Следует отметить, что вышеупомянутая особенность шаманского процесса (умирания и возрождения) нашла новое проявление в наше дионисийское время. В этой связи я хотел бы обратить внимание на недавно возникший интерес к опыту предсмертных переживаний.
Многие шаманы начинали свой путь (отнюдь не стремясь найти его) благодаря опыту переживания близости смерти (например, при тяжелом заболевании или при встрече с хищным животным). Многие люди сообщают об опыте трансформативных переживаний, причиной которых послужили автомобильная авария, состояние клинической смерти и другие события. Несколько десятилетий назад Маслоу обнаружил, что пиковые переживания не столь уж редки, как принято было считать, и многие сообщили о случаях
пиковых переживаний, имевших место в их жизни. В настоящее время установлено, что опыт предсмертных переживаний не является редкостью, и многие из тех, кто имел такой опыт, включились в процесс внутренней трансформации.
Для нашего времени характерно проявление интереса к смерти, которое можно назвать «новой танатологией». Здесь имеется в виду стремление оказать помощь тем, кто приближается к своему смертному часу. При этом помощь принимает форму признания прав смерти и духовного руководства. Упомянуть деятельность таких первооткрывателей, как Элизабет Кюблер-Росс. Рам Дасс и его коллеги. Знаменательно, что «Тибетская книга мертвых» стала в Соединенных Штатах карманной книгой. Это явление свидетельствует не только об актуализации представлений о том, что живые способны оказать помощь мертвым, но и том, что «Тибетская книга мертвых» помогает в осмыслении процесса внутреннего умирания и возрождения при жизни. В этой связи следует упомянуть и «Американскую книгу мертвых», которая принадлежит перу И.Дж. Голд. В книге приводится описание различных «бардо» с прямым указанием на применимость приводимых высказываний к данной жизни. Особое внимание в книге уделяется обоснованности традиционных наставлений о необходимости придерживаться своего центра, не поддаваясь страху и привязанности в ситуациях, где царят боль и смятение.
Несколько сходных замечаний можно сделать и о проблеме возрождения. Идея второго рождения имеет первостепенное значение для христианского учения. Тем не менее, в настоящее время гораздо больше людей (верующих и атеистов), чем во времена наших отцов и дедов, почувствовавших наступление нового этапа в их жизни. Интенсификация изменения приводит к интенсификации внутреннего умирания, неотъемлемого от обычной жизни, поскольку мы отказываемся от многих прежних понятий и вещей. Такая интенсификация влечет за собой и усиление интенсивности внутреннего рождения, которое всегда присутствует в нашем восприятии настоящего момента. В целом, мы стали лучше понимать природу процесса психологической смерти и рождения духовного ведения. Психоделические эксперименты и систематические попытки прервать деятельность эго посредством медитативной практики помогли многим ознакомиться с указанным процессом. Кроме того, применение методов повторного рождения и холотропической терапии способствовало признанию правомерности аналогии между биологической и психодуховной сферой («что вверху, то и внизу»).
Проводившиеся на основе галлюциногенов психологические эксперименты со смертью и рождением способствовали возобновлению интереса к этой древней теме. Особое значение имеют исследования д-ра Грофа, который пришел к выводу о параллели между биологическими стадиями рождения и психологической сферой, используя при этом понятие «перинатальных матриц». Уже Фрейд высказал предположение, что так называемые «океанические» переживания (известные мистикам), в какой-то мере являются отзвуком внутриутробной жизни. Однако для Грофа это еще не все: мучительные переживания взрослого, связанные с ощущением вечного проклятия и отчаянием - отзвук той боли, которую, как полагают, испытывает эмбрион, когда начались сокращения в матке, но родовой канал еще не открыт. По мнению Грофа, в это время мы переживаем ощущения ущемлённости, замкнутости, подавленности и удушья. С другой стороны, напоминающие о смерти переживания взрослого человека в какой-то мере отражают переживания младенца в момент появления его из утробы, когда казалось бы, что приближается конец его существования.
