Не собираюсь утверждать, будто съемки проходили гладко. Съемочный павильон "Народных кинотеатров" располагался в длинном узком гимнастическом зале в подвальном этаже старого, ветхого дома на Эстермальме. Подсобные помещения крошечные. Вентиляция сомнительная — воздухозаборник находился на уровне тротуара, всасывая с улицы выхлопные газы. Теснота, грязь, ветхость. Свирепствовала эпидемия азиатского гриппа, мы валились один за другим, как костяшки домино, но остановить съемки не могли, потому что у актеров уже были подписаны другие контракты. Проводить съемку при температуре сорок градусов вроде бы невозможно. Выяснилось, что вполне возможно. Все работали с повязками на лице. Время от времени (довольно часто) мы скрывались за декорациями, где хранились баллоны с веселящим газом. Веселящий газ, как и наркотики, вызывает привыкание, только более кратковременное. Макс Вилен, оператор, оказался хорошим ремесленником, нечувствительным и безрадостным. Наше тоскливое сотрудничество проходило при соблюдении кислой вежливости. Лаборатория — тихий ужас (царапины и грязь). Все это, вместе взятое, не так уж важно. Главное все-таки — актрисы. Как и в других гнетущих ситуациях, актрисы демонстрировали присутствие духа, изобретательность и непоколебимую лояльность. Способность смеяться в беде. Братство. Заботу.
Вообще, актеры — это отдельная глава, и я не знаю, достаточно ли компетентен, чтобы определить их влияние на рождение и качество моих фильмов. Но что была бы "Персона" без Биби Андерссон в роли Альмы, и как бы сложилась моя жизнь, если бы Лив Ульман не взяла на себя заботу обо мне и об Элисабет Фоглер? "Лето с Моникой" без Харриет? "Седьмая печать" без Макса фон Сюдова? Виктор Шестрем и "Земляничная поляна"? Ингрид Тулин и "Причастие"? Я бы ни за что не рискнул поставить "Улыбку летней ночи" без Эвы Дальбек у Гуннара Бьернстранда. Я наблюдал актеров и в другой связи, и моя мотивация крепла. Гунн Волльгрен (1913–1983), ну, разумеется, она сыграет бабушку в "Фанни и Александре". Я бы никогда не написал "После репетиции", не будь Лены Улин и Эрланда Юсефсона — эти двое прямо-таки излучают желание и соблазн. Ингрид Бергман и Лив Ульман стали условием создания "Осенней сонаты". Сколько радости, сложностей и нежности. И преданности — по окончании съемок чувства меняли тональность и окраску, стабилизировались или бледнели и улетучивались. Любовь, объятия, поцелуи, растерянность и слезы. Четыре девушки из "Шепотов и криков". У меня есть ролик, сделанный во время съемок с заднего плана: они сидят рядком на низком диване, все в черном, вид торжественный; Харриет загримирована, на ней погребальное одеяние. Внезапно они начинают подпрыгивать на диване, у которого хорошие, прочные пружины, они подпрыгивают и подскакивают, безудержно хохоча: Кари Сюльван, Харриет Андерссон, Лив Ульман, Ингрид Тулин. Какая концентрация женского опыта, какая актерская компетентность.
Гуннар Бьернстранд смотрит на меня своими темными прищуренными глазами, губы растянуты в саркастической усмешке, мы — два самурая среди буйно дерущейся, обреченной на гибель солдатни. Потом он заболел, у него возникли проблемы с запоминанием текста, премьера в одном частном театре закончилась катастрофой, и в довершение парочка пронырливых стокгольмских критиков смешала его с грязью. Мне хотелось, чтобы он принял участие в моем последнем фильме, поскольку мы проработали вместе всю мою кинематографическую жизнь (начало было положено господином Пюрманом в фильме "Дождь над нашей любовью"). Я написал для Гуннара роль. Более или менее с учетом его недуга: директор Театра в "Фанни и Александре". Директор, режиссер и pere noble[66] в одном лице. Труппа дает "Двенадцатую ночь". Гуннар играет Шута. В конце он сидит на лесенке с зажженной свечой на лысой макушке и красным зонтиком в кулаке. И поет песню Шута: "А дождь лил каждый вечер". Дождь льет прилично, все выглядит стильно и трогательно, точно во вкусе Бьернстранда. Наш оператор-документалист ни на секунду не выпускает из виду Гуннара. Никто, включая меня, не знает, что он увековечивает этот примечательный день в Седра Театерн. Гуннару тяжело. Тяжело с памятью, тяжело с координацией движений. Мы делали бесчисленные дубли, но ни у него, и ни у меня не возникло даже отдаленной мысли сдаться. Он героически боролся со своим недугом и с ускользающей памятью. В конце концов, эпизод с Шутом был полностью записан на кассету. Полный триумф.
