ли чё ли… Перейдешь неправильно ли дорогу…
Соб.: А нельзя перед ним дорогу переходить?
Вот именно что нельзя [209].
Вот тут Саватята, Степанёнки — там колдун на колдуне. Вот девка, говорит, шла, колдуну дорогу перешла и заболела. Как червяк вертится, мать домой приехала — чё сделашь? Желудок болит, живот болит, болит, болит, болит. «Чё-нибудь такое ела?» — «Ничё не ела». — «Куды ходила?» — «Я, мама, — говорит, — никуды не ходила, я только хотела через дорогу перейти, и попал мне старик». — «Что, Ваня, — говорит, — Косой?» — «Попал, — говорит, — мне старик, дорогу перешел мне, и я заболела». А она, видимо, знала этого мужика и сказала: «Поехали к лекарке» [210].
Даже если встречу вот попадет — дак и то боишься [211].
Вот учатся черной-то магии! Научились. И им так не сидится, им надо кому-нибудь да што-нибудь да зло сделать. Черти-то вот толкают человека вот самого, вот штоб он чё-то сделал. Вот он и пускает. Может, на кого злой или чё вот-то… Может, ты взглянешь на него… Здесь вот Жургов — я когда корову гоню, дак я даже взглянуть на него… не, боюсь! Даже вот стараюсь… хоть поздороваюсь, так глазами проведу, и опять, и сама — или корову придержу, останусь, или вперед скорей гоню, чтобы он не это… [212]
Пересечение дороги, как и сказанное поперек слово, расценивается как дерзость, демонстрация собственной силы — человек тем самым как бы вступает в состязание с колдуном. Однако если он сам не знаткой, для него это чревато последующими несчастьями:
Попробуй дорогу пересеки такому человеку. Тут тебе влетит. Пустит он болесть-ту, вот всё. Переходить — надо все знать [213].
У меня дед (муж. — О. X.) ходил на охоту <…> Пошел на охоту, зашел в Лёвино. И там был у этого Харитона <…> гостили. И Миша-то (муж. — О. X.) пьяный напился, и тот-то (колдун. — О. X.) пьяный <…> Ухват взяли и давай ухватом тянуться. Ухват-то взяли, ноги уперли — и тянутся. Этот перетянул того, колдуна-то. И Миша-то и сказал: «Ой, в тебе говна еще мало». Тому-то сказал, колдуну, Митяй его звали. Нету давно его тоже. И вот домой пошел — всё. Кое-как домой приволокся, и у него заболела нога. Нога в суставе посинела. В больницу ходил — ему дали больничный, третий больничный дали уже — нога идет всё выше и выше, всё синеет [214].
Итак, жители Верхокамья считают, что к предполагаемым колдунам надо относиться уважительно, стараться с ними не конфликтовать. Поскольку же никогда нельзя утверждать наверняка, что тот или иной человек ничего не знает сам или не обратится при необходимости к магическому специалисту, ладить нужно со всеми окружающими. Правила традиционной вежливости во многом основаны на страхе магического вреда [215].
Следует подчеркнуть, что такое же назначение — предотвращение порчи — приписывают и противоположному, агрессивному поведению. При этом носители традиции расходятся во мнениях, какая стратегия безопаснее. С одной стороны, на вопрос, как уберечься от колдуна, отвечают:
Не досаждать ему! Не досаждай, ни в чем не спорь [216].
Утверждают, что портят бойких, сердитых, за долгий язык:
У старух, пожалуй, у всех есть пошибки — раньше робить больше надо было, больше спорить [217].
С другой стороны, говорят:
С колдунами надо ругаться, наперекор [218]. Он может испортить, если ты смирённая. А если злая — никогда не испортит. Никогда. Если злится человек, вот злишься за ним — никогда не испортит [219].
Одна женщина, рассказывая, как ей попала пошибка, назвала две противоположные причины: сначала — за зубы (поспорила с колдуном), а потом — из-за того, что была с этим колдуном, ее соседом, в хороших отношениях, никогда не отказывала в просьбе подоить его корову:
Жена-то болела. Сколь болела, сколь прикидывалася <…> Напротив мы жили дак. Молодая была — тяжело, что ли, корову подоить? Не тяжело же ведь. Сосед ведь!
В конце рассказа она сказала:
С имя дружно жить нельзя! Оне, кто дружит, тому пошибки дают. Если когда злишься на них, он тогда пошибку никак не посадит,
но затем добавила:
А ты спорить-то не смей с ним!
Подумав, видимо, что дала мне противоречивый совет, заключила:
Никуда не ходишь — дак не попадет пошибка-то [220].
На мой взгляд, явного противоречия здесь нет. Обе стратегии сходятся в том, что признают опасным любое тесное общение с колдунами, будь то конфликтное или мирное (ср.: С ними общаться не надо [221]), поскольку портят они не только по злобе, но и безо всякой причины:
Они ведь колдуны, им надо обязательно портить человека, они ведь не могут терпеть. У них как закон — надо порчу пускать [222].
Подобные представления создают атмосферу всеобщей подозрительности, хорошо заметной в сфере повседневного поведения и особенно — традиционного этикета.
Порча, как считают в Верхокамье, попадает разными способами — при вербальном, визуальном или тактильном контакте с колдуном, по воздуху, по воде, в особых местах (на перекрестке, пороге [223]), с предметами (например, деньгами), едой и питьем. Например:
Очень много, говорят, у нас таких. Даже страшно на улицу выйти. Один, говорят, может на след сделать. В сырую погоду вот идешь — след остается, может след собрать, сделать на след. Другой, говорят, может по ветру пустить. Могут напоить чем-нибудь. В любую как заходишь, ну, семейство — могут даже напоить [224].
Особенно часто, по местным представлениям, портят с помощью браги или кваса. Брага, которую делают в домашних условиях из пророщенной пшеницы (рощи) и солода, до недавнего времени была основным напитком, а летом в сенокос — и едой кержаков. До сих пор угощение брагой или, в домах победнее, квасом (той же брагой, только пожиже) — обязательный элемент ритуала гостеприимства, распространяющийся на всех без исключения гостей, даже зашедших на минутку.
Говорят, что есть много способов испортить человека с помощью браги — подмешать порошок из сушеной ящерицы или лягушки, чтобы посадить пошибку; капнуть собачьего или свиного молока, чтобы женщина родила двойню. Если макнуть в брагу слепого кутенка и напоить мужчину — его жена будет гулять, а муж, как
