Негидальцы считали, что подя, дух-хозяин огня, знает, будет ли охота удачной, а потому, собираясь на охоту, примечали, как трещит огонь: треск, похожий на выстрел, предвещает удачу; если же треск похож на крик, то лучше и не ходить, все равно вернешься с пустыми руками. Люди верили, что подя не просто сообщает об удачной охоте — он ее и обеспечивает. Если хозяина огня хорошо угостили вечером, то ночью, пока люди спят, он отправляется на охоту. И наутро человек добывает именно тех зверей, чью тень-душу поймал подя.
Вместе с тем дух огня у народов Севера — это источник не только благожелательной помощи, но и сурового возмездия за нарушения связанных с ним табу. В селькупской сказке женщина рассердилась на огонь за то, что отлетевшая искра обожгла ее ребенка, — грубо бранясь, она изрубила очаг ножом и залила его водой. После этого ей не удается развести огонь в своем очаге, а во всех домах, куда бы она ни зашла, огонь гаснет. Старая бабушка, догадавшись, в чем причина, умоляет духа-хозяйку огня смилостивиться и не дать умереть всему селению. Божество огня долго молчит и наконец соглашается, если взамен ей отдадут ребенка нарушительницы табу. Виновница горько плачет, но все же ей приходится заплатить такую цену за свой проступок. Похожий сюжет разворачивается и в хантыйской быличке.
Обиженный огонь
Рассказывают, что ехали двое — муж и жена. Захотели развести костер, а огонь никак не загорается. Тогда муж рассердился и начал топором рубить огонь. Говорит:
— Я все равно в другом месте разведу огонь.
Поехали в другое место, и там никак не могут развести огонь, нигде не могут развести. Потом ехали, ехали и приехали снова на это же место, где он костер рубил. А там сидит женщина в красном платке и плачет. У нее по лицу кровь течет.
— Зачем ты меня так изрубил? Больше ты нигде не разведешь огонь, пока не отдашь мне дочь свою.
У них была дочь, в дневной люльке сидела. Мать заплакала и не хочет отдавать, а муж, раз он изрубил огонь, должен был рассчитаться. Поставил люльку с ребенком на костер, костер сразу и разгорелся. Она взяла ребенка [36, с. 180].
Также у охотников, рыболовов, скотоводов Севера были личные амулеты, которые люди всегда носили с собой и считали своими помощниками. Такими амулетами могли быть части тела животных (носы, лапки), приводившие зверей этого же вида под ружье охотника. Это мог быть коготь медведя, отпугивающий злых духов, которые мешают промыслу; либо лапка крота, отгоняющая медведя, если нет нужды с ним встречаться. Амулетом могла стать шкурка пушного зверя редкой расцветки или размера. Часто амулетами становились предметы необычного вида, найденные в необычном месте или при особых обстоятельствах: камешки диковинной формы, похожие на животных, птиц или рыб; «громовые стрелы» — белемниты или ископаемые каменные орудия; предметы, обнаруженные внутри добычи. Люди считали, что эти предметы посылают им божества и духи-покровители животных в знак своего благоволения; такие амулеты люди воспринимали как материальное воплощение удачи. Если же человеку в тайге или тундре попадалось что-то необычное, но воспроизводящее по форме предмет человеческой культуры (например, чум или котел), такую находку ни в коем случае не следовало брать. Люди думали, что это насмешка злых духов, такой предмет мог принести неудачи и болезни.
Амулет с когтем бурого медведя.