В двухчасовом документальном фильме о съемках "Фанни и Александра" борьба и триумф Гуннара Бьернстранда занимали центральное место. Смонтировав весьма внушительный материал — тысячи метров пленки, — я сделал фильм в фильме, приблизительно на двадцать минут. На всякий случай я попросил Гуннара и его жену дать "добро" на этот кусок. Они заявили, что у них возражений нет. Я был доволен, мне казалось, что я воздвиг памятник последней победе великого актера, и не какой-то там обыкновенной победе, а победе на высшем артистическом уровне. Позднее вдову одолели сомнения, и она настояла, чтобы кусок с песней Шута был вырезан. С грустью я счел себя обязанным удовлетворить ее желание. Тем не менее, мы сохранили негатив. Величайший актерский триумф Гуннара Бьернстранда не должен кануть в небытие. Что же касается выбора и осуществления театральных постановок, то здесь влияние актеров еще сильнее: король Лир в исполнении Ярла Кюлле[67] (1984 г). Петер Стормаре в роли Гамлета (1986 г.). Биби Андерссон воплощает Сказку (спектакль 1958 г. по пьесе Яльмара Бергмана "Sagan"). Сижу напротив Гертруд Фрид в зеленом кафетерии театра Мальме. Мы делимся воспоминаниями, столько лет мы работаем бок о бок, сначала в Гетеборге, потом в Стокгольме и вот сейчас в Мальме. Мы сплетничаем, болтаем о пустяках. В большие грязные окна, выходящие в Театральный парк, сочится скупой, синеватый сумрак сконской зимы, стеклянные шары на потолке уже зажжены. На лице Гертруд двойное освещение — холодное извне, теплое сверху, голос усталый, но мурлыкающе напряженный, серо-зеленые глаза мерцают. Внезапно меня пронзает мысль: ведь это сидит Селимена, вот именно, Селимена из "Мизантропа" Мольера! "В следующем году я собираюсь поставить "Мизантропа" (декабрь 1957 г.), и ты должна сыграть Селимену, хочешь, Гертруд?" Да, пожалуй, она не против, хотя в данный момент не совсем уверена, кто такая, собственно говоря, эта Селимена и что за тип этот Мизантроп. Правда, Ингмар весь преисполнен счастья и энтузиазма, так что у меня не хватает духу высказывать сомнения. Да, Гертруд Фрид, огонь, пламень горелки, обжегший ее столь тяжко и пугающе. Гедда Габлер, великая трагическая интонация, юмор, жестокая игривость. Да! Когда я несколько лет тому назад ставил "Игру снов", маленькую, но важную роль Балерины исполняла молодая актриса Пернилла Эстергрен[68]. Она воплотила мою веселую хромоногую няньку в "Фанни и Александре". А вот теперь мы репетировали "Игру снов" (1986)./ Я видел силу и горение Перниллы, ее уверенную естественность (даже когда она ошибалась, выходило правильно). Внезапно меня осенило: наконец-то Драматический театр дождался своей Норы! После репетиции я нашел девушку и сказал ей, что через три, максимум четыре года она будет играть Нору.
Театр держится на актерах. Режиссеры и сценографы пусть делают все, что им вздумается, пусть подкладывают любые мины под самих себя, артистов и драматургов. Все равно театр держится на сильных актерах. Помню представление "Трех сестер"[69], задрессированное вконец, размолотое в пыль одним старым среднеевропейским угрюмцем. Способные, кроткие актеры бродили по сцене, как скучающие лунатики. Но над серостью возвышалась одетая в черное королева, несгибаемо, бешено живая: Агнета Экманнер[70].
Я знаю, что сказанное выше не связано с моими рассуждениями о фильме "На пороге жизни". Хотя, может быть, в конечном счете, и связано. Как правило, сценарии своих картин я пишу сам. Пишу и переписываю. Рабочие дневники свидетельствуют (зачастую потом к моему собственному удивлению) о длительных процессах. Диалоги подвергаются жесткой проверке, они сокращаются, уплотняются, надстраиваются, отвергаются, слова опробуются и изменяются. На заключительном этапе исчезают большие куски, "kill your darlings". К тому моменту, когда эстафету принимает актер, трансформируя мои слова в собственные выражения, я уже обычно теряю контакт с первоначальным содержанием реплик. Артисты пробуждают к новой жизни вконец заболтанные сцены. Я с опаской радуюсь, испытывая легкое удовлетворение, — значит, вот как это звучит! Ну да, конечно, именно так я и задумывал, пусть и забыл многое в длительном и исключительно одиноком процессе настройки. С лентой "На пороге жизни" дело обстояло иначе. Я нес ответственность за слова Уллы Исакссон. Мне предстояло работать с хорошо знакомой и в то же время далекой от меня действительностью: "женщины и роды". Я в буквальном смысле находился на пороге жизни. Многие побочные эффекты оказались неожиданными: палата с шестью только что разрешившимися от бремени матерями и их новорожденными детьми. Набухшие груди, повсюду лужицы скисшего молока, неназываемые физические подробности, веселая животная суета. Я чувствовал себя прескверно, вынужденный соотносить это с моим собственным опытом вечно беспомощного, вечно ретирующегося папы. Ингрид Тулин играет Сесилию, у которой на третьем месяце беременности происходит выкидыш. Она откидывает одеяло и с ужасом, в холодном поту, видит, что кровать и простыни до самой груди в пятнах крови. Профессионализм, ежедневное присутствие акушерки, кровь (бычья кровь, разбавленная химическим красителем для придания нужного оттенка). Помню внезапно подкатившую дурноту и возникшую перед глазами картину — панически испуганная девушка сидит на корточках на унитазе, из нее хлещет кровь. Тем не менее, я, призвав на помощь все свое профессиональное чутье, управлял словами и ситуациями Уллы Исакссон, думая в минуты отчаяния, что если бы я знал, то уж поистине никогда бы… Я барахтался как утопающий, пытаясь нащупать дно, но дна не было. Черт бы побрал поразивший меня вдобавок азиатский грипп. Черт бы побрал процесс вытеснения! Наши четыре актрисы[71] оставались невозмутимыми и милыми. Они видели, как мне плохо. Несмотря на поставленные перед ними напряженные задачи, они относились ко мне со снисходительным дружелюбием. Я испытывал благодарность, я почти всегда испытываю благодарность к актерам.
