том, что, уподобляясь родителям, он добьется любви, которой он будет лишен, оставаясь самим собой. Этот психологический механизм, опирающийся на «негативную любовь», можно назвать «седуктивной идентификацией». Хофман утверждает, что его действие обнаруживается во многих особенностях характера.
И тем не менее «субъект конституируется» не только посредством идентификации, но и наложением идентификации и контридентификации. Мы не только седуктивно перенимаем особенности характера наших родителей, но и зачастую одновременно с этим бунтарски отвергаем их, что приводит к возникновению конфликтов.
В «Процессе» не применяется ни анализ сновидений, ни рассмотрение промежутка жизни между периодом полового созревания и настоящим временем. Вместе с тем, развитию личности в детстве уделяется в «Процессе» больше внимания, чем в других видах терапии. Хофман полагает, что если дефицитно мотивированные отношения к другим опираются на устойчивость негативной любви к родителям, значит, необходимо заняться исцелением этой любви. Только благодаря любви к себе человек способен любить других, и, только восстановив изначальную любовь к родителям, он сумеет любить себя; чувство обиды на родителей неизбежно скажется на родительских интроекциях в его психике.
Исцеление родственных отношений между человеком и его родителями происходит не только в результате аналитической деятельности. Для этого (как в любой удачной теории инсайта) необходимо вывести в сознание страдание и гнев, связанные с начальными этапами жизни. С точки зрения исцеления самая действенная разновидность инсайта на пути самопознания находится за пределами чисто интеллектуального постижения, Она неотделима от процесса переживания, предполагающего существование более высокого уровня сознания. И подобно тому, как страдание порождает бессознательное, так бессознательное обретает устойчивый характер благодаря стремлению избежать страдания, отвергнуть и подавить его.
С появлением гуманистического движения произошло перемещение интереса с аналитического на экспрессивный аспект терапии. При этом главная роль отводилась выражению страдания как средства выявления в сознании неопознанного страдания и в прошлом, и в настоящем. В частности, гештальт-терапии от «разговоров о переживании» перешли к его экспрессивной реализации. Наконец, терапевтические возможности такого рода катарсиса были систематизированы и составили основу метода Янова (метод первого крика). Кроме того, Хофманом был предложен направленный, систематический метод повторного переживания страдания, испытанного в детстве. Более того, он осуществил систематизацию, объединив аналитические и катарсические элементы. Изменение страдания во времени на основе родительских суррогатов прослеживается в «Процессе» с помощью автобиографических записей, а также интраперсональных дуэлей между «отцовским», «материнским» и «детским» элементами психики. Использование персонификации духовной самости, а также интеллектуальных, эмоциональных и связанных с телом субперсоналий позволяет назвать одну из особенностей «Процесса» «трансперсональной психодрамой».
