или гудка, которые призывали духов усопших к грозному танцу в звериных масках. [326]
Расписанный череп дайака (иллюстрация из книги Г. Шурца, История первобытной культуры. – СПб., 1907 год)
Маска для танцев, Восточная Африка (иллюстрация из книги Г. Шурца, История первобытной культуры. – СПб., 1907 год)
Танец племени бильхула в ритуальных масках, Северо-Западная Америка (иллюстрация из книги Г. Шурца, История первобытной культуры. – СПб., 1907 год)
Отсюда идут корни историй о разбойниках-людоедах из леса, которые выносят на ограду хижины черепа своих жертв. Отсюда и россказни о ночных духах, приходящих в страшном облачении в людские поселения и устраивающих там грабежи и побои.
Записки этнографов хранят немало любопытных описаний таких набегов нечистой силы на деревенские жилища. Вот, например, что рассказывает Генрих Шурц: «Самым блестящим образом развёртывается мир привидений на западном берегу Африки, где живут своей мрачной жизнью тайные общества…» Мужчины тех краёв с наступлением сумерек непременно наряжаются духами, выбегают из леса в деревню и всячески устрашают жителей. Загоняют их в хижины, вымогают угощения, похищают овец и коз, которых потом с удовольствием съедают членами союза сообща. [327] И не дай бог, кто из людей не проявит должного уважения к духам, того они могут изрядно поколотить!
Интересные сведения. Может быть, отсюда идёт славянский обычай щедро угощать колядующих и ряженых на Святки? Ведь они представляли собой души умерших предков, пришедших на землю навестить живых потомков. Тех хозяев, которые не желали благодарить гостей в святочную ночь, обязательно наказывали: либо сами ряженые, устраивая всевозможные пакости, либо (что ещё хуже) кара могла прийти из потустороннего мира от настоящих духов предков, разгневанных таким непочтением к ним.
Всё может быть… Однако вернёмся к разговору о первобытных братствах.
Генрих Шурц – немецкий этнограф и историк (1863–1903 годы)
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице… [328]
Когда красавица входит в тайный дом, там внутри никого не оказывается. Лишь стол, накрытый на несколько персон, стоит посреди горницы. По количеству приборов можно определить, сколько же братьев живёт здесь. Как правило, трапеза сервируется на 2, 3, 7 или 12 персон, реже на 25 или 30. [329] Однако, как говорят исследователи, число постояльцев было гораздо больше. Здесь жили по нескольку лет. Каждый год или в иные сроки прибывали новые братья и уходили те, кто был готов к браку. [330] Скорее всего, сказка отразила не всю жизнь дома, а тесные группы сверстников, которые образовывались внутри общего братства.
Гостья видит на столе особую подачу еды, не ту, к которой она привыкла. Каждый из жильцов здесь имеет свою долю, и эти доли равны. Так как девушка пока не имеет своей доли, она откусывает от каждого блюда по кусочку, а не съедает целое в одиночку, как это делают в семьях в деревне. «Здесь живут дружно, здесь живут братья» и едят коммуной. [331] Исследователи замечают, что «члены этих братств, как правило, никогда не свидетельствуют один против другого, и было бы великим оскорблением каждого из них, если бы кто-нибудь стал принимать пищу один, когда его товарищи близко. Воистину, дружба здесь крепче, чем в Англии между мужчинами, поступающими вместе в университет». [332]
Помимо комнаты для еды, в тайном доме было ещё 4 помещения: для сна, запасов, работы и «странная горница» – то есть комната, которая служила для странников-мужчин временным пристанищем. Любой мужчина, оказавшийся в лесу в позднее время, мог переночевать в тереме братьев. [333] Любопытно также то, что сказка донесла до нас смутные отголоски религиозных языческих предназначений этих домов: «А образов нет никаких, одни шишки елевыя торчат»… [334]
Итак, отведав пищи братьев и обойдя все комнаты, красавица ложится отдыхать в ожидании прихода хозяев…
«Сестрица» в доме богатырей
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица. [335]
Первобытная женщина отделялась от общественных дел. Ведение домашнего хозяйства, рождение и воспитание детей, а также поддержание их жизней были основными её занятиями. В то время как всё, что происходило в мужском доме (культурно-религиозном центре племени), было для неё под запретом, и проникновение внутрь могло стоить ей жизни. Если так случалось, что женщина оказывалась рядом со священным теремом, она должна была проходить мимо нагнувшись или даже ползком. [336] Эта оппозиция мужчин по отношению к противоположному полу звучит и в сказке: «Где мы найдём девушку, там потечёт её алая кровь», [337] – дают друг другу верную клятву двенадцать принцев из сказки братьев Гримм. Откуда же тогда в тереме богатырей появляется «сестрица»?
Мужской дом запрещён женщинам, но это не значит, что женщина запрещена в мужском доме. [338] Это хитрое правило говорит о том, что рядом с братьями всегда жила девушка. [339] И сестрицей она им не являлась, а служила братьям женой, притом в её обязанности входило не только ведение домашнего хозяйства, но и удовлетворение сексуальных потребностей. Это настолько типичная черта архаического общества, что Генрих Шурц, говоря об этом, прямо выделяет две формы брачных отношений того времени. Первая представляла собой вольный групповой брак, который наблюдался именно в мужских домах. А вторая форма являлась уже регламентированным союзом, в который мужчина вступал, выходя из лесного дома и возвращаясь в поселение.
«В этих домах обычно имеется одна или несколько незамужних девушек, которые часто являются временной собственностью молодых людей». [340] Вебстер, «Первобытные Тайные общества» (1908).
«У бороро [341] половые потребности юношей удовлетворяются тем, что отдельных девушек насильно уводят в мужской дом, где они одновременно нескольким служат возлюбленными и получают от них подарки». [342] Шурц, «Возрастные группы и мужские союзы» (1902).
Сказка переосмыслила групповой брак первобытных племён, когда он стал неприемлемым для более позднего социума. Поэтому общая жена превратилась в «сестрицу».
Мотив именно супружеских отношений, а не сестринско-братских, прослеживается в ранних сказках. К примеру, в сказке «Волшебное зеркальце» каждый из двенадцати королевичей, завидев «панну» в своём доме, захотел на ней жениться; «да как не могли согласиться, то взяли её себе за сестру и вельми уважали». [343] В другой версии этого сюжета славные братья-богатыри