The National Museum of Finland (по лицензии CC BY4.0)
Нюля из нганасанского pода Линанчеpа получил свой амулет — фала-койка (камень-койка) в день первой удачной охоты на дикого оленя. Первый самостоятельно добытый олень — важное событие в жизни любого нганасанского юноши, оно знаменует его вступление в совершеннолетие. «Сам он рассказывал, что первого оленя добыл весной, когда животные мигpиpовали на севеp; Нюля с отцом и младшим бpатом матеpи пошел по Аваму ввеpх, чтобы встpетить оленей близ Тагенаpских озеp. Весна в тот год была затяжная, и дикий [олень] несколько задеpживался. Нюля рассказывал, как его отец и младший брат матери напрасно высматpивали оленя и даже не увидели, как пороз [самец оленя] сам выбежал на паpня. “Будто наpочно искал”, — пояснял рассказчик. У него с собой даже не было pужья. Стаpшие забрали ружья себе. У Нюли был только маут [ремень] и фонка — копье для поколки. Нюля подпустил оленя совсем близко (он бежал, не обращая внимания на парня) и удаpил его фонка в бок, туда, куда били взpослые во время поколки. Олень был убит, и младший брат матери его освежевал и съел кусок мяса (так положено по обычаю — первый кусок достается родственнику матери). Когда он стал вываливать внутренности и разрезал желудок, то там оказался камень. “Это тебе Моу-нямы [Земля-мать] дала”, — сказал Нюле его отец и велел взять камень, хpанить его и pегуляpно “коpмить”. Нюля так и сделал. Он утвеpждал, что если попpосить этот камень об удаче на пpомысле, то во сне услышишь, как тебе койка говоpит: “Эй, Нюля-нюо, иди тихонько за Комогу-моу, там я к тебе оленей позову” — или дает еще какой-нибудь полезный совет. Веpа в сверхъестественную силу у стаpого охотника была столь сильна, что он не предпринимал никаких действий, не испросивши на то помощи у фала-койка» [60, с. 260].
Нанайские охотники носили на поясе амулет эдехэ — связки антропоморфных фигурок. Считалось, что, когда их угощаешь, они передают дары другим духам и божествам, которые в ответ посылают добычу.
Северный олень.
Shutterstock
Духи-хранители передавались по наследству: по женской линии, как эмегендер или мяд пухуця, либо по мужской, как койка или алэлы (обычно младшему сыну). Если не было сыновей, кеты передавали свои алэлы другим кровным родственникам-мужчинам, а если род пресекся — считалось, что дух покинул фигурку, и ее относили в лес. У нганасан при отсутствии наследников оберег койка могли взять посторонние, чтобы духи не остались неприкаянными и не наслали болезни. Если владельцы не могли соответствующим образом ухаживать за койка, они во избежание наказаний со стороны духа отвозили его в тундру, при этом вынимали у фигурки глаза-бусины, тем самым умертвляя койка, чтобы он не отомстил.
У телеутов и других народов Алтая девушка, выходя замуж, забирала эмегендер матери с собой. Со временем в семьях накапливалось много старых куколок. Иногда их заменяли одной или несколькими новыми фигурками, вкладывая внутрь каждой немного набивки из старых кукол. Считалось, что в кудели, которой были набиты куклы, заключена частица души предков. Старые эмегендеры складывали в мешок, относили в лес и подвешивали на дерево. В последние десятилетия многие коренные северяне стали отдавать свои семейные святыни в музеи, полагая, что духам это, скорее, понравится. Нередко хозяева, передавая изображения духов в музей, просят заботиться о них и иногда кормить. Сотрудники музеев исполняют эти просьбы.
Дух-хранитель домашнего очага у хантов. XX в.
The National Museum of Finland (по лицензии CC BY4.0)
В научной литературе XIX–XX веков домашние и личные святыни народов Севера называли чужими для них словами: «идолы», «фетиши» (как позитивное исключение отметим использование бурятского термина «онгоны» [23]). Почитание этих предметов считали фетишизмом, то есть поклонением бездушным материальным объектам. Однако важно иметь в виду, что для носителей традиции объект почитания из дерева, камня, кости или ткани был не бездушным предметом, а зримой оболочкой невидимого существа, обладающего сознанием, волей и чувствами. Обмазывая рот деревянной фигурки жиром жертвенного оленя, надевая на нее новую миниатюрную шубку, люди совершали вполне рациональные с точки зрения их культуры действия — дух оказал им помощь, как еще могли бы они отблагодарить его в этом физическом мире? А если дух-хранитель «провинился», как человек мог наказать его? Только лишив пищи, побив или выбросив его материальное воплощение.