Около десяти лет назад (под эгидой Института имени Гете в Чили) мне довелось выступить с докладом об «интегративной психологии и новом шаманизме». Я предпочел говорить тогда об «интегративной психологии», так как выступал перед аудиторией, плохо знакомой с «трансперсональной психологией». Теперь в Соединенных Штатах считается нормой говорить о «трансперсональной психологии и новом шаманизме», поскольку трансперсональная психология уже определилась в качестве холистической и получила благодаря усилиям ее представителей признание со стороны академических кругов в качестве воплощения духа нового шаманизма.
Указывая на такую связь между неошаманским Zeitgeist (духом нашего времени) и электрическим, синтезириующим, недогматическим духом современной психологии, я намеревался подробнее остановиться на мысли, что новые формы «физических упражнений», которые д-р Томас Ханна назвал «новой соматологией», также являются воплощением нового шаманизма. Это объясняется тем, что специалисты (которые в последние десятилетия прошли подготовку в школах физических упражнений, возникших после появления школы Эльзы Гиндлер и дыхательной терапии в Германии в начале века, или использовали методы, разработанные Матиасом Александром в Австралии, Рольферсом, биоэнергетиками и другими специалистами) достигли невербальной сферы, которая требует редкого сочетания интуиции и понимания тела. Кроме того, специалисты, использующие разные подходы к осмыслению работы сознания на основе тела, признают ценность чисто шаманского опыта работы с энергиями тела, что свидетельствует в пользу вышеприведенных рассуждений о кундалини. Особенно поразителен здесь случай Вильгельма Рейха, которого можно считать первооткрывателем феномена кундалини в наше время.
Говоря о своем докладе о шаманском духе «Движения за развитие человеческого потенциала, я открыл для себя, что, подобно тому, как последняя революция в области сознания вызвала новый расцвет фрейдизма (от которого она отпочковалась и благодаря которому получила поддержку), так и новый шаманизм представляет собой ни что иное, как расцвет древнего шаманизма, который неотделим от истоков современной психотерапии. Величайшие новаторы к области психотерапии обладали самыми характерными чертами шамана. Именно такой личностью был Зигмунд Фрейд, которому мы более других обязаны современной психологической ориентацией.
Я нередко говорил, что Фрейд был скорее писателем, чем ученым, и поэтому вполне заслуженно получил Нобелевскую премию по литературе. Его можно назвать и пророком, хотя он не верил в существование высшего мира, а лишь указывал на наши недуги. Уверен, что придет время, когда многие наши мысли о Фрейде (как и о Марксе) устареют, и тогда станет очевидным, что главное в нем - не научность, а профетическая личность, воплотившая в себе тот импульс, что он передал нашей культуре благодаря его стремлению к самопознанию.
Фрейда можно считать культурным героем, который обладал огромным мужеством, чтобы признать существование своего невроза и истолковать его, оставаясь при этом невротиком в той же мере, в какой были невротиками его «обычные», нормальные соотечественники (пожалуй, он был здоровее большинства из них). Его мужество заглянуть (подобно шаманам) в бездну послужило зародышем широкого признания существования указанного недуга и психического заболевания, возникшего в постфрейдовский период.
Известно, что в день похорон своего отца Фрейд потерял сознание. Тогда он признался, что, подобно своим пациентам, ненавидел отца, которого, как ему казалось всю жизнь, очень любил. Когда в порыве откровенности Фрейд открыл свою «эдипову ненависть», возник этот феномен, благодаря которому со временем оформилась идея универсального невроза человечества. Ибо если ум Фрейда существенно не отличается от ума его родителей, не означает ли это, что мы, в большинстве своем, разделяем одни и те же превратности судьбы? Через некоторое время идея универсального невроза приобрела доверие во всем мире.
Важным этапом на пути к всеобщему пониманию и признанию послужил, как мне кажется, проведенный Эрихом Фроммом анализ психологии капиталистического общества. Следует напомнить, что после анализа нацизма в «Бегстве от свободы» [63] Фромм утверждал в «Здоровом обществе» [64], что современный американский капитализм ничуть не более здоров, просто его патология имеет менее очевидный характер. Он полагал, что иррациональность, выявляемая при панорамном рассмотрении нашей коллективной жизни, вызывает расширение патологии, которая настолько распространилась (обретя социально структурированный характер), что перестала восприниматься нами на индивидуальном уровне.
